Часть II

Мощью длани своей

 

К главам:

01	02	03	04	05	06	07	08	09	10	11	12	13	14	15	16	17	18	19	20	21	22	23	24	25
26	27	28	29	30	31	32	33	34	35	36	37

 

К оглавлению

 

Глава 1

Франки еще как пригодятся

 

1761 год, переломный в истории Индии.

Начало этого года было ознаменовано разгромом маратхов в битве при Панипате. Была подорвана мощь Маратхской конфедерации. Пешве стало труднее держать в руках сардаров. Некоторые из них превратились в независимых государей, которые не очень-то считались с центральным правительством в Пуне.

Великие Моголы потеряли даже остатки призрачной власти.

Ровно через неделю после Панипата важные события произошли и на юге Индии. Английская Ост-Индская компания, ставшая недавно хозяйкой Бенгалии, захватила Пондишери – последний оплот французов на Коромандельском побережье. Англичане все уверенней подбирались к верховной власти в огромной разобщенной стране.

Полковник Эйр Кут – командующий английскими войсками на Короманделе, имел на руках приказ стереть Пондишери с лица земли. И едва англичане вступили в город, там начали твориться страшные дела. Был взорван дворец французского генерал-губернатора. Двухэтажный, со стройными колоннами, широкими окнами и статуями на фризе он не уступал в красоте и роскоши дворцам могущественных индийских владык. Отряды сипаев рушили форт Сен-Луи. Закатив в подкоп бочки с порохом, саперы бежали в укрытие. Оттуда, стреляя сгустками дыма, мчался яркий огонек, и очередной бастион с грохотом взлетал на воздух. Гибли улицы, целые кварталы.

Чиновники французской Ост-Индской компании и купцы в панике садились на корабли, отплывающие в метрополию, на Цейлон и на Иль-де-Франс[1]. С палуб было видно, как над Белым городом вспухают клубы сизого дыма. Оттуда доносились глухие взрывы. Плакали женщины:

- Увы! Гибнет наш старый добрый Пондишери!

Полковник Кут принимал у себя чрезвычайного уполномоченного мистера Джошию Дюпре, прибывшего из Мадраса. Кут встретил высокого гостя с подобающими почестями. Прокатил по городу в фаэтоне, реквизированном у какого-то француза. И Дюпре, поглядев на то, как в облаках пыли рушатся склады и магазины французских купцов, как комиссары Компании реквизируют захваченное добро, остался весьма доволен. В ставке Кута, за чашечкой кофе, он дал волю чувствам.

- Ну вот! Наконец-то логово католиков в наших руках.

Высокий длиннолицый полковник согласно кивал головой.

- Да, сэр. Британскому оружию сопутствует успех. После Бенгалии окончательно закрепимся и здесь, на Короманделе.

- Дай-то бог! Право, неохота вспоминать, что тут было лет пятнадцать назад. Нашу эскадру разгромил этот хлыщ и фат адмирал Лабурдоннэ. Штурмом взял Мадрас. Мы потеряли товаров на девять миллионов фунтов.

- Случались опасные зигзаги, сэр. Впрочем… хорошо, что вышел из игры Хайдар Наик. Его дальнейшее участие в войне на стороне французов могло бы иметь серьезные последствия. У меня такое впечатление, что в его лице Компания обретает серьезного противника.

Дюпре пренебрежительно махнул рукой.

- Полноте, полковник! Индия видела немало авантюристов. Велики ли его ресурсы? Майсур небольшое княжество. Деньги! Кругом Хайдара завистливые соседи. Они его живьем сожрут.

Чрезвычайный уполномоченный поставил чашечку на стол. Вытер губы батистовым платком.

- Мадрасский совет поручил мне проверить, как выполняется его приказ. Вы славно потрудились, мистер Кут. Так я и доложу. Но помните, губернатор лорд Пигот требует, чтобы от этого чертова города камня на камне не осталось.

Кут с невольным любопытством глянул на Дюпре. Ну и злости в этом типе. Слово «француз» для него, что красная тряпка для быка. А ведь сам Дюпре из семьи французских протестантов, бежавших в свое время в Англию. Тогда как пленный французский командующий граф Лалли-Толлендаль – ирландец. Поистине, все перемешалось на свете.

- Будьте покойны, сэр. Все будет сделано в лучшем виде.

И Кут старался. Старался так, что вскоре от Пондишери, утопавшего в пальмовых рощах городка на взморье, остались лишь развалины, среди которых, пригорюнясь, стояли гопурамы двух храмов. Многие здания были разобраны. Дерево и камень отправлены в Мадрас.

Кут не пощадил и «черный город». Напрасно молили выборные старшины купцов, ткачей и рыбаков, исконных обитателей древнего Пудучерри:

- Не пускай нас по миру, полковник-сахиб!

- Куда нам деваться с семьями…

Жителям приказано было оставить родные махалла. Взвалив на голову узлы с пожитками, они пошли, куда глаза глядят. Ткачи прихватили с собой дедовские станки, кормившие не одно поколение. В «Черном городе» бегали солдаты с горящими факелами. Жарко занимались соломенные крыши хижин. Свечами вспыхивали пальмы.

Будьте вы прокляты, злые ракшасы из Мадраса!

Людовику XV и его министрам было не до Индии. Какие-то там купцы в далекой жаркой стране! Казна Франции пуста. Население разорено. Королевские войска терпят поражения в Европе, Канаде. Британские фрегаты перерезали все морские дороги. А члены Совета французской Ост-Индской компании в Пондишери, все ее служащие были мошенниками и казнокрадами. Не ладили с военными властями.

Граф Лалли-Толлендаль, командующий французской армией на Короманделе, был храбрым солдатом, но плохим полководцем. Версаль наделил его чрезвычайными полномочиями, передал ему отборные полки – Лотарингский, Ирландский и Беррийский, но он так и не сумел отстоять Пондишери. Фанатичный и упрямый, неспособный считаться с мнением других, он нажил себе кучу врагов. Когда после капитуляции больного генерала вынесли в паланкине из форта Сен-Луи, чтобы морем отправить в Мадрас, его чуть не забили палками озлобленные неудачами чиновники и солдаты. Лалли спасло лишь вмешательство английских гусар, которые разогнали толпу.

В Мадрас Лалли-Толлендаля привезли в тот момент, когда там праздновали славную викторию. Над фортом Сен-Джордж гордо реяло знамя Святого Георгия. Состоялось торжественное построение мадрасского гарнизона. Пушки на стенах форта и на кораблях, стоявших на рейде, палили в честь короля Британии. Над городом плыл колокольный звон. В церквах служили благодарственный молебен. Поглазеть на плененного французского командующего сбежалось все белое население Мадраса. Распаленные патриотическими чувствами респектабельные джентльмены, купцы, офицеры, солдаты и клерки отводили душу в ругательствах:

- Католик проклятый!

- Ренегат!

- Продал шпагу пожирателям лягушек…

Никто не препятствовал недостойной травле. Чтобы еще более унизить пленника, Мадрасский совет решил отправить его в Европу на старом, видавшем виды «купце». Невзирая на протесты Лалли, багаж его был бесцеремонно перерыт. А едва Лалли поднялся на борт, капитан заявил:

- Вам отведено место в кубрике, генерал. Питаться будете из матросского котла.

- Как? – возмутился Лалли. – Жить в собачей конуре? Жрать сухари и солонину? Я буду жаловаться.

Морской служака пожал плечами.

- Ваше право. А в салоне лишних мест у меня нет.

И он повернулся спиной.

Лалли-Толлендаля ожидала страшная участь. Продажные министры Людовика XV, вороватые члены правления Французской Ост-Индской компании свалили на генерала всю вину за неудачи в Индии. И по приговору королевского суда палач при громадном стечении парижан отрубил ему голову.

В Мадрасе никого не удивило, что Хайдар пришел на помощь Лалли-Толлендалю. Его давно уже причислили к верным союзникам французов. Но смелый рейд Махдума Сахиба в Карнатик, разгром отряда Мура вызвали тревогу среди членов Мадрасского совета.

Обеспокоился наваб Мохаммед Али, скандально нарушивший условия договора с Нанджараджем. Хайдар – не Нанджарадж. Теперь в руках у этого разбойника вся казна, армия Майсура. А ну как вломится он в Карнатик? Потребует уплаты 30 миллионов? Захватит его страну?

Но Махдум Сахиб вдруг ушел на запад. Из Серингапатама поступили известия о бегстве Хайдара Али. И в Мадрасе у всех отлегло на сердце. Кханде Рао писал, что Чикка Кришнараджа Водеяр – друг ангрезов и что Хайдар направил Махдума в Карнатик вопреки монаршей воле. Когда же маратхи вышли из игры, письма от Кханде Рао стали поступать чуть ли не ежедневно. Брахман жаждал любой ценой заручиться поддержкой Мадраса.

Капитан Смит, комендант Тричи, доносил: «Махараджа Майсура хочет заключить с нами договор о совместной борьбе против Хайдара Наика. Его вакиль на границе Карнатика ждет соответствующих полномочий. Но махараджа – слабый, безвольный человек…»

Обстановка была неясной.

Не помешай Хайдару Али мятеж Кханде Рао, судьба Пондишери, возможно, сложилась бы иначе. Но теперь Франция потеряла все. Ее офицеры и солдаты, оказавшись не у дел, начали на свой страх и риск наниматься на службу к местным владыкам. Многих пригрел у себя Хайдар Али. Еще как пригодятся эти испытанные в сражениях воины!

 

Глава 2

Тревога

 

На главной площади Серингапатама состоялся военный парад. Тысячи жителей приветствовали Хайдара Али громкими криками. Хайдар сидел в кресле на устланной коврами чабутаре[2]. На нем были халат и шаровары из белого сатина с золотистыми цветами, белый же шелковый кушак. На голове – навернутый по-старинному тюрбан гранатового цвета. На ногах чувяки из желтого бархата. На коленях – сабля. По правую и левую руку от него застыли великаны абиссинцы с обнаженными мечами.

У Хайдара Али был веселый, довольный вид. Будто и не бежал он недавно из столицы, не переправлялся с риском для жизни через бушующую Кавери, не скакал, загоняя коней, к Бангалуру. Теперь он регент и главнокомандующий. Вся власть в его руках. Победу ему помогли одержать неукротимая воля, стремительность действий и вера в свою звезду, которых явно не хватило Кханде Рао.

Довольны были амиры и полководцы, толпившиеся за спиной Хайдара Али. Хайдар удачлив. С таким вождем многого можно добиться.

Громыхнула пушка на бастионе. И по площади чередой двинулись слоны в алых попонах и чепраках, с расписанными яркой краской лбами. На спинах – знамена. Наккарчи[3] били палками в боевые барабаны. Поравнявшись с чабутарой, слоны взвивали хоботы, и над площадью разносился трубный рев. С криком «Хайдару слава!» прошла пехота. Затопив площадь лесом пик с яркими флажками, прогарцевала кавалерия. А над столицей раскатывались громовые «салами» крепостной артиллерии.

Вечером в городе с арб раздавали при свете факелов джелабис[4] и гур – сахар сырец. Арбы брали чуть не приступом.

- Не давитесь, братья! – увещевали аробщики. – Всем хватит.

Бережно откусывая кусочки желтого гура, люди толковали:

- Вах! Славный был парад.

- И верно. Давненько не видели такого.

- Может, жить полегче будет.

Хайдар Али круто наводил порядок в стране. Первым делом провел ревизию доходов махараджи, проверил его сокровищницу. Назначенный им панчаят рассмотрел дело сахукара, ведавшего казной. Сахукар был уличен в крупной краже и изгнан, его имущество конфисковано.

На просторном поле у военного городка, что к северо-востоку от Серингапатама, день-деньской шла муштра. Реяли зеленые знамена. Грохотали барабаны, и под их бой нестройно топали тысячи босых ног. Франки и португальцы – инструкторы из корпуса майора Алена, учили сипаев строиться поротно, шагать в строю, ходить в атаку. Донимали жара, пыль. Рамджи выдохнул:

- Замучили, проклятые феринги! Хоть бы ветеранов оставили в покое.

- Ничего, Рамджи, – подбодрил его наик Арджуна. – Жалованье-то получил?

- Ну, получил.

- Так и постараться не грех.

Сипаи с криками «джай!» в который раз дружно атаковали соломенные чучела. Со злостью кололи их штыками, били прикладами. Инструктор ругался:

- Репете[5], канальи!

На ученья прибыл Хайдар Али. Верхом на коне. Сабля на бархатной с золотым шитьем перевязи. Майор Ален дал общую команду «смирно!» и доложил:

- Отрабатываем методы ближнего боя, Хайдар сахиб.

- И как идут дела?

- Многие из этих парней еще пороху не нюхали. Настоящий сипай рождается в сражениях, в долгих переходах.

- Будут еще сражения и походы, майор. Продолжайте! Я хочу, чтобы мои сипаи ни в чем не уступали белым солдатам из Европы.

Майор козырнул:

- Сделаем, что в наших силах. – Однако, поглядев вслед Хайдару, который направлялся к артиллерийскому полигону, он пробормотал: – Ишь, чего захотел, мавр.

В хвосте кавалькады трусил на смирной кобылке Типу. С недавних пор его опекал усатый и крючконосый, похожий на хищную птицу рисаладар[6] Гази Хан. Пожалуй, на всем Декане не сыскать такого же дерзкого, хитрого и осторожного командира, как Гази Хан. Никто не умеет как он подкрасться к противнику, обрушить на него удар и бесследно исчезнуть с добычей. Не случайно Хайдар Али назначил его военным наставником к сыну. Типу был глазаст, любознателен.

- А почему у сипаев деревянные ружья, Гази Хан? – спросил он ломким голосом. – Или нет настоящих?

Гази Хан объяснил:

- Ружья привозят из-за семи морей. Стоят они дорого. Для учебы сойдут и деревянные.

- А нельзя ли научиться самим делать ружья?

- Делают их и у нас. Но наши ружья куда хуже.

Кавалькада вступила в полосу порохового дыма, который, цепляясь за камни и будылья, наползал со стороны стрельбищ. Зафыркали, затрясли головами кони. Закашлялся Типу.

- Привыкай, шахзада[7], – улыбнулся Гази Хан. – Для истинного воина пороховой дым что мед. И сладок и приятен.

У пушек слаженно работали канониры – португальцы и топассы. Они старались вовсю. Выпалив по мишени, дружно накатывали пушку на прежнее место. Закладывали в жерло картусы с порохом, ядра, забивали пыжи.

Типу указал на крайнюю пушку.

- О, какая большая!

- Твой доблестный отец отбил ее у противника под Тричи, – объяснил Гази Хан. – Как плюнет она ядром или картечью: оборони Аллах! На поле боя без пушек, что без рук. Умелый канонир одним зарядом картечи сметет целый джук всадников. Потому Хайдар сахиб и старается завести их как можно больше, тратит на них немалые деньги…

Хайдар Али, понаблюдав за стрельбами, остался доволен. Артиллерия у него не хуже, чем у ангрезов и франков.

- Ядра собирать, – приказал он франку, руководившему стрельбами. – Чтоб ни одно зря не пропало.

- Слушаюсь, Хайдар сахиб!

Чуть в стороне стояли воловьи упряжки, подцепленные к пушечным передкам. При каждой упряжке – команда погонщиков во главе с хавалдаром[8]. Могучие серые волы с круто загнутыми к спине острыми рогами были предметом особых забот Хайдара Али. Они идут вдвое быстрей, чем волы из Карнатика. Легко тащат пушки по бездорожью. Такого тягла нет ни у кого в Индии.

Хайдар Али подъехал ближе, поглядел. В одной из упряжек волы были неухоженные, понурые, с опавшими боками.

- Хавалдар!

Перед ним тотчас стал, вытянув руки по швам, хавалдар. Лицо у него стало серым от страха.

- Моришь волов голодом, бадмаш?[9] Я отучу тебя воровать!

Хавалдар стоял ни жив ни мертв. Проклинал самого себя. От Хайдара сахиба разве что скроешь? За утайку части казенных денег, отпущенных на корм тяглу, его ждало суровое наказание.

- Виноват, Хайдар сахиб…

Управившись с делами, ближе к полночи, Хайдар Али садился за дастархан. Участниками этих поздних застолий были кавалерийские и пехотные командиры. Все чаще присутствовал Типу Султан. Неулыбчивый, не по годам серьезный подросток слушал разговоры, набирался государственного ума.

Хорошо поесть после дневных забот и хлопот! Все доставали из серебряных чаш куриный плов, чатни[10], самосы[11]. Наливали из кувшинов шербет. Сам Хайдар Али отдавал предпочтение соленому и кислому. Любил грызть поджаренные зерна раги – мелкого черного проса. Последние дни заводил один и тот же разговор:

- Декан и Южная Индия – что лоскутное покрывало. Скорпионами в норах сидят палаяккары. Грызутся меж собой. Зря деньги тратят. Каждый сам себе хозяин: дерет пошлины с купцов, торговать мешает. А когда-то на юге Индии были одно правительство, одна власть. Так ли, Кирмани сахиб?

Кирмани – ученый перс с лицом аскета и рыжей от хны бородой, слизнул жир с пальцев.

- То была империя неверных – Виджаянагар. Простиралась она от моря до моря, от реки Кришны на севере, до мыса Кумари – на юге. Ее разгромили султаны Голконды, Биджапура и Ахмаднагара. Земли палаяккаров, о которых ты толкуешь – осколки этой империи.

- Вот я и думаю – не собрать ли эти земли воедино? Что скажешь, Махдум?

- Лестно бы, шурин, – отозвался тот. – Майсур в самой середке. Ему вроде бы и карты в руки. Но у палаяккаров силы немалые. Чего стоит один Медакера Наяка, хозяин Читальдруга. Поди-ка, выкури Медакеру из его крепости. А у наваба Абдул Хаким Хана из Саванура – хорошая патанская конница. За спиной у каждого либо Пуна, либо Хайдарабад. Задень его, и тотчас полезут в драку низам или пешва.

Того же мнения был и Ясин Хан.

- У многих палаяккаров тайные договоры с Мухаммадом Али, ангрезами. Ангрезы сами зарятся на Южную Индию. Они ой как сильны! От них рукавами не отмахнешься.

Хайдар Али глянул на Лютф Али Бега, которого очень уважал за рассудительность, смелость и решительность в бою.

- А что думаешь ты?

Тот, помедлив, сказал:

- С джагирдари надо бы кончать, Хайдар сахиб. От этого старого обычая бед не счесть. Посуди сам. Скажем, обязался джагирдар содержать за счет дарованного ему джагира отряд сипаев. А он все деньги, собранные с пахарей, ремесленников, купцов, тратит на себя. Начнут его проверять, а он вместо сипаев выставит всякий негодный люд – домашних слуг, конюхов, всяких бродяжек. Настоящим-то сипаям от этих денег лишь крохи перепадают. Беднягам обуться-одеться не во что, животы набить нечем. Жалованье войскам нужно выплачивать прямо из казны. Дела тогда пойдут лучше.

- Лютф прав, – согласился Махдум.

Не спеша разжевывая зерна раги, Хайдар Али слушал командиров. Думал. Майсур – законный наследник Виджаянагара. Об этом и Нанджарадж твердил. Самому Нанджараджу удалось пробиться лишь до Восточных Гат, на большее сил не хватило. В Карнатик не сунуться, там хозяйничают ангрезы. Но можно было бы пойти на северо-запад. Сейчас самое время. Маратхи еще не пришли в себя после Панипата. В Хайдарабаде смута у трона. Лютф Али Бег тоже дело говорит. Армия Майсура более чем наполовину состоит из отрядов джагирдаров. С таким войском много ли навоюешь? Каждый джагирдар лишь о своей выгоде печется. Сипаи только его слушают. Пора отобрать наделы у джагирдаров. Их сипаи плохо вооружены, полагаться на них нельзя. Они-то и составили главную силу взбунтовавшегося Кханде Рао. С хорошо обученной армией, сильной артиллерией и корпусом европейских солдат многого бы можно было добиться…

Мысль о Великом Майсуре крепко засела в голове у Хайдара Али. Едва разделавшись с Кханде Рао, он уже нетерпеливо оглядывался вокруг. С чего бы начать?

И вдруг будто поднесли запал к пороховой затравке, после чего гремит пушечный выстрел. Из Бангалура в великой спешке прибыл верблюжий харкара. Киладар доносил, что на северных границах Майсура появились хайдарабадцы.

Следующим утром, чуть свет, жителей столицы поднял на ноги неурочный грохот наккаров – сигнал к выступлению в поход. Самые проворные успели увидеть со стен, как на север уходят войска. Первым покинул военный городок пехотный авангард под командой капитана Пейшоту. За ним двинулись артиллерия, конница. Хайдар Али был обеспокоен: что надо хайдарабадцам? Перед уходом приказал Махдуму:

- С Водеяров глаз не спускай. Чтоб без твоего ведома в Радж-Махале муха не пролетела.

 

Глава 3

Звезды сулят удачу

 

Нарушителем спокойствия оказался наваб Басалат Джанг.

В Хайдарабаде всеми делами давно уже заправлял великий везир Низам Али Хан. Завистник, искусный интриган, он подчинил своей воле низама, своего старшего брата. Младшего, Басалат Джанга, вовсе изгнал из столицы. И тому пришлось удалиться в крепость Адони на крайнем юге государства.

Изгнанник Басалат Джанг, понятно, жаждал округлить свои владения за счет соседей. Однако сил было маловато. Боязно было двинуться за пределы своего джагира: всюду подконтрольные маратхам территории, их конные и пешие отряды. Но когда главные силы маратхов ушли на север воевать с Ахмад-шахом Абдали, Басалат осмелел. Для начала подмял под себя соседей – палаяккаров помельче и послабей. Потом задумал прибрать к рукам большое навабство Сиру, которое простиралось от Адони до северных границ Майсура. Там хозяйничали маратхи. Но не так давно наместником в Сире сидел Дилавар Хан, один из мусаибов[12] низама, а дань с населения почти целиком шла в казну Хайдарабада. «А я что? Разве не имею права на Сиру?» – подбадривал самого себя наваб.

Верблюд думает, что он высокий, пока близ горы не окажется.

Летом 1761 года Басалат Джанг подступил было к крепости Сира, одноименной столице навабства, но двойные стены и глубокие рвы, пушки и рои защитников нагнали на него страху. Басалат тогда побежал дальше на юг и осадил крепость Хоскоту, подчиненную Сире. Опять неудача! Стены Хоскоты мало чем отличались от дувалов в здешних деревнях, однако гарнизон – семьсот копейщиков, стойко отбивал все приступы басалатова воинства.

А тут приспел муссон. Поразверзлись хляби небесные…

Прибыв в Бангалур, Хайдар Али увидел, что опасности нет никакой. Слаб, труслив Басалат Джанг.

Где шах, там и столица. Вслед за Хайдаром Али и его армией в Бангалур привалила тьма всякого люда – купцы, бродячие торговцы, ремесленники, богомольцы, нищие. На городских базарах было не протолкаться. В честь Хайдара трижды в день – на утренней заре, в полдень и на закате солнца, над городом и военным лагерем, над окрестными полями и лесами плыл глухой рокот наккаров, раскатывались громы пушечного салюта.

Человек дела, Хайдар Али не тратил время попусту. Велел заложить в Бангалуре арсенал и монетный двор, летний дворец для своей семьи. Каменщики, заткнув за пояса концы дхоти, возводили на месте глиняных новые каменные стены. Хайдар сам  проверял, как идут работы. Хвалил усердных и старательных и, по словам летописца, «плетью выглаживал спины и зады нерадивых и вороватых».

У входа в шатер Хайдара Али, где томились и зевали от безделья телохранители, было всегда людно. Чобдары – вестовые с серебряными жезлами в руках, с гомоном и великим шумом вводили харкар. Очередной харкара клал пакет перед Хайдаром, который, поджав под себя ноги, сидел на кипе темно-красных подушек с золотой каймой и кистями. Секретарь Аббас Али с поклоном брал пакет. Сев на корточки, громко зачитывал послание. Хайдар тут же диктовал ответ.

Сдержанно гудели голоса. Поскрипывали каламы. Хайдар Али слушал цветистые речи вакилей соседних государей. Принимал посетителей, жалобщиков, выносил решения.

Вот чобдар подвел знатного бангалурца Шэш Рао. Сложив руки на груди ладонями внутрь, Шэш Рао отвесил низкий поклон.

- Звал, Хайдар сахиб? Чем могу служить?

Хайдар Али усадил Шэш Рао рядом, предложил ему бетель. Шэш Рао взял сколотый палочкой гвоздики кулек из зеленоватового бетелевого листа, начиненный известью, пальмовой смолой, кардамоном и дробленым арековым орехом, поблагодарил.

- Говорят, в Карнатик собрался, почтенный?

- Верно говорят, – подтвердил Шэш Рао. – Решил навестить святые места. Все дела, да дела. А грехов на душе не счесть.

- У меня к тебе просьба – отвези Мохаммеду Али вот это письмо. В нем я напоминаю навабу, что пора бы отдать те 30 миллионов, которые он задолжал Майсуру. Майсур помог ему усидеть на троне, и долг платежом красен. Или долговая расписка, на которой стоит его имя, пустая бумажка? Или он не клялся на благородном Коране, что уплатит деньги?

Для Шэш Рао дипломатические поручения были не внове. С такой же просьбой ранее обращался к нему Нанджарадж.

- С великой душой, Хайдар сахиб. Да только много ли стоят расписки Мохаммеда Али? И много ли значит для него Коран? Опять скажет, мол, денег нет. Один из слуг Мохаммеда Али, мой приятель, своими ушами слышал, как наваб сказал: «Такого олуха, как Нанджарадж, свет не видел. Знал ведь, что таких денег у меня сроду не было. Когда нужда в угол загонит, что не наобещаешь».

- Пусть так. Но отвези письмо.

- Отвезу, Хайдар сахиб.

Шэш Рао, приняв обеими руками письмо, попятился к выходу. А перед Хайдаром предстал Шама Рао, пожилой брахман. На нем просторная хламида из белой ткани, белый же тюрбан с золотой каймой.

- Слава бежит впереди тебя, Хайдар сахиб, – сказал Шама Рао. – Не возьмешь ли на службу? Небось, слыхал обо мне.

Хайдар Али с одного взгляда определял, кто стоит перед ним: храбрец или трус, умник или глупец, надежный или склонный к измене человек. И редко ошибался. А о Шама Рао не только слыхал, но и знал решительно все. Тот служил в казне у бригадира Бюсси. Искушен в денежных делах. Все знает, все умеет. Бегло говорит на языке франков. Кому не нужен такой человек? Брахман тут же получил должность военного казначея. Семь раз коснувшись лба пальцами правой руки, поклонился Бадр-уз-Заман Хан, рослый воин с курчавой бородкой на чуть смуглом лице. Бадр-уз-Заман Хан одет в просторный зеленый халат, зеленый тюрбан. За кушаком пара пистолетов, кинжал.

- На службу проситься пришел, Хайдар сахиб, – сказал он. – Привел двести отборных воинов.

Хайдар Али знал этого командира-наемника еще со времен войны под Тричи. Несмотря на молодость, Бадр-уз-Заман Хан успел не раз отличиться на полях сражений. О его отваге распевают баллады бродячие певцы. Бадр-уз-Заман Хан из наваятов – «пришельцев», которых немало в Карнатике. Когда в VIII веке халиф Абд-аль-Малик изгнал из Ирака раскольников-хашимитов, многие из них прибыли морем на Конкан[13], да так и остались в Индии навсегда. Тысяча лет минула с тех пор, а наваяты, избегая родственных уз даже с могучими мусульманскими правителями, сберегли чистоту крови. Белизной лиц они напоминают ферингов. Им присущи благородство, чувство собственного достоинства. Они держат данное ими слово. Таков и Бадр-уз-Заман Хан.

Хайдар Али назначил полководца на высокую должность. Глядишь, следом за Бадр-уз-Заман Ханом потянутся в Майсур другие наваяты.

Хайдар Али не спускал глаз с Хоскоты. От Бангалура до нее было каких-нибудь 20 миль. Уже и дожди прекратились и лужи высохли, а Басалат Джанг никак не мог взять крепость. При виде его жалких потуг в голове Хайдара созрела дерзкая мысль…

Полночной порой двое телохранителей ввели в шатер звездочета Раманадхама. Тот, сложив ладони на груди, низко поклонился.

- К твоим услугам, Хайдар сахиб. Что задумал?

- Задумал я взять навабство Сиру. Спроси-ка у звезд – выйдет ли что из этого?

- На небо дай поглядеть

- Гляди.

Хайдар Али не забыл о бродячем звездочете, который так удачно предсказал успех его оружию. Раманадхаму и другим брахманам перепадали кое-какие деньги. Звездочет на небо не глядел. Два дня держал совет с братией. Многим из странствующих брахманов приходилось бывать в Сире. Гарнизон там невелик. Из Пуны помощь едва ли придет. А у Хайдара Али большая армия. Канониры – сплошь феринги. И братия решила, что Сире не устоять. На третий день Раманадхам доложил:

- Звезды сулят удачу, Хайдар сахиб. Навабство будет твоим.

Прямо из шатра Раманадхама отвели в палатку, к которой был приставлен караул.

- Носа не смей высовывать! – грозно предупредил Мансур. – Сиди тихо, пока Хайдар сахиб не выпустит.

Звездочет ругался про себя:

- Наик проклятый!

В сердце его закрадывался холодок. А ну как все получится по-иному? Хорошо, если отделаешься одной поркой. Но кормили Раманадхама с хайдарова дастархана. А какой брахман не любит поесть? Это облегчало его душевные муки.

Хайдар Али часто вызывал Мансура.

- Как идет осада Хоскоты?

- Это не осада, а один смех, Хайдар сахиб, – докладывал Мансур. – Басалат Джанг гонит сипаев на штурм, а те отказываются. Наваб им сколько месяцев жалованье не платил. Даром-то своей шкурой кому рисковать охота.

- Пускай повоюет Басалат.

- Да какое там воевать. Мои джасусы выведали, что в военной кассе у наваба пустые сундуки. Вот увидишь – не сегодня-завтра запросит у тебя помощи.

Мансур будто в воду глядел. К концу второго месяца из-под Хоскоты прибыл гонец. Басалат Джанг просил выручить его из затруднительного положения. «Разве оба мы не мусульмане? – писал наваб. – И разве не долг единоверцев помогать друг другу в трудный час?»

Хайдар Али только этого и ждал.

- Поедешь к Басалату, – приказал он Файзулле Хану. – Передашь ему: я готов помочь, если он продаст мне Сиру. Получит три лакха рупий.

Файзулла Хан удивился.

- Прости Хайдар сахиб. Но вправе ли Басалат Джанг продавать, даже на бумаге, то, что ему не принадлежит? Его самого выгнали из Хайдарабада. Братья с него за это шкуру сдерут.

- Пускай сдерут хоть три. Басалат родной брат низама. Его подпись что-нибудь да значит. Подпишет он санад о продаже Сиры, все остальное будет решать меч. Уразумел?

- Уразумел.

- Так поезжай. Не теряй времени.

Файзулла Хан пробыл в Хоскоте недолго. Вернувшись, доложил:

- Не хотелось Басалату продавать Сиру. Ай, как не хотелось. Но деньги у него на исходе. Его командиры и сипаи ходят злые, готовые на все. Того и гляди вспыхнет бунт. Вот санад. Осталось лишь подписать его.

Хайдар Али взял с подноса новую порцию бетеля. Сунув в рот, энергично заработал челюстями.

- Тоже мне, завоеватель глиняных крепостей. Фараон без состояния. В пригоршне воды чуть не утонул…

В санаде были перечислены крепости, которые должны были отойти Майсуру: Сира, Хоскота, Чик-Баллапур, Нандидурга, Раядурга, Харпанхалли, прилегающие к ним земли.

- И вот что, – вспомнил Файзулла Хан. – Басалат хочет пожаловать тебе титул.

Хайдар Али нахмурился:

- Какой еще титул?

- Красивый. Как и у него самого оканчивается на Джанг.

- Надеется сорвать за это жирную подачку? Чтоб он сдох, проклятый торгаш!

Басалат Джанг никак не хотел включать в санад крепость Чик-Баллапур. Претендовал на военное имущество, которое удастся захватить в Сире. Торгаш и есть.

- Очень настаивает Басалат.

- Ну, раз настаивает великий человек, то возьми этот титул себе, – засмеялся Хайдар Али. – Зовись отныне, скажем, Хайбат-Джанг[14], чтоб тебя страшились враги.

- Спасибо, Хайдар сахиб!

Мужественный полководец был небезразличен к славе. Этим титулом он гордился всю жизнь.

- Санад Басалат подпишет, куда ему деваться, – добавил Файзулла Хан. – Но подумал ли ты вот о чем? Ведь, купив у этого мучного червя Сиру, ты бросаешь вызов Пуне и Хайдарабаду. Они тебе этого не простят.

Хайдар Али знал это лучше других. Но… лет пятьдесят назад Сира была резиденцией наместника Аурангзеба, императора Индии. Тому наместнику подчинялся весь Декан, вся Южная Индия. Завладев Сирой, на многое можно претендовать.

- Знаю, Файзулла Хан. Но, если упорно жевать, так и пальму сжевать можно. Звезды сулят удачу.

 

Глава 4

Лиха беда начало

 

- Вон, какие войска у наика. А пушек сколько!

Так говорил мусаибам Басалат Джанг – рыхлый толстяк в коричневом пестром халате и таком же тюрбане. Он с нескрываемой завистью глядел на прибывающую из Бангалура армию. Майсурские сипаи были вооружены добрыми ружьями. Все как один одеты в белые куртки и короткие штаны, опоясаны ремнями с подсумком и баклагой. Вид у них был боевой. Налегая на деревянные ярма, волы приволокли десяток пушек.

Двадцать тысяч воинов привел с собой Хайдар Али.

На переговоры Хайдар явился вместе с Файзуллой Ханом, Мир Раза Ханом, Бадр-уз-Заман Ханом, другими полководцами. Все они были в нарядной, красивой одежде. А Басалат Джанг, как ни пыжился, не мог скрыть нужду в своем лагере.

- Мало, мало даешь ты за Сиру! – жаловался Басалат. – Навабство-то вон какое. А ты – три лакха. Пускай хоть останутся за мной пушки и ружья, которые удастся захватить в Сире.

Хайдару Али надоело торговаться.

- Ладно. Что можно увезти и унести – все твое. Но почему ты не хочешь подписать санад о передаче мне Дод-Баллапура?

Басалат мялся. Разве скажешь, что недавно у него побывал вакиль Аббаса Кули Хана, владыки Дод-Баллапура. Того самого Аббаса Кули Хана, который 32 года назад посадил малолетнего Хайдара и его брата Шахбаза в наккар и велел лупить по нему палками, чтобы поскорей выколотить деньги у их овдовевшей матери. Аббас прислал подарки. Умолял не продавать его крепость Хайдару. Меж ними давняя вражда.

Хайдар Али знал об этом от своих джасусов. Потеряв терпение, отбросил этикет.

- Эй, наваб! Подписывай санад. Не то и без тебя возьму Сиру. Не получишь тогда ничего.

По знаку Хайдара слуги внесли в шатер несколько тяжелых мешков. И Басалат Джанг, послушав, как из них со звоном текут монеты, махнул на все рукой. Санад был подписан.

Полководцы, вернувшись в свой лагерь, поздравили Хайдара Али.

- Струсил Басалат, – хохотал Ясин Хан. – Онемел, когда ты сказал, что, мол, и без тебя возьму Сиру. За мешок с деньгами ухватился, как нищий за сухую лепешку. На тюрбане у него камешка драгоценного не осталось. Все ростовщикам заложил, клянусь Аллахом!

Хайдар Али недобро усмехнулся.

- Ему бы сейчас бежать со всех ног в Адони.

Джасусы сообщали из Хайдарабада, что там произошел переворот: великий везир сверг низама Салабат Джанга, заточил его в темницу. Сам крадется к трону.

- А пушки и ружья Сиры Басалату не видать, как своих ушей, – добавил Хайдар. – Они мне самому нужны.

Хоскота была неприступна с одной стороны. Зато с трех остальных ее сторон бежала невысокая глиняная стена. Хайдар Али насчитал на бастионах три чугунные пушки и полдюжины деревянных – метать камни. Майор Ален, умудренный опытом войны в Европе, заверил:

- В два счета расшибем. Пехоте тут и делать нечего.

Воловьи упряжки, подтащив осадные орудия к крепости, ушли в укрытие. Рабочие слоны привычно, без команд махаутов, ставили их жерлами в сторону Хоскоты. У пушек засуетились канониры – топассы в широких кожаных шляпах. И Мукунд Шрипат, начальник гарнизона осажденной крепости, с тяжким сердцем глядел на эти приготовления. Его пеоны вооружены лишь пиками да саблями. А древние пушки на стенах опасней для своих, чем для майсурцев.

После первых же залпов в Хоскоте вспыхнули пожары. Прихватив узлы, оттуда побежали кто куда напуганные жители.

Хайдар Али зло поглядывал на лагерь союзника. Басалат Джанг, его командиры и мусаибы, сипаи праздно наблюдали за тем, как идет осада.

- Проклятый Аллахом торгаш! – взорвался он, наконец. – Будто это базарная тамаша[15]. Деньги получил, а до остального ему дела нет. Майор Ален!

- Слушаю, Хайдар сахиб.

- Пальни-ка по нему разок.

- Как? – не понял тот. – По лагерю нашего союзника?

- Вот именно.

Пожав плечами, майор приказал развернуть пару пушек. В лагере Басалат Джанга разорвались бомбы. Там началась великая кутерьма. Басалат в панике откатился в сторону, подальше от опасного соседства.

- Так-то лучше, – проворчал Хайдар. – Тоже мне, свидетель.

Через пару дней стены осажденной крепости стали похожи на пчелиные соты – столько в них появилось круглых дыр. На третий день часть стен рухнула. Гарнизон поднял белый флаг.

Басалат Джанг был приглашен посетить захваченную Хоскоту, но он отказался.

- Кто знает, что на уме у этого разбойника? – сказал мусаибам пугливый владыка Адони. – Вот Сира – другое дело.

Словно шакал, живущий объедками, Басалат Джанг первым припустился к Сире. Но Хайдар Али решил вначале наведаться в Дод-Баллапур. Ему не терпелось свести счеты с Аббасом Кули Ханом. В душе у него кипела такая жажда мести, словно он вылез из наккара, куда его засадил Аббас, не 32 года назад, а лишь вчера.

Владыка Дод-Баллапура едва ноги унес. Гази Хан, посланный на перехват, долго гнался за Аббасом, да так и не догнал.

- Удрал твой обидчик, Хайдар сахиб, – доложил он. – Узлы по дороге растерял. Видно, крепко боится попасться тебе в руки.

В спешке Аббас Кули Хан забыл захватить с собой мать. Хайдар Али, едва вступив в Дод-Баллапур, явился к ее порогу. Навстречу, трепеща, вышла древняя старуха. Она уже приготовилась к смерти. Но Хайдар склонился перед ней в поклоне:

- Прости, что беспокою, амма[16]. Твой супруг был щедр и справедлив к моему отцу Фатх Мохаммеду, когда тот служил ему

рисаладаром. Добра я не забываю. Живи себе с миром.

А Аббас, найдя убежище в Карнатике под крылышком у Мохаммеда Али, носа более не смел показывать в своем бывшем джагире.

Из Дод-Баллапура Хайдар Али двинулся на Сиру. Лиха беда начало.

 

Глава 5

Новый хозяин Сиры

 

Хамид Хан шел со своим джуком впереди. Кругом парило разорение. Поля заросли  сорной травой. Колодцы порушены. От иных деревень остались лишь черные от огня дувалы, под которыми зияли неглубокие рвы, да топорщился колючий кустарник. Со стен уцелевших селений глазели из-под руки дозорные – полунагие, в застиранных дхоти и выцветших от времени тюрбанах крестьяне. Едва завидев всадников, они бежали прятаться кто куда.

- Пиндари-маратхских разбойников боятся, – заметил бхат. – А у бедняг и отнять-то нечего, кроме жизней…

Место для ночлега Хамид Хан избрал близ одной из таких деревень. И все ее население во главе с гаудой – старостой тотчас обратилось в бегство. Однако запах свежеиспеченных лепешек приманил многих. Мало-помалу осмелели, выползли из ближних кустарников, вышли из леса мужчины, женщины и дети. Немо глядели из темноты, как ужинают совары. Вроде, не маратхи и не хайдарабадцы. Набравшись храбрости, к кострам приблизился седой гауда.

- Откуда вы, отважные воины?

- Из Майсура, – отвечал Хамид Хан. – А как зовется твоя деревня?

- Беллибатли[17], сардар. Беллибатли.

- У вас теперь новый хозяин – наваб Хайдар Али Бахадур.

- Ему, значит, налоги платить. Каков он?

- Хайдар сахиб – человек крутой. Но зря никого не обижает. Грабить народ не дает. Жалованье платит вовремя.

- Оскудели мы, сардар. Только уплатим амилу из Хайдарабада, глядь, жалует маратхский амил. А то вдруг налетят пиндари – божье наказание. Все отнимут, сломают, пожгут. Сил нет! Ни скота, ни зерна. И не чаем, когда можно будет без страха землю пахать, скотину пасти.

Бхат, который возился у костра, протянул гауде десяток лепешек:

- Возьми вот. Детям раздай.

- И домой ступайте, – добавил Хамид Хан. – Никто вас не тронет.

Крестьяне ушли. Бхат перевернул на сковороде последнюю лепешку.

- Несправедлив мир. На пахарях мир держится, а у них изо рта последний кусок рвут.

- Это верно, – согласился Хамид Хан. – Война, известное дело: грабеж и разбой.

Бхат долго лежал на попоне с открытыми глазами. Глядел в черное небо.

- Спи, бхат сахиб, – сказал Баркатулла. – Что толку на звезды смотреть? Их не пересчитаешь.

- Я все о пиндари думаю. Аллаху, наверное, глядеть на них тошно. Вот, послушай, какие я слышал о них стихи:

   

От Кришны до Ганги, до грани морской.

Творят злодеянья они и разбой.

 

Деревни пылают, горят города,

И никого не обходит беда.

 

Грабеж на дорогах, спасения нет.

Бог Шива ограблен, брахман раздет.

 

Им некогда взвешивать, мерить добро –

Тряпье бедняков, богачей серебро.

 

Крышу срывают, топчут очаг,

Сыплют на землю зерно из корчаг.

 

Кто не желает расстаться с добром –

Так изобьют, что не встанет потом…

 

Сира – древний, богатый город. Вокруг него двойные каменные стены, под которыми зияют рвы. У этих стен третий день маялся Басалат Джанг. Его прямо-таки сжигало нетерпение. Ведь Сира – опорный пункт маратхов, откуда они совершают набеги на государства Южной Индии. Басалат слышал от своих джасусов, что в крепости большие запасы оружия и провианта. По договору с Хайдаром все это будет принадлежать ему!

Когда прибыл Хайдар Али с армией, на бастион вышел киладар Тримбак Кришна.

Эй, Хайдар! Зачем пожаловал? Что тебе тут надобно? Или дорогой ошибся?

Хайдар Али отвечал:

- Я купил Сиру. На то у меня есть санад. А посему убирайтесь отсюда подобру-поздорову.

- Кто ее тебе продал? Басалат, этот собачий хвост? Мало мы его били. На Сиру у него нет никаких прав.

- Будто они у вас есть.

- Одумайся, Хайдар! Против кого голову подымаешь? Или, по-твоему, у пешвы после Панипата воинов не осталось? Бурю пожнешь. В огне сгоришь.

- Я сказал. Пеняйте после на себя.

Загремели осадные пушки. Через три недели Хайдар Али штурмом взял петтах. На четвертой неделе с помощью инженеров-франков были сделаны подкопы под цитадель, и два ее бастиона взлетели на воздух. Тримбаку Кришне пришлось начать переговоры о сдаче города.

Вечером маратхский гарнизон с развернутыми знаменами и барабанным боем покинул Сиру, и Хайдар Али тотчас ввел в цитадель пеонов. При багровом, мятущемся свете факелов закипела работа. Пеоны тащили в казематы ядра и порох, корзины и мешки с зерном, кувшины с гхи. Хайдар Али сам глядел, как входы в казематы закладывают камнем, засыпают землей.

- Живей! – торопил он саперов, которые стаскивали со стен пушки. – Не повреди, гляди.

Пушки зарывали у подножья стен. Потревоженную землю заботливо присыпали пылью, всяким хламом. И к утру все было готово. Хайдар Али встретил Басалата у ворот словами:

- Поздравляю с победой, наваб сахиб! Наша взяла. Вот ключи от крепости. Как договаривались – все, что есть в ней, твое. Забирай!

Басалат Джанг осматривал крепость, цитадель, и у него вытягивалось лицо. Да что же это такое? Или ему померещились пушки на стенах Сиры? На крепостном дворе стояла дюжина искалеченных ядрами, ни на что не годных орудий. Вместо оружейных складов – куча сломанных ружей. Провианта нет и в помине.

По словам летописца, «Басалат Джанг, подержав в руках ключи, передал их обратно Хайдару Али, а с ними и власть над Сирой».

Союзники расстались. Отобрав две – три мало-мальски пригодные пушки, сотню ружей и кое-какое тряпье, обманутый Басалат Джанг заспешил восвояси. Великий везир Низам Али, отравив Салабат Джанга, сам сел на трон. Новый владыка Хайдарабада прислал письмо, в котором грозился сурово покарать брата за самовольство, за продажу навабства.

Но дело было сделано. У Сиры появился новый хозяин.

 

Глава 6

Что бедняку надо?

 

Майсур будто отходил от долгого, тяжкого сна.

Крестьяне ставили новые хижины на месте сожженных, подновляли старые. Сажали манговые сады на месте вырубленных. Во все концы спешили харкары со строгими приказами фаудждарам, киладарам и гаудам чинить запруды и колодцы, чистить арыки, сажать пальмы.

На деревенских сходах объявляли, что в Майсуре вводятся твердые налоги. Пахарям надлежит со рвением пахать и сеять. Заступником им будет Хайдар сахиб.

Закипела жизнь в Серингапатаме. В пригородных каменоломнях вновь послышались людские голоса, тяжкие удары молотов. Волы выволакивали оттуда арбы, груженые тесаным камнем. Аробщики крутили волам хвосты, взбадривали их хворостиной:

- Тик-тик! Чало, бета…

На камень был большой спрос. Артели каменщиков заделывали пробоины в стенах и бастионах крепости, подновляли боевые площадки. На главных улицах, Солнечной и Лунной, закладывались просторные дома с пристроями и службами.

Мехтары – метельщики чистили рвы и канавы, мели улицы. Кули, принеся на голове корзины с песком и щебнем, сбрасывали груз в промоины, оставленные муссонными ливнями.

- Шевелись! – покрикивали дароги. – А ну-как сам Махдум Сахиб нагрянет.

Базарная улица вновь забурлила народом. Горожане, совары и сипаи ходили по торговым рядам, где купцы разложили припрятанные до лучших времен товары. Хозяйки приценивались к зерну, гхи, сахарному тростнику, овощам и всяческой зелени, торговались с хозяевами. Приказчики зазывали:

- Эй, народ Майсура! Заходи, покупай!

Хватали прохожих за подолы, клянчили бахшиш богомольцы, факиры и прокаженные. Под дробный бой барабанов показывали свое искусство канатоходцы, фокусники, мадари[18] с учеными обезьянками. Взрослые и дети толпились вокруг нищей старухи, с удивлением взирая на парня-уродца с головой в два кулака, которого та вывела на базар. Черный как уголь мадари водил по рядам корову, на крупе у которой нелепо торчала кверху лишняя пара ног с крохотными копытцами. Хинду бросали в плошки старухи и мадари монетки. Мусульмане спешили пройти мимо, плевались:

- Не дай Аллах присниться такому!

Оживленней стало на улице, где жили рамджани[19]. Молодые нарядные рамджани выглядывали из окошек резных балконов. Смеясь, приманивали мужчин:

- Глядите-ка, сестры! Да, он красивей бога Кришны.

- Вах! Какие у него усы. Такой к нам не зайдет.

- Португалец, сестры. Зовите-ка Марию да Коста.

В окошке появилась чернобровая луноликая португалка. С улыбкой окликнула молоденького солдата:

- Эй, красавец! Заглянул бы к нам. У нас весело.

Тот смущаясь, отвечал:

- Не надо. Грех это.

- Иди, иди сюда, глупенький Адам! Буду твоей Евой. Разломим пополам яблоко любви…

На главной площади достраивался дворец  для Хайдара Али. На бамбуковых лесах работали каменщики и штукатуры. По наклонным сходням кули и их жены тащили вверх тесаный камень. Сквозь густые строительные леса видны были колонны из черного мрамора. Темнели провалы караулен для дворцовой стражи. Поверх колоннады плотники сколачивали галерею с деревянными пилястрами.

Зеваки обменивались впечатлениями:

- Знатный будет дворец!

- Лучше, чем у нашего махараджи.

- А назвали-то как?

- Саршам-Махал…

Во дворце шли отделочные работы. Кузнецы прилаживали над окнами и вдоль стен длинные железные карнизы. У входа в будущую занану трудились резчики. Они покрывали дверные створки из эбенового дерева затейливой резьбой. Медники прилаживали медальоны из меди и резной слоновой кости. Только молотки стучали.

Под потолком главного зала колдовал седобородый мусульманин в барашковой шапке и черной рубахе. На широкой голубой полосе он, бормоча молитвы, выводил золотом суры[20] Корана.

Столяры, которые ладили широкую низкую платформу для маснада, ругались:

- Эй, Хирдайя! Здесь Хайдар сахиб дарбар держать будет, а ты нам все доски чунамом изгадил. Совесть-то у тебя есть?

- Была совесть, да вся вышла, – отбрехивался маляр. – Чунам не грязь. Потри и отойдет.

Хирдайя соскучился по работе. Сделав несколько широких мазков по стене, отставлял кисть, любовался побелкой. Быстро застывая, такая побелка блестит, как лед в Гималаях – обители снегов. Готовят ее, добавляя в известь сахар, молоко и яичные желтки.

- Эх, хороша! Давно не видал такой. Съел бы, да дорого стоит. Давай-ка кóзлы передвинем, Пуршоттам.

Пуршоттам вымахал в угловатого, нескладного юношу. По росту отца почти догнал.

- Переменились к лучшему времена, – передвигая вдоль стены козлы, философствовал Хирдайя. – Мухи ищут язвы, правители – войну. А что нашему брату бедняку надо, Пуршоттам?

- Работы.

- Верно, сынок. Слава богине Мариамме! Вот заработаем, дары ей отнесем, Раму Шетти долги отдадим. Глядишь, и тебе на свадьбу останется.

Пуршоттам знал, что отец и родня подыскали ему невесту. Зовут ее Рупа. Он даже бегал тайком взглянуть на девушку. Отец твердит – мол, денег нет. А полдюжины золотых монеток, закопанных в углу хижины? Их еще дед с бабкой припрятали. Как раз пригодятся. Да и он сам, Пуршоттам, не промах. Вчера соседи просили намалевать на стенах своих хижин Хайдара сахиба. Хорошо получилось. Скачет Хайдар сахиб на коне. В руках сабля. За работу две монетки получил, домой принес.

- Свадьба хуже потопа, – забираясь на козлы, бормотал Хирдайя. – Старые долги не выплачены, а тут новые расходы. Вся надежда на родню. Верная-то родня во время свадьбы и познается. Эй, Пуршоттам! Да ты никак заснул? Или на тебя столбняк напал? Давай-ка сюда чунам.

Пуршоттам встрепенулся. Схватив корчагу с ослепительно белым раствором, подал наверх отцу.

 

Глава 7

Ненавижу наика!

 

На углу главной площади Серингапатама в угрюмом одиночестве стоял Радж-Махал. Жизнь в родовом гнезде Водеяров словно замерла. Обитатели Радж-Махала отгородились от остального мира плотными оранжевыми занавесями. У входа во дворец день и ночь бдели вооруженные до зубов хайдаровы сипаи.

Лишь иногда из дверей Радж-Махала появлялась процессия слуг с подносами. На подносах лежали деньги, горели светильники. За слугами шествовали Чикка Кришнараджа Водеяр, его престарелая мать, его жены. У дверей храма Шри Ранги их встречали жрецы.

Чикка Кришнараджа Водеяр предавался унынию. Не выпускал изо рта хукку. Все его надежды рухнули. Схватка за власть проиграна. Денег опять в обрез. А колдуны и звездочеты сулят еще более тяжкие испытания.

Махараджу теперь часто навещал Тирумаларао – высокий и худой брахман с выступающими вперед верхними зубами.

- Посулив свободу, наик запечатал меня в Радж-Махале! – жаловался ему махараджа. – И не выйти без его разрешения.

- Да, аннадата. Мусульманин все зажал в своем кулаке. Все под его дудку пляшут.

Махарадже было разрешено показываться своему народу лишь раз в год, в праздник дасехры.

- Хэ, Нарайян! – вздыхал он. – Чем мы провинились перед тобой. За что такие напасти?

- Не надо отчаиваться, аннадата. Держи голову прямо, если и гора на тебя рушится. Наику у власти долго не пробыть. Он обманом занял Сиру, которой владели маратхи. Сардары ему этого не простят. Подожди немного.

- А что еще остается мне делать?

Неудачи подкосили вдовствующую махарани. Кожа у нее на лице ссохлась, стала похожа на пергамент. Передние зубы выпали. Она сгорбилась, сильно ослабла. Тихонько раздвинув занавеси на веранде, вдовствующая махарани подглядывала, что творится на площади. Ее сразил недавний военный парад в столице. Глядя на то, как армия славит наика, как несут его зеленое знамя с конскими хвостами и павлиньими перьями, она с гневом и завистью шептала:

- Перехитрил, обманул! Словно утка – вышел из воды, отряхнулся, и нет ему ничего. Везде своих сипаев и джасусов понаставил. А народ-то, народ! Ему будто и дела нет до Водеяров…

Возле почти готового Саршам-Махала каменщики ладили обширный пристрой. Известный в городе архитектор-брахман, поводив пальцем по чертежу, разметил новые фундаменты. По обе стороны дворца копали ямы. В ямы ставили столбы. На столбы навешивали покатые навесы.

- Это еще зачем? А, Лакшми?

Лакшми Аннамани, новая старшая жена Чикки Кришнараджи, стоявшая рядом, объяснила:

- Пристрой, говорят для казны, бари амма. А где яма, там будут арсенал, казармы. Под навесами мунши станут бумаги писать, деньги считать.

- И казну отнял, подлый мусульманин. Сил моих нет более глядеть на все это. Пойдем-ка в занану.

В занане, как могли, коротали время жены и наложницы Чикки Кришнараджи Водеяра. Одни тихонько раскачивались на широких качелях, подвешенных к крючьям на потолке. Другие, усевшись  в кружок, поверяли друг другу сердечные тайны. Третьи забавлялись с учеными попугаями. Тут же играли малолетние дети. Тесный мирок зананы был гнездом заговоров, юдолью страданий и тоски. Отсюда был лишь один исход – на погребальный костер.

Миновав притихшую занану, провожаемые боязливыми взглядами, вдовствующая махарани и Лакшми уединились в отдаленных покоях. Там было душно, стоял полумрак. Тяжело опустившись на ковер, старуха заботливо окурила сладким дымом агрбатти статуэтку бога Вишну. Некоторое время, жуя иссохшими губами, собиралась с мыслями. Наконец, вымолвила:

- Боги немилостивы к Водеярам. Издох Деврадж. Был изгнан Нанджарадж. Их никто добрым словом не помянет. Казалось, победа близка. И вдруг – новый узурпатор. Увы, увы! Мне уже идет 56-й год, Лакшми. Силы иссякают. Чую, уйду вскоре из этого жестокого и несправедливого мира. И тогда тебе вести борьбу с наиком.

Лакшми Аннамани, потупясь, слушала свекровь. Она была в расцвете своей сияющей красоты. Волосы у Лакшми были черней воронова крыла. Десны и зубы еще не испорчены бетелем. На смуглых щеках, выдавая волнение, пробивался румянец. Вдовствующая махарани сама выбрала ее в жены Чикке Кришнарадже, так как от первой жены у махарани не было наследника.

- Боги щедро одарили тебя не только красотой, но и умом, Лакшми. Судьба Водеяров будет в твоих руках.

- А… махараджа, бари амма?

- Что махараджа? Сама знаешь, он не борец. Когда Кханде Рао попал в железную клетку, он совсем пал духом.

Вдовствующая махарани бросила на невестку полный надежды взгляд.

- Готова ли ты будешь принять эту тяжкую, смертельно опасную ношу?

- Готова, бари амма! – пылко воскликнула Лакшми. – Уйдешь ты, не успокоюсь, пока не будет изгнан узурпатор. Ненавижу наика!

 

Глава 8

Величайший шанс

 

Не все палаяккары признали власть новоявленного наваба Сиры. Не все были согласны платить ему дань. Упорно сопротивлялся Чикаппа, владыка крепости Чик-Баллапур. Совершая дерзкие вылазки, он нанес Хайдару немалый урон.

В конце третьего месяца канониры-франки пробили в стене Чик-Баллапура брешь. Но путь штурмовой колонне преградил сам Чикаппа с толпой весьма решительно настроенных воинов. Воодушевляя их на ратный подвиг, словно бесноватые крутились в трансе, били себя кулаками в грудь, пели боевые песни факиры.

- Положим жизни!

- Шаг вперед – небеса, шаг назад – ад!

С кинжалами в руках, факиры первыми бросились на хайдаровых сипаев. В тесных улочках, в пыли и духоте завязались кровопролитные схватки. В майсурцев палили из ружей, кайдуков. И штурмовая колонна, отбиваясь штыками, повернула обратно.

Тела убитых были свалены в ров. Брешь всю ночь закладывали каменщики. Во рву над трупами грызлись шакалы, лисы и волки. Рыкнул явившийся на пиршество тигр.

Чикаппа в это время держал военный совет. Со сторожевой площадки на самом верху крепости палаяккару и его советникам были видны костры, зловеще горевшие в лагере Хайдара Али. Порывы ветра доносили оттуда приторные запахи горящей человеческой плоти, барабанный бой, рев труб, вопли и причитания.

- Наик потерял под Чик-Баллапуром тысячу сипаев! – злорадствовал Чикаппа. – Уложит еще тысячу и уйдет ни с чем.

Старший из советников возразил:

- И у тебя потери немалые. Подкреплений ждать неоткуда.

- На помощь обещал придти раджа Мурар Рао из Гути. Может, придет подмога и из Махараштры.

- Зачем совать руку в пасть удаву? Подчинись Хайдару, и он оставит тебя в покое. Раджа Мурар Рао – отважный воин, но сил у него не слишком много. А маратхам сейчас не до тебя.

Того же мнения были и остальные советники.

- Ну, хорошо! Я вас выслушал, а что надо делать, сам знаю, – сказал Чикаппа. – Для меня главное – честь рода сохранить.

Через пару дней Чикаппа дал знать, что согласен выплатить контрибуцию – семь лакхов. Но не сразу, а тремя равными долями. Согласился принять в петтах роту майсурских сипаев.

Парламентером Хайдара Али был Бадр-уз-Заман Хан, который водил в брешь штурмовую колонну. Забрав два с половиной лакха рупий, треть контрибуции, Бадр-уз-Заман Хан посоветовал:

- Явился бы к Хайдару с повинной. Он уважает храбрецов.

- Хвостом вилять не обучен, – надменно отвечал палаяккар. – Боги рассудят, кто из нас прав.

Многолюдный лагерь майсурцев у Чик-Баллапура опустел, и Чикаппа начал приводить в исполнение задуманный план. Он истребил роту майсурцев, оставленную Хайдаром Али. Посадив в Чик-Баллапур пятьсот пеонов раджи Мурар Рао, укрылся в неприступной крепости Нандидурга, что в трех милях от Чик-Баллапура. Здесь, на исполинском гранитном блоке палаяккар думал переждать беду. И просчитался.

Не прошло и недели, как зеленые знамена вновь появились под стенами Чик-Баллапура. Разгневанный Хайдар Али сверхчеловеческими усилиями, не жалея людей, штурмом взял крепость. Союзник Чикаппы раджа Мурар Рао был завлечен в западню – русло высохшей реки у Кодиконды, и отряд его расстрелян из пушек. По словам летописца, «радже Мурар Рао пришлось испить шербета бегства. Войска его были рассеяны подобно зернам риса, когда его веют на ветру, подбрасывая вверх из лукошка. И они не пили воды, пока не добежали до Гути».

Штурмовать Нандидургу Хайдар не стал. Но по его приказу гарнизоны соседних крепостей начали перехватывать обозы с провиантом, которые пытались пройти к Нандидурге. И через несколько месяцев над твердыней заполоскался белый флаг. Истомленные голодом Чикаппа, его сыновья и уцелевшие воины сложили оружие.

- Чего же ты добился, клятвоотступник? – гневно спросил палаяккара Хайдар Али. – Сам себе яму вырыл. И сыновей в нее затащил.

 Полуживой Чикаппа отвечал:

- Я оборонял землю дедов-прадедов. Может, пощадишь? Уверовал в твою силу. Буду тебе верным слугой. Святыми ведами в том поклянусь.

Хайдар не умел прощать и забывать.

- Монету пробуют на зуб всякий раз, а человека достаточно испытать однажды.

Чикаппа и его сыновья были закованы в цепи и отправлены в Бангалур.

Ранним утром Бадр-уз-Заман Хан поднялся с отрядом сипаев на вершину Нандидурги. Будто сомны духов, колеблемые ветром, рассеивались зыбкие туманы, которые навевают на людей слабость и хвори. Перед глазами Бадр-уз-Заман Хана открылась страшная картина. Даже его сердце, сердце закаленного в битвах воина, дрогнуло. На краю отвесной скалы слетевшиеся со всей округи грифы рвали тела воинов Чикаппы, погибших от голода и болезней. Над копошащейся массой птиц то и дело взметывались маленькие злые головы на отвратительных голых шеях. Вниз по скале стекала сукровица.

Напуганный судьбой Чикаппы, присягнул на верность новому владыке Сиры палаяккар Райядурги. За ним палаяккар Харпанхалли.

Остался непокоренным лишь Читальдруг.

Преодолев форсированным маршем 120 миль трудной дороги, армия Майсура подошла к Читальдругу. Палаяккар Медакера Наяка попытался было уклониться от выражения покорности новому навабу Сиры. Со своего утеса, увенчанного зубчатыми стенами, он направил к Хайдару вакиля.

- Дозволь поведать одну притчу, Хайдар сахиб, – попросил вакиль. – Так хочет Медакера Наяка.

Получив разрешение, вакиль поведал следующую историю:

- В давние времена эту крепость осадил раджа Виджаянагара. И предок моего господина, основатель рода владык Читальдруга, решил проучить раджу – задумал увести его коня, чтоб раджа знал, с кем имеет дело. Ночью он проник во вражеский стан и начал было выдергивать из земли копьё, к которому был привязан конь.Но конь заартачился, заржал. Конюх проснулся, еще раз с силой воткнул копьё и случайно пригвоздил к земле ладонь притаившегося рядом палаяккара. Потом уснул. Предок моего хозяина понял, что без шума копье не выдернуть. Ножом он отхватил себе кисть руки, вскочил на коня, и был таков. 

- А ты, оказывается, соловей с тысячью трелей, – холодно заметил Хайдар Али. – Зачем рассказал мне все это? Напугать хотел?

- Оставь в покое моего хозяина. За свои земли, за свою волю он будет биться насмерть.

- Маленький рот – большие речи. Рассказал бы свою историю глупым старухам.

Кавалерия Хайдара Али бурей прошлась по стране Медакеры Наяка. И, по словам летописца, «владыка Читальдруга, изгнав из головы мятежные мысли, вступил в круг повиновения». За свою строптивость он был вынужден уплатить кроме обычной дани три лакха штрафа и лакх… на карманные расходы нового наваба Сиры.

Медакера Наяка явился к шатру Хайдара Али с пышной свитой и оркестром. Вручив Хайдару деньги и заверив его в своей покорности и лояльности, палаяккар представил юношу весьма странного вида. У того была свернута набок шея, подбородок лежал на правом плече.

- Вот, привел просителя.

Хайдар Али с недоумением разглядывал калеку.

- Кто ты? Откуда?

- Я Чен Басавия, наследник маснада[21] Беднура.

- Беднура?

- Да, хузур[22].

- Чего же ты просишь?

- Справедливости…

Чен Басавия поведал свою историю:

- Я в самом деле наследник маснада Беднура. Когда умер мой приемный отец, раджа Сомасекхара Второй, на престол должен был сесть я, Чен Басавия. Но правительницей объявила себя рани – его вдова. У нее были давние шашни с брахманом Нимбейей. Ночью они подослали в мою опочивальню джетти[23], и те свернули мне шею. Тело мое закатали в ковер, закопали во дворе храма. Все это видел один джоги[24]. «Воры! – решил он. Прячут краденое». Когда злодеи ушли, он откопал меня, привел в чувство. И вот я здесь. Отними у рани мой маснад, Хайдар сахиб. Верни его мне, и я не останусь в долгу.

Хайдар Али выслушал Чена Басавию с живейшим интересом. Беднур, о котором так красочно рассказывал мадрасский купец Акоп Симонян, столица райской страны Иккери с ее перцем и кардамоном, великолепным лесом и слонами, торговыми гаванями, куда прибывают корабли со всего света! Кто бы ни был этот калека – самозванец или истинный наследник, в его лице судьба предоставляет величайший шанс, который выпадает раз в жизни. Хайдар Али, как всегда, готов был без промедления воспользоваться этим шансом.

- Будь моим гостем, Чен Басавия. Ступай, отдохни. Завтра мы все обсудим.

 

Глава 9

Лучше сдохну в Индии

 

Франки на службе Майсура, как всегда, разбили лагерь в стороне от главной армии. Барабаны пробили вечернюю зорю. В сгущающейся ночной темени слышались меланхоличные протяжные возгласы

- Пренé гард а ву, сентинель![25]

Развалясь в походном кресле, отдыхал за вечерним кофе майор Ален. Хаджам-цирюльник расчесывал деревянным гребнем его парик. Сохли на теплых камнях выстиранные чулки, панталоны и рубахи. Бросив шляпу на землю, сидел на барабане и пел португалец-канонир, мастерски подыгрывая себе на гитаре. Его протяжные фадо навеяли на майора грусть.

- Мой бог! Кто бы подумал, что я, офицер королевской армии, стану наемником мавра. Кажется, полжизни бы отдал, чтоб все стало на прежние места.

По соседству, за походным столиком, заставленным бутылками с зеленым абсентом – полынной водкой, заседали капитаны Хюгель и Рюссель.

- Ну зачем так, господин майор? – сказал Хюгель. – Пока есть вино и женщины, жить можно.

В палатке бравого капитана ждала молоденькая смазливая девадаси. Целая толпа их с музыкой и песнями явилась в лагерь из соседнего хиндуистского храма. Кое-кому из девадасей удалось найти клиента.

- И зря вы не пригласили к себе одну из этих смуглянок. Жизнь коротка.

Ален безнадежно махнул рукой.

- Вы – отважный вояка, Хюгель, но еще и раб своих страстей. Который бокал пьете, а я не слыхал здравицы в честь короля Франции.

Капитан икнул.

- Я родом из Эльзаса, а это не совсем Франция. Ну какие могут быть претензии к Хайдару? Платит он щедро и исправно. Понятно, это не те деньги, которые достались нашим коллегам во время войны под Тричи. Говорят, в руки Хайдару тогда попал целый караван верблюдов с деньгами хайдарабадцев. И даже новички-лейтенанты урвали по несколько десятков тысяч рупий. Но… Компания разгромлена. Надо же кому-то служить.

- Я бы предпочел служить своему королю.

В разговор вмешался офицер с грубыми, резкими чертами простолюдина.

- Из-за этого коронованного осла гибнет Франция. Сколько достойных людей вынуждены покидать родину в поисках средств к существованию. Сколько их оказалось в Индии. Но и здесь честному человеку не пробиться. И здесь ему загораживают дорогу легкомысленные дворянчики, чинодралы, титулованные подонки.

Майор вспыхнул.

- В Пондишери вы не посмели бы сказать такое, лейтенант Дюмон.

- В Пондишери, – с сарказмом повторил лейтенант. – От Пондишери остались одни развалины. А когда у французов лопнет последнее терпение, боюсь, наши с вами пути разойдутся…

Солдаты-французы, пользуясь свободной минутой, чинили у костров куртки, сандалии. Проверяли оружие. Негромко звучала песня, которую с детства знают во Франции все – и знатные и простые люди:

 

Уже добрых десять лет,

Моему винограднику.

Пора собирать виноград.

Одолжи свою корзину,

Ведь я иду собирать виноград…

 

Долгая служба в гвардии короля слегка сгорбила капрала Кернó. Волосы у него были седые, редкие. Но усы густые. Капрал был еще свеж и бодр на вид. На ночь глядя, он решил наведаться к своей любимице, пестрой курочке. Пеструшка была словно бы напоминанием о родной деревне в Провансе, покинутой в далекой юности. На грудь ей Кернó приладил маленькое колье со своим именем. И пеструшку весьма уважали на батарее. Канониры отдавали ей честь. Жила она под пушкой. Никого не боялась, даже нахального поросенка, фаворита одного из канониров.

- Не снесла ли ты яичко, милая?

Однако гнездо было пустое. И капрал, вздохнув, приказал дежурному на батарее:

- Гляди в оба, Пьер. Чтоб не украли, как в прошлый раз.

Дежурный, Пьер Шамполю, засмеялся:

- Слушаюсь, капрал! Глаз не спущу с твоего курятника. Я ведь тоже живность люблю.

Темную шевелюру Пьера, несмотря на молодость, густо припудрила седина. Часть передних зубов была выбита, и он заметно шепелявил.

- В вареном или жареном виде? Знаю я вас, каналий! Ах, Пресвятая Богородица! Сейчас бы в деревню, где я когда-то бегал босиком. Развел бы кур, коз. А я все стреляю, да стреляю.

- Не горюй, папаша Керно! Хайдар платит исправно. Вернешься домой с кучей денег.

- На что они мне? Разве, чтоб застолбить место на кладбище? Уехал бы со своим полком во Францию, не свали меня лихорадка. А ты почему не сел на корабль?

Пьер Шамполю был под началом капрала какую-нибудь неделю.

- Во Францию мне хода нет. Я из королевской тюрьмы в Бресте бежал. У нас на юге Бретани многие контрабандой соли промышляют. И меня на этом деле застукали. Жить-то надо! А когда война, судьи пощады не знают. Дают по десять-двадцать лет тюрьмы. И сколько же я натерпелся, папаша Керно! Полгода промучался в парижской тюрьме. Когда набралось несколько сот человек, погнали нас на юг. Зима, а мы в цепях. По дороге от Парижа до Лиона ночевали в хлевах, в навозе. От Лиона спускались на барке до Марселя. Оттуда морем до Тулона. Мы удрали вдвоем с приятелем. Его поймали, повесили на рее. А мне удалось сесть на корабль, уходивший в Пондишери. Нет! Лучше сдохну здесь, в Индии.

 

Глава 10

«Воскресший раджа»

 

- Сейчас у меня нет ничего, Хайдар сахиб. Но поможешь сесть на трон, щедро оплачу твои услуги…

Так говорил на дарбаре Чен Басавия. Хайдар Али решил идти на Беднур. А приняв решение, никогда от него не отступал. Но кое-кто сомневался в успехе предприятия.

- Бывал ли ты в Беднуре, Хайдар сахиб? – спросил Шринивас Рао Баракки, кавалерийский офицер.

- Не доводилось.

- А я еще мальчишкой не раз ходил туда с отцом. И доложу тебе, добраться до Беднура не так-то легко. Он находится в горах, в гуще диких лесов. С востока туда ведет одна единственная дорога. И дорогу ту сторожат восемь крепостей. Стоит ли идти на риск ради этого несчастного юноши?

Мекадера Наяка с горячностью возразил:

- Как ты мог вымолвить такое, Шринивас? Если не карать злодеев, то повсюду воцаряться насилие и несправедливость. Мир затопят слезы обиженных. Надо помочь Чену Басавии.

Хайдар слушал, прикидывал. Ишь как щедр на обещания бездомный калека! Владыки Читальдруга и Беднура – давние соперники. Медакера Наяка места себе не находит, глядя на то, как Беднур богатеет на морской торговле. Рани он бы живьем сожрал. Готов принять участие в походе на Беднур. Его поддержка сулит успех.

Вновь встал со своего места Чен Басавия. Повернувшись правым боком, чтобы лучше видеть Хайдара Али, сделал попытку поднять подбородок над плечом, и не смог.

- Да, дорога на Беднур трудная. Её в самом деле стерегут крепости. Но сопротивления ты не встретишь, Хайдар сахиб. Все киладары – мои сторонники.

За военную помощь претендент на трон Беднура обещался уплатить сорок лакхов, отдать знаменитый порт Мангалур и часть Западного побережья.

- Решено! – заключил Хайдар Али. – Я помогу тебе, Чен Басавия. Аллах затем и дарует власть, чтоб вытирать слезы обиженных. А у кого заячьи сердца, пускай остаются в обозе.

Никто не решился более сказать ни слова, даже смелый как шайтан Шринивас Рао Баракки. Чен Басавия и Хайдар поклялись, что будут свято выполнять условия договора. Чен клялся, коснувшись пальцами головы случившегося поблизости брахмана. Хайдар Али клялся на Коране. Святую книгу внесли в шатер на подносе, накинув на нее зеленое покрывало.

Звездочет Раманадхам на вопрос Хайдара Али, удастся ли взять Беднур, заявил:

- Судьба твоя схожа с судьбой Искандера[26], Хайдар сахиб. Вижу на твоей голове корону. Ты станешь правителем этого города. Но… неужто мне опять сидеть под замком?

- Ничего, посидишь. Сбудутся твои предсказания, получишь подарки. А нет, так пеняй на себя.

И астролог под конвоем был отправлен в Серингапатам, чтобы дрожать там за свою судьбу, да надеяться, что и на сей раз все сойдет благополучно.

В конце 1762 года, прихватив с собой Чена Басавию, Хайдар Али выступил в поход на Беднур. Впереди бежали каллары – иррегулярные воины из воровского племени, набранные в Диндигале. Дикие на вид каллары были привычны к лишениям, к жизни в горах, к трудным горным дорогам. Вся одежда каллара – тюрбан, да набедренная повязка. На плече пика. За калларами следовал Хайдар Али во главе шеститысячного отряда кавалерии. Далее – десяток батальонов регулярной пехоты, отряд франков. Шествие замыкали волы с перекинутыми через спины вьюками.

Хайдара Али сопровождал Медакера Наяка. Палаяккар надеялся славно поживиться. Недаром ведь говорят: когда рыбачат сообща, то и ловят крупно!

Войска союзников шли на запад четыремя колоннами. На двадцатой миле начались владения рани Беднура. Без выстрела была взята Шимога. Казначей Шама Рао обнаружил в городской казне лакх рупий, и по приказу Хайдара Али все эти деньги были отданы армии, чтобы поднять ее боевой дух.

За Шимогой начались труднопроходимые горные леса, изобилующие дикими слонами, змеями, хищным зверьем. Войска шли под непроницаемым пологом лесных великанов, по узким тропам, под которыми зияют кошмарные бездны. Ночами было прохладно. Приходилось разводить большие костры.

В Кумси, крепости в 30 милях от Беднура, начальник джасусов Мансур привел к Хайдару Али старца.

- Мои люди вытащили его из темницы, Хайдар сахиб. Погляди-ка на него. Послушай, что он говорит.

Хайдар Али поглядел. Старец тряс лысой головой, глаза слезились от прожитых лет, но он был преисполнен злости.

- Меня зовут Лингана, – смиренно сложив руки на груди, принялся рассказывать старец. – Я был диваном[27] покойного раджи Сомасекхары Второго, служил его отцу, деду. И за мои-то верность и усердие рани бросила меня в темницу. Дозволь идти вместе с тобой, Хайдар сахиб.

Майсурский вождь узнал от него многое.

- Беднур находится под самым гребнем Западных Гхат, – рассказывал по дороге Лингана. – Гаты задерживают дождевые тучи, которые приносят с юго-запада муссон. Потому в стране до девяти месяцев в году выпадают дожди, хорошо родится рис.

- А сам город?

- Сам город в неглубокой ложбине, Хайдар сахиб. Вокруг него горные цепи с укреплениями на вершинах. Посреди города холм с цитаделью, а в цитадели дворец владык Беднура. Там и живет рани со своим любовником. После смерти мужа ей бы голову обрить, навсегда из жизни уйти, как велит древний обычай. А эта вероотступница, нарушив все запреты, опозорила древний род владык Иккери…

Хайдар Али узнал от Линганы, что крепостные стены Беднура тянутся на целых восемь миль. В них пробиты десяток ворот: Делийские, Кодияльские и другие. Все они надежно укреплены. На створках ворот железные шипы, чтобы при осаде их не выбили лбами слоны. На бастионах и кавальерах – пушки.

Недаром говорят: и старая солома может пригодиться.

Чен Басавия ехал на слоне. По обе стороны шагали копейщики – телохранители. Претендент на маснад был в роскошных, шитых золотом одеяниях, в алом тюрбане, сверкавшем драгоценными камнями. Все это не без умысла подарил ему Хайдар Али.

Марш на Беднур походил на триумфальное шествие. На каждом привале Хайдар Али выпускал от имени Чена Басавии воззвания к народу. В городах и деревнях глашатаи объявляли о прибытии наследника трона Беднура, и лицезреть его являлись толпы людей. Пахари, купцы, воины падали ниц перед Ченом, приветствуя его как своего законного властелина.

- Слава тебе, махабали джи![28]

В пути Чену Басавии оказывались всяческие почести. Войска встречали и провожали его криками «Джай»! Но когда Чен отъезжал подальше, совары и сипаи, ухмыляясь в усы, бросали вслед:

- Вах! Как он важно сидит на слоне, воскресший раджа.

- Хорошо, что ему не свернули совсем шею…

«Воскресший раджа» стало в армии шутовским титулом Чена Басавии. Но обещания Чена оправдывались. Крепости не оказывали Хайдару Али сопротивления. Напротив, киладары снабжали его армию провиантом, фуражом.

Беднур был уже недалеко. Армия все ускоряла ход, словно ее гнала некая сверхъестественная сила…

Под сводами густых деревьев медленно вползала на пригорок пушка «Хануманта». Под ее колесами проседала земля, хрустели корни лесных великанов. Несмотря на крики погонщиков, усталые волы еле-еле тянули вверх ее позеленевшую тушу. И рабочему слону то и дело приходилось подпирать «Хануманту» передней ногой, чтобы волы могли перевести дух.

Мимо проезжали на слонах Хайдар Али и Чен Басавия. «Хануманта» совсем замедлила ход. И вдруг Имам-Бахш, слон Хайдара Али, недовольный медленным движением упряжки, гневно затрубил. Сорвав хоботом с дерева большую ветку, принялся хлестать волов, пока те не пошли бодрей. Хохотали погонщики, пушкари, сипаи.

- Ай да Имам-Бахш!

- Вот видишь, махабали джи, – ухмыльнулся Хайдар Али. – Даже мой слон и тот хочет, чтоб ты скорей прибыл в свою столицу.

 

Глава 11

Черный язык Линганы

 

Дворец владык Иккери высился на холме посредине Беднура. Сложенный из заморского кирпича, с золочеными колоннами, покрытый китайской цветной черепицей, он походил на драгоценную игрушку.

В тронном зале восседала на маснаде из зеленого бархата рани Вирамма джи – дивно красивая женщина в расцвете лет. На ней было парчовое сари, отделанное золотом и драгоценными каменьями. Лицо у рани было слегка окрашено отваром шафрана. На лбу алела тика[29]. Гладко зачесанные назад волосы украшали цветы жасмина.

Перед владычицей Беднура полукругом стояли сановники – все в желтых тогах и шапочках из алого бархата, многие со священным брахманским шнурком на плече.

- Ни одна из твоих крепостей не оказала сопротивления мусульманину, – докладывал полководец Вирабха. – Он уже близко. Не сегодня-завтра прибудет к городу.

Рани была не на шутку встревожена.

- Как же так? Ты сам не раз отличился в войнах с соседями. Недавно отразил нашествие владыки Мираджа. Нужно остановить пришельца.

- Народ обманут, рани, – со вздохом отвечал Вирабха. – Он раболепно приветствует Чена. А сипаи не знают кого слушать. Впрочем, гарнизон готов к обороне города.

Сановники докладывали, что в Беднуре неспокойно. Жители охвачены страхом. Многие покидают город.

- Худые времена без спроса приходят, рани, – заключил диван Нанджиайя, немолодой брахман с ногами, раздутыми слоновьей болезнью. Хайдар Али человек особой породы. От него не откупишься, как от маратхов. У Шимоги, как было велено, мы предложили ему 4 лакха отступных, у Анантапура уже 12 лакхов. А он даже не пожелал встретиться с нашим вакилем.

От Анантапура до Беднура было всего 25 миль. Рани подозревала, что многие приближенные, в том числе и сам диван, втайне душой с Ченом Басавией. Верить им нельзя. Оставалось лишь повышать сумму отступных, да надеяться, что Хайдара соблазнит крупная сумма денег.

- Предложи 20 лакхов…

Отдав последние распоряжения, рани разрешила сановникам удалиться. Поднявшись с маснада, она вышла на террасу дворца, и оттуда, с большой высоты, долго созерцала панораму Беднура. На фоне пламенеющего закатного неба четко вырисовывался темный частокол скалистых вершин окрест города. Беднур погружался в вечерние сумерки.

Рани взяла за руку Нимбейю.

- Гляди, как пламенеет закат. Полнеба залито кровью. В эту пору по улицам Беднура шли процессии. Горели светильники, факелы. В небе вспыхивали фейерверки. А сейчас он словно вымер. К худу это или к добру?

- Не знаю, моя рани.

В самом деле, большой торговый город, в котором ни днем ни ночью не смолкал людской шум, был охвачен зловещей тишиной. На улицах темно. Редко-редко вспыхнет огонек светильника и тотчас угаснет. Беднур словно затаился, притих в ожидании неминуемой беды. Лишь протяжно перекликалась стража на бастионах.

- Нет, не к добру. Душой чувствую, не к добру. Неужто погибнет Беднур? Неужто достанется чужаку? А я мечтала всю жизнь править этой благословенной страной, этим городом. Вместе с тобой, любимый.

Нимбейя молчал.

- Армию Хайдара ведет сюда Чен Басавия. А с ним и Лингана – этот проныра и подлый клеветник. Ненавижу их обоих. Ах, как жаждал Лингана моей смерти! Как он хотел, чтобы я взошла на погребальный костер моего мужа, обратилась вместе с ним в пепел. Как ему хотелось, чтобы на трон Беднура сел его родич Чен Басавия. Как он жаждал овладеть сокровищами Беднура. Это он обвинил меня в нарушении веры. Слух пустил, будто я отравила мужа – чтобы от меня отвернулись мои подданные.

- Да, моя рани. Недаром говорят: у клеветника, как у змеи, язык двойной.

- Увы! Я жертва клеветы. Всему виной Лингана. Но, разве я не имею права на любовь? А любовь не знает ни каст, ни кастовых запретов…

В отделанной алым шелком опочивальне с дверями, инкрустированными драгоценными каменьми, слуги приготовили роскошное ложе. Сквозь тусклое мерцание светильников немо глядел Камдэв[30], бог-покровитель Беднура. Слуги, уловив знак рани, удалились. Любовники остались наедине.

- О какое это счастье быть с тобой, любимый!

Нимбейя, лежа в объятиях рани, слушал горячий шепот. Пылкая страсть правительницы Беднура пугала его. Несколько лет назад рани приметила Нимбейю – совсем еще юного, красивого служку в храме. И вскоре, позабыв о запретах строгой хиндуистской веры, Нимбейя прокрался во дворец на холме.

- Хайдар предлагает почетный плен в Шрирангапаттинаме, – продолжала рани. – Ни за что! Скорей смерть приму.

- Ну вот, опять заговорила о смерти.

- Заговоришь, пожалуй. Мои подданные корыстолюбивы. Пригодны лишь для торговли да маклерства. За деньги готовы на все, вплоть до измены. Но… стены Беднура крепки. Гарнизон предан мне. На помощь придет наваб Абдуль Хаким Хан, мой сосед. У него полки патанской кавалерии, а патаны не из воска слеплены. Окажись Беднур в руках Наика, навабу не видать доходов от торговли с португальцами и арабами. Может, вмешаются маратхи.

- Все это так. Но, послушай. Может, лучше покориться. Может Хайдар все-таки возьмет дань, а тебя не тронет, и все останется как есть.

Рани всем телом ощутила, как вздрогнул Нимбейя.

- Боишься, – с укором и горечью сказала она. – Почему ты так робок, так нерешителен? Ну, хорошо. Я – женщина, буду тебе защитой. Если же мусульманин начнет одолевать, все сожгу и уничтожу, чтоб ему ничего не досталось. Ах, будь проклят черный язык Линганы!

 

Глава 12

Утраченный город

 

В марте 1763 года стражи на бастионе Делийских Ворот увидели лазутчиков-калларов. Следом за ними появились совары. Совары, помедлив, хлестнули коней и, копья наперевес, устремились к воротам. Забили тревогу барабаны. Ворота были захлопнуты. Гарнизон занял свои места на укреплениях.

Хайдар Али, Чен Басавия, Лингана и Медакера Наяка поднялись на склон горы, откуда хорошо виден город. Беднур был велик, прекрасен. Из-за мощных крепостных стен выглядывали шикхары, минареты, невысокие колокольни католических церквей. Восточную часть города занимала цитадель, а над ней, на холме сверкал золотом дворец раджей Иккери.

- Вот он каков, Беднур! Много я о нем слышал, – сказал Хайдар Али. – Говорят, рани отважная женщина. Так ли это, Чен?

- Так, Хайдар сахиб. Без боя город она не отдаст.

- Что ж. Будем биться за твой маснад.

Лингана, ослепленный жаждой мести, проскрипел:

- Выкурим блудницу, как лису из норы. Не прощу дней и ночей, которые я по ее милости провел в темнице. Беднур взять не так-то просто, Хайдар сахиб. Для этого нужны четыре таких армии, как твоя. Но я тебе помогу...

Капрал Керно приладил к ноге пеструшки длинную цепочку. Отнес ее подальше в кусты. Канониры складывали возле пушки картусы с порохом, ядра, пыжи из расплетенных промасленных веревок. Установили кадку с водой. Подготовили запальники с пучком хлопка на конце. Рядом готовились к стрельбе еще два орудийных расчета.

Подошел майор Ален. Он был как всегда при полном параде: в парике, чисто выбрит, нафабрены усы.

- Готов, старина Керно?

- Готов, месье.

Ален указал на участок укреплений близ Делийских ворот. По словам Линганы, это было слабое место.

- Бей в одну точку.

- Слушаюсь! – отсалютовал капрал. – К делу, дети мои.

Заряжающий Пьер Шамполю положил на черпак с длинной ручкой картус и загнал его до самого дна казенника. Забил пыж. Второй номер закатил в жерло 12-фунтовое ядро. Его тоже закрепили пыжом. Банник был поставлен торчком вверх.

- Готово, капрал!

Керно навел орудие. Через запальное отверстие пробил железным штырем картус. Сверху насыпал пригоршню пороха. Пушка оглушительно рявкнула. Ядро, описав пологую дугу, ударило в каменную кладку стены.

- Виват!

Пьер Шамполю уже спешил с новым картусом.

- Стой, Пьер! – крикнул Керно. – Или хочешь услышать, как поют ангелы? Голову оторвет.

Заряжающий, будто споткнувшись, остановился. Стал затыкать дымящееся жерло мокрой тряпкой.

На третьей неделе часть стены с шумом осела. К пролому пошла штурмовая колонна. Среди защитников Беднура металась фигурка в мужской одежде, с тугим завитком волос на затылке. Сипаи показывали на нее друг другу:

- Гляди, рани.

- И картечи не боится…

В самом деле, это была рани Вирамма джи. Пренебрегая опасностью, она обороняла город с упорством и  отвагой, достойными мужчины. А опасность была велика. Штурмовую колонну сопровождали легкие пушки. Канониры, остановившись на миг, били в пролом картечью.

Хайдар Али тем временем заходил с отрядом отборных сипаев с другой стороны городских укреплений.

- Не беги так, Хайдар сахиб! – хрипя и задыхаясь, умолял Лингана. – А то помру в одночасье.

- Дорога каждая минута, старик. Где то место?

- Совсем рядом. Через Беднур бегут три ручья. Где они вытекают из города, есть лазы. О них мало кто знает.

На стене, куда Лингана привел майсурцев, не было не души.

Первым в водосток полез на четвереньках сам Хайдар Али. За ним, кряхтя, протискивался Лингана. Вскоре весь отряд был в крепости.

- Вперед, храбрецы!

Отряд, пробежав через весь город, ударил с тыла по защитникам Делийских ворот. И тех будто метлой смело. Хайдар сам широко распахнул ворота. Со стрельбой, с криками «джай!» армия ворвалась в город. При виде калларов с их всклокоченными волосами, чужих сипаев в красных тюрбанах и белых куртках, жителей Беднура охватил ужас. Улицы огласили вопли и стоны, будто настал Судный день. Оставляя на произвол судьбы дома, лавки, все свое добро, беднурцы бросились искать спасенье в окрестных горах и лесах.

Начался грабеж. «Они брали все, что можно было взять, – рассказывает летописец. – Брали золото и серебро, драгоценные ткани, оружие всех видов». Однако в этом общем безумии была некая система. Опережая жаждущих добычи калларов и пеонов, люди военного казначея Шамы Рао опечатывали дома богатых горожан. Ставили у их дверей часовых.

- Стой! Куда лезешь? – отпугивали часовые желающих поживиться брошенным добром. – Это собственность Хайдара сахиба…

Защитники Беднура укрылись в цитадели. Стоя на бастионе в окружении своих воинов, рани со слезами на глазах смотрела на утраченный город. До ее слуха доносились крики, хлопки выстрелов. Сипаи Хайдара Али добивали тех, кто отказывался сложить оружие.

 

Глава 13

Слава Беднура померкла

 

Наваб Абдуль Хаким Хан, владыка соседнего Саванура, был давним союзником раджей Иккери. Однако сам платил дань маратхам. Был вынужден во всем подчиняться Пуне. Слезая со своего «Утеса смерти», наваб не раз подступал вместе с маратхами к стенам Серингапатама. Так было и три года назад, в 1760 году…

Наваб не оставил рани в беде. Его патаны, пробравшись сквозь горы и леса к Беднуру, с боем прорвались в осажденную цитадель. Командовал патанами Наджиб Хан, могучий скуластый воин.

- Абдуль Хаким Хан прислал тебе подмогу, рани, – сказал он. – Я привел отряд опытных воинов.

Вид рослых, закаленных в сражениях патанов приободрил рани.

- Слава богам! Очень надеюсь на твоих людей, Наджиб Хан. А где сам наваб?

- За рекой Бали. Стоит там наготове с кавалерией и пушками.

Патаны вскоре предприняли вылазку. В полдень, когда палящее солнце загнало пушкарей-франков под навесы из пальмовых листьев, ворота цитадели были широко распахнуты. Оттуда селевым потоком вырвалось несколько сот чернобородых воинов в зеленых тюрбанах и халатах, подпоясанных красными кушаками. Подпрыгивая словно травяные мячи на неровном поле, размахивая клинками, они устремились к осадным пушкам.

- Аллах-о-Акбар!

- Дин! Дин!

Керно успел выпалить по патанам. Дюжина их была разорвана в клочья, но остальных это не смутило. Перемахнув через невысокий бруствер, патаны ворвались на батарею. Прислуга была разогнана, перебита. Наджиб Хан самолично вбил в запальники осадных пушек по железному штырю.

- Назад, бахадуро![31]

Патаны столь же быстро ретировались. Запыхавшийся Наджиб Хан, рани и ее командиры глядели со стен цитадели вниз – туда, куда несколько минут назад была совершена вылазка. Возле заклепанных пушек царило смятение. На батарею прибыл сам Хайдар Али.

- Ишь, руками размахивает наик. Пускай-ка выколотит штыри – я их забил по самую шляпку, – с довольным видом сказал Наджиб Хан. – Не горюй, рани! Будет на то воля Аллаха, отстоим Беднур. Польют дожди, наику придется худо.

На приход муссона рассчитывала и сама рани. Сипаи Хайдара Али начнут тогда болеть лихорадкой. У его соваров передохнут кони. Казна, запасы провианта и фуража – в цитадели. Гарнизон и патаны полны решимости биться до конца. Еще можно поправить дело.

Вернувшись на разгромленную батарею, Пьер Шамполю подошел к капралу. Старик получил рубленую рану. К нему уже спешил доктор месье Ришар с корпией[32] и уксусом. Керно застонал. С трудом повернув голову, глянул на разваленный дом, откуда доносилось отчаянное кудахтанье.

- Цела твоя пеструшка, папаша Керно. Сейчас принесу.

Зайдя в развалины, Шамполю взял курицу в обе руки.

- Струсила, бедолага? Жив, жив твой хозяин. Не судьба тебе попасть на вертел.

Осада цитадели затягивалась.

- Медлить больше нельзя, Хайдар сахиб, – предупреждал Лингана. – Не сегодня-завтра нагрянет муссон.

Хайдар Али знал о силе здешних муссонов. Страна будет затоплена. Вздуются реки. Дороги станут непроходимыми. Отсыреет порох. В марте 1763 года он созвал командиров.

- Время не терпит. Передайте людям: возьмут они цитадель, выдам каждому полугодовое жалование.

И сипаи, пеоны, каллары, воины Мекадеры Наяка дружно пошли на штурм. Даже совары, и те послезали с коней. Прикрываясь щитами, полезли вверх по осадным лестницам. Отчаянно бился гарнизон. Сама рани проявляла отвагу и упорство, достойные мужчины. Но ничто не могло остановить штурмующих – ни выстрелы в упор из кайдуков и ружей, ни падающие на голову камни и балки. «Сила силу ломит, – говорит летописец. – Защитники цитадели один за другим становились жертвой окровавленных мечей и штыков, сгорали в огне безнадежности и отчаяния».

В проемах между зубцами все чаще появлялись распаленные боем сипаи, свирепые каллары с кинжалами в зубах.

- Уходи, рани! – крикнул начальник гарнизона. – Уходи, пока не поздно!

Рани поняла – развязка близка. По ее приказу слуги облили нафтой – горючей жидкостью, сундуки с драгоценностями, принялись толочь в железных ступах бриллианты, алмазы. Она своими руками подожгла роскошную опочивальню, подарок Сомасекхары Второго.

- Так не достаньтесь же вы никому!

Схватив Нимбейю за руку, рани скрылась в затянутой дымом опочивальне. И не видели они, как один за другим полегли защитники цитадели во главе с Вирабхой, отважные патаны Наджиб Хана.

В недрах холма двигалась странная процессия. По крутым ступеням, которые маршами уходили вниз, освещая путь факелами, спускались слуги. За ними следовали рани Вирамма джи и Нимбейя. Чем ниже, тем слабей свет факелов. Трудней становилось дышать. Из каменных ниш на беглецов глядели пустыми глазницами, насмешливо скалили зубы черепа тех, кто умер здесь, чтобы никто не узнал тайны подземного хода. Под ногами хрустели кости.

О, боги! – вырвалось у рани. – Словно крыса норой бегу я из своего города.

Уже была пройдена половина пути, как вдруг сверху донесся глухой шум. На беглецов словно дунул смрадным дыханием злой дэв. Разом угасли факелы. Далее пришлось идти в кромешной темени, ощупывая стены. Все тряслись от страха, и больше всех Нимбейя.

- Не бойся, – шепнула любовнику рани. – Это верный слуга выполнил мой последний приказ – завалил сверху вход, чтоб нас не настигла погоня.

В каменном распадке за пределами города беглецов ждали паланкины с носильщиками, небольшой отряд воинов. Над Беднуром поднимались клубы дыма.

- Горит, горит  Беднур! – печально сказал начальник охраны. – Садись в паланкин, рани. Путь предстоит неблизкий.

С горсткой верных людей рани устремилась на юг. По словам летописца, «она бежала, оставив свой город и унаследованные от дедов-прадедов сокровища в железных руках беспощадного пришельца». И всю Индию облетели строки, начертанные безвестным поэтом:

 

Беднур пал,

Рани Беднура бежала.

Слава Беднура померкла.

Беднур никогда более

Не станет вновь Беднуром.

 

 

Глава 1 4

Моя земля!

 

Хайдар Али сам тушил пожар в Золотом дворце. Заслонясь рукавом от огня, кашляя и чихая от дыма, хлестал сорванными со стен гобеленами по огненным языкам, лизавшим резные сандаловые стены и двери. Затаптывал тлеющие персидские ковры. Вместе  с сипаями вытаскивал из пламени сундуки.

Наконец огонь был сбит. Сквозь редеющий едкий дым измазанные в саже Хайдар Али, Лингана, командиры и сипаи увидели железные ступы и песты, груды разбитых драгоценных камней.

- Что наделали, негодяи! Где рани? Отыскать.

Дворец был обыскан, но безрезультатно. Наконец, в сильно попорченной огнем опочивальне обнаружили люк. От него шли вниз полузасыпанные песком крутые ступени. Хайдар Али спросил Лингану:

- Знал, ведь, об этом подземном ходе, старик?

- Такими ходами весь холм изрыт, – оправдывался Лингана. – Немало их понарыл и покойный раджа Сомасекхара. А он умел держать секреты.

- Ушла шайтан-баба! Ну, ничего. Изловим.

В цитадели грабежей почти не было. Грабителей ждала смертная казнь. Потухли пожары. На улицах были разбиты бивуаки. Наблюдая за порядком, ходили патрули. Понемногу стали возвращаться беднурцы.

Вышла из леса и вдова Лейла. На левом плече у нее был узел с пожитками. Правой рукой она тащила за собой малолетку Сагуну. С опаской миновав чужих сипаев, которые охраняли ворота, вдова вступила в город. По привычке глянула на вершину холма и испугалась.

- Ай-вай!

Стены Золотого дворца были закопчены. Над ним реяло чужое зеленое знамя.

В махаллу, где жила Лейла, уже вернулись почти все ее обитатели. Вдова слышала приглушенные плач, жалобы. Ощущала печальный запах гари. Многие из соседей нашли на месте своих жилищ груды горелой соломы и обвалившейся глины. Но хижина Лейлы была целехонька.

- Слава богам! Кто-то здесь шарил, а в уголке копнуть не копнул. Слышь, Сагуна?

Сагуна тёр глаза, хныкал. За неделю он наголодался в лесу. Натерпелся страху, слыша крики диких зверей и птиц. В животе у него урчало.

- Есть хочу!

- Сейчас, сынок. Вот огонь в очаге разведем.

Над Беднуром разнесся призывный гул наккаров. И на городскую площадь стал стекаться народ. Главы знатных семей, купцы, ростовщики подходили к шамияне, в тени которой сидели Чен Басавия и Хайдар Али. С поклонами клали к их ногам подарки. Эти бывалые, продувные люди мало что потеряли. Предвидя события, так запрятали деньги и ценности, что не сыскать и опытному вору.

- Война кончилась, жители Беднура, – объявил Хайдар Али. – Бояться вам более нечего. Принимайтесь за дела.

Явился Шама Рао со свитками бумаг в обеих руках. Все эти дни он работал в беднурской казне, проверял налоговые книги.

- Все подсчитано, Хайдар сахиб. В казне и дворце рани, в запечатанных домах взято свыше восемнадцати крор[33] рупий. И это не считая драгоценностей, утвари и поднесенных тебе подарков.

Не удержавшись, военный казначей добавил:

- Я многое видел на своем веку, бог Шива тому свидетель. Но никогда не доводилось видеть такие богатства.

- А ну-ка, вели сложить их в одну кучу!

Слуги принялись складывать перед Хайдаром Али, сидевшим в кресле, мешки с золотыми и серебряными монетами, желтые бруски, драгоценные безделушки. Хайдара распирали честолюбивые мысли. Вот она, основа его будущего величия! А желтая гора у его ног все росла.

Среди свидетелей небывалого зрелища были и франки.

- Вот так куча! – вырвалось у капитана Хюгеля. – Пожалуй, повыше всадника верхом на коне. С такими деньгами наш мавр вскоре пересядет из кресла на трон. А бриллианты? Нет! Вы только поглядите, господин майор. Эти босоногие бестии отмеривают их конской меркой.

Майор Ален был ошеломлен.

- Такие богатства! Их бы в королевскую казну.

Лейтенант Дюмон процедил сквозь зубы:

- Наш христианнейший король был бы страшно рад. Он опустошил казначейские сундуки. Промотал все деньги с фаворитками.

По случаю взятия Беднура Хайдар Али вручил полководцам и особо отличившимся сипаям подарки – сабли, золотые браслеты, ожерелья. Беднякам, музыкантам и танцовщицам были розданы золотые и серебряные монеты, украшения, красивые наряды и шали.

А в далеком Серингапатаме киладар Исмаил Сахиб отомкнул темницу, в которой сидел Раманадхам.

- Верно ты нагадал, звездочет, – поигрывая связкой ключей, с ухмылкой сказал он. – Хайдар Али взял Беднур. Держи награду!

Раманадхам налету поймал тугой узелок. Не сказав ни слова, поспешил прочь из города. На краю арыка, под пальмой, сосчитал деньги. Их оказалось не так уж и мало, но меньше, чем он ожидал. И звездочет разразился проклятиями. Так ругается брахман, который рассчитывал на хорошее даровое угощение, а ему не досталось ни крошки.

- Чтоб ты сдох, наик! – грозил он посохом в сторону Серингапатама. – Чтоб к тебе прицепились все болячки, какие есть на свете! Ноги моей не будет более в твоей проклятой стране…

На маснад Беднура был посажен Чен Басавия. Главным советником назначен Лингана. Но государственные дела вершились не в наскоро отремонтированном Золотом дворце, где поселился новый раджа. Приказы по землям, подвластным Беднуру, рассылались не оттуда, а из Старого дворца, занятого Хайдаром Али. Именно там был центр управления древней страной Иккери. Туда прибывали вакили и харкары.

Хайдар Али остро чувствовал шаткость своего положения в Серингапатаме. Водеяры и завистливая знать не оставят попыток свалить его. Там тьма незримых врагов. Без конца плетутся нити заговоров. Необходимо убежище, где можно было бы отсидеться, если колесо удачи повернет вспять. До недавних пор таким убежищем ему виделась крепость Тиагар на Коромонделе. Генерал Лалли Толлендаль обещал отдать Тиагар в обмен на помощь в борьбе с ангрезами. Обещал, что Тиагар будет оставаться владением Майсура до тех пор, пока в Индии развевается белое с золотыми лилиями знамя короля Франции. Но франки разбиты, изгнаны с Короманделя. Лалли угодил в плен. Пондишери стал прибежищем сов. Беднур – другое дело. Это центр богатой страны, которую португальцы не зря называют житницей Западного побережья и сопредельных арабских стран. Он господствует над горными проходами в Западных Гатах. Надежно защищен горами и лесами. Быть Беднуру второй столицей Майсура, – решил Хайдар Али. – А Иккери отныне моя земля.

 

Глава 15

Басаварайядурга

 

Крепость Дерриабатар Гурр орлиным гнездом темнела на прибрежном гранитном утесе. В незапамятные времена ее построил один из раджей Иккери, чтобы отпугивать пиратов. Со стороны моря в основание утеса неустанно била крутая волна. С другой бушевал в ущелье поток. В этой-то крепости и укрылась беглянка рани.

- Опоздал муссон. Не помог.

Рани с тоской глядела на то, как с запада наплывают черные рваные тучи, волоча над вспененным морем шлейфы водяной пыли. Ударившись о гранитную грудь Гат, они бичевали их молниями, исторгали из своих недр ужасные ливни. Было сыро и холодно, но рани этого не замечала.

- Что ж делать-то, Нимбейя? Скажи хоть слово.

Нимбейю страшило будущее. Куда как хорошо было в беднурском храме. Там спокойная, легкая жизнь. С утра до вечера звучат гимны жрецов.  Являются с дарами верующие, извещая о своем прибытии ударами в колокол у входа.

- Нет, не уступлю Хайдару! Дам ему здесь бой, – так и не дождавшись ответа, продолжала рани. – А потом – в Маскат[34].

У основания утеса качался на крупной зыби граб «Шамшер»[35] – хищный на вид трехмачтовый корабль с низким бушпритом и пушками на верхней палубе. «Шамшер» готов был в любой момент выйти в море.

- Эмир Маската наш давний друг и союзник, – продолжала рани. – У меня там котхи – фактория с товарами, отряд хорошо вооруженных сипаев...

Планам этим не суждено было сбыться. Судьба неотвратима. Недели через три после прибытия рани в Дерриабатар Гурр, раздался выстрел сигнальной пушки. Рани, Нимбейя, киладар и его помощники спешно поднялись на боевую площадку. По ту сторону бурного потока топтался на берегу отряд сипаев. Сквозь сетку дождя видно было знамя раджей Иккери.

Рани приказала гарнизону изготовиться к бою.

- Эй, киладар! – донеслось с той стороны. – Или не признаёшь своего раджу? Чен Басавия велит тебе сложить оружие. Выдай злодейку Вирамму джи, покусившуюся на его маснад, на его жизнь.

Киладар был в смятении. Кто не знает, что перед кончиной Сомасекхара Второй назначил своим преемником Чена?

- Санад на твое имя…

Ночью, в нарушение приказа рани, киладар тайно велел верному человеку переправиться на кожаной лодке-корзине через реку. Тот привез санад, и киладар увидел на нем подпись нового раджи, оттиск государственной печати. «Подумал бы о семье, о самом  себе, – читал киладар. – Сдашь крепость, останешься ее хозяином. А ослушаешься, палач сдерет с тебя живого шкуру…»

Перечить радже – умыться своей кровью.

Почуяв недоброе, рани решила бежать. Ранним утром вместе с Нимбейей она хотела было спуститься к кораблю. Но путь ей преградил киладар с дюжиной сипаев-ветеранов.

- Куда собираешься ни свет ни заря, рани? Ты удерешь со своим любовником, а мне расплачиваться за твои шашни? Ступай-ка обратно в крепость.

- Негодяй! – с презрением сказала рани. – А еще клялся в верности. Прочь с дороги!

Киладар, однако, не отступил.

- Взять ее.

Рани в отчаянии устремилась к стене, чтобы оттуда броситься в бездну, но ветераны удержали.

- Будь ты проклят, вероломный слуга!

Узкой каменной лестницей поднялся на утес Мирза Хусейн Бег, командир прибывшего отряда. Толстая железная решетка наверху, на которой в случае осады разводят страшный огонь, чтобы неприятель не прорвался в крепость, была поднята. Киладар передал Мирзе плененную рани.

Сквозь горные леса, опасными тропами, скользкими от ливней, рани Вирамма джи была доставлена в Беднур.

- А ты и вправду отважная женщина, – с интересом разглядывая пленницу, сказал Хайдар Али. – Люблю храбрецов! Своих сипаев я награждаю за мужество деньгами, гирляндами цветов из своих рук. Но вправе ли ты была поступить так с Ченом Басавией? Ведь маснад Беднура был завещан ему. И почему ты ослушалась моего приказа, не явилась в Читальдруг?

Рани гневно сверкнула глазами.

- Раджи Беднура никогда никому не подчинялись. И не тебе, пришелец, судить, у кого больше прав на маснад – у меня, последней из владык Иккери, или у безвестного Чена. Чен и Лингана оболгали меня, оклеветали. Прикончи тогда джетти Чена, он не привел бы тебя к Беднуру, а я не стояла бы перед тобой пленницей.

Рани, столько пережившая за эти дни, была все еще необыкновенно хороша. Хайдар Али оценил ее смелость.

- Твои отцы-деды и ты сама набивали сундуки золотом. А зачем? Любоваться им? Соседей дразнить? Этим богатством я найду достойное применение.

Хайдар обошелся с рани и Нимбейей весьма милостиво. Им было разрешено проживать в Беднуре.

Мирза Хусейн Бег, узнав о попытке рани к бегству, спросил киладара:

- А куда хотела она бежать?

- Рани мне об этом не докладывала. Но я и так знаю, куда – в Маскат. По пути она хотела посетить Басаварайядургу, крепость на острове…

Вскоре от Дерриабатар Гурра отплыла небольшая флотилия. Впереди шел «Шамшер». За ним едва поспевали палы[36] с сипаями на борту. Валкие плоскодонные палы отчаянно качало. Мокрые их паруса плохо держали ветер. Но флотилия упрямо шла своим курсом.

- Кто сейчас выходит в море, – ворчал многоопытный капитан «Шамшера». – Под таким ветром, да по таким волнам могут плавать только фрегаты ферингов.

Мирза Хусейн Бег твердил:

- Сдохну, а приказ выполню!

Вскоре показался скалистый остров с мощной крепостью. «Шамшер» подошел с подветренной стороны, и Мирза Хусейн Бег высадил десант. Крепость была готова к бою. Из-под навесов на прибывших глядели пушечные дула. Мирза послал к воротам парламентера.

- Эй, киладар! – крикнул тот. – На троне Беднура сейчас сидит Чен Басавия, законный раджа. Рани Вирамма джи в плену. Сдавай крепость!

Ответа не последовало, и Мирза Хусейн Бег решил подождать. Уже через пару дней на рассвете ему доложили, что флаг над крепостью спущен. Далеко в море, под низко нависшим небом видны были паруса уходящих палов. Гарнизон тайно покинул остров.

На боевой площадке Басаварайядурги Мирза Хусейн Бег обнаружил едва остывшие трупы. Видимо, это были те, что до конца оставался верен рани.

- Обыскать крепость! Может, что найдется.

Сипаи принялись штыками прощупывать землю вокруг крепости, простукивая стены. Одному из них показался подозрительным участок стены в подземелье.

- Послушай-ка, Мирза сахиб.

Сипай несильно ударил камнем по стене, и Мирза понял, что за ней пустота. За разобранной стеной был обнаружен тайник. При желтом свете факелов сипаи вытащили из тайника пять сандаловых сундуков, набитых драгоценностями. За сундуками – обсыпанные алмазами ножные цепи для слонов, две полные слоновьи сбруи с серебряными колокольчиками и, наконец, два хоудаха, отделанных листовым золотом.

Сипаи цокали языками.

- Вах-вах! Один бы такой камушек, одну золотую цепочку, и можно было бы жизнь прожить без хлопот.

Мирза Хусейн Бег вернулся в Беднур.

- Приказ твой выполнен, Хайдар сахиб!

 

Глава 16

Божья обитель

 

Жизнь в Беднуре налаживалась.

Офицеры-франки подолгу бродили по улицам этого большого и красивого города. Он напоминал им города их далекой родины. Мощеные улицы Беднура, застроенные каменными домами, были полны народа, походили на сплошной базар. По крышам скакали длиннохвостые обезьяны. В листве деревьев оглушительно орали попугаи.

Яркая форма французской королевской армии не привлекала внимания беднурцев. Чужаки здесь были не в диковинку. Все ремонтировали жилища, шли на базар, в храмы. Громко перестукивались молотками чеканщики. Заняли места в своих конторах сахукары, саррафы-менялы. Раскатали ковры, разложили яркие шелка купцы.

- Этих чертовых торговцев ничто не берет. Даже война, – удивлялся капитан Хюгель. – А какие здесь женщины, господин майор. Какие талии. Какие руки. И ходят они с открытыми лицами.

Майор покачал головой.

- Над вами властвует богиня Киферы[37], коллега. Но, взглянули бы на эти мощные стены, башни. А надвратные сооружения? Каждое, по сути дела, крепость. В пределах стен – рисовые поля, сады, огороды. Вдоволь питьевой воды. Право, позор было сдать такой город.

- Позор, – охотно согласился Хюгель. – Если бы Беднур защищали люди, знающие военное дело, Хайдару Али не взять бы его и за десять лет.

- Интересно, что теперь затевает этот мавр?

Хайдар Али в это время принимал делегацию мопла. Мопла приветствовали его поясными семикратными поклонами, касаясь пальцами пола. Повелитель Майсура, скрестив ноги по-турецки, сидел на маснаде. Беспрестанно жевал бетель, который ему подавали два красавца негра. Порой затягивался дымом из хукки. Слева от него сидел Типу. Справа – толмач Доминго Родригес. Позади, сложив руки на животе, стояли Лютф Али Бег, Али Раза Хан, Шейх Али, Лала Миян, Шринивас Рао Баракки.

- Кто вы? И что просите?

Вперед выступил самый старый из мопла.

- Мы с побережья, Хайдар сахиб. Твои единоверцы. Родом из благородной Аравии. И явились просить защиты…

Старик принялся слезно жаловаться. Мопла – мирные торговцы. А наиры, эти противные Аллаху идолопоклонники, грабят их и убивают. Вот недавно наиры, во главе с заморином из Каликута, учинили кровавую резню. Погибло шесть тысяч мопла. Спаслись лишь те, кто сумел удрать в море или отсидеться в крепостях. Множество женщин мопла остались вдовами. Тысячи детей – сиротами.

Хайдар Али с интересом выслушал жалобщиков.

- Единоверцев в обиду я не дам. Наиров покараю, чтоб впредь руки не распускали. Ступайте себе с миром.

Когда обнадеженные мопла откланялись, Хайдар спросил:

- Кто такие мопла? Что это за народ? Кто знает?

- Я знаю, Хайдар сахиб, – заявил Шринивас Рао Баракки. – Мне доводилось иметь с ними дело.

По словам полководца, мопла прослыли ворами и убийцами. Все они лжецы и лицемеры. Ангрезы и франки – и те их опасаются, не разрешают оставаться в своих городах после захода солнца.

- Расплакались. Мол, кругом обижены, – продолжал Шринивас Рао Баракки. – А их ростовщики опутали долговыми расписками все побережье. Пиявками кровь сосут. Отнимают у должников поля, сады, дома, кокосовые пальмы. Житья от них нет. Потому и разгневались наиры. Хоть мопла и твои единоверцы, Хайдар сахиб, а…

Хайдар Али прервал полководца:

- Кому молятся люди, до того мне дела нет. Сто раз об этом говорил. Но за устроенную ими резню наиры будут наказаны, и сурово.

… Мопла – вот кто будет его опорой на Западном побережье!

Капитан Пейшоту решил наведаться в махаллу португальцев. В Беднуре их было немало. Одни служили в армии владык Иккери, другие вели торговлю. И жили неплохо. Посредине махаллы высилась окрашенная светло-желтой охрой католическая церковь с узкими, похожими на бойницы окнами, простой и суровой на вид колоколенкой.

Сунув подмышку трость с восьмиугольным кончиком, знаком его капитанского звания, Пейшоту вошел в церковь, осмотрелся. Над входом красовалась пиетá - грубо раскрашенная деревянная статуэтка Богоматери, скорбящей над снятым с креста Иисусом Христом. Со стен на капитана сумрачно взирали бородатые святые. В руке у одного из них была увесистая, суковатая дубина. Вперил взоры в небеса святой Фома. В начале христианской эры Фома явился в Южную Индию, чтобы приохотить здешних нечестивцев-язычников к истинной христианской вере. Но, говорят, перестарался, и его забили палками. Через несколько столетий прибыли сюда сирийские христиане.

Капитану пришлось подождать. Солдаты-португальцы, становясь на колени у решетчатого окошечка исповедальни, где сидел священник, каялись в грехах. Внизу, из-под черной занавеси, которой был задернут вход в исповедальню, высовывались голые толстые ноги в тяжелых сандалиях. До слуха капитана долетали короткие фразы:

- Служишь Хайдару?

- Служу, отец.

- О матери-церкви не забывал?

- Не забывал.

- А о нашем славном короле?

- Не забывал.

- Соблазнам и искушениям в дьявольском стане не поддавался?

- Грешен, отец.

Сквозь занавес просовывалась пухлая рука, делала округлый жест.

-Отпускаю твои грехи, сын мой. Но впредь, гляди…

Наконец, священник с кряхтением вылез из исповедальни. Он был неправдоподобно толст, с тройным подбородком. Бугристый синеватый нос выдавал пристрастие к горячительным напиткам. Засаленные волосы были кое-как приглажены пальцами. В этот жаркий предмуссонный период коричневая шерстяная ряса причиняла толстяку немалые неудобства. Он всей пятерней скреб бока, живот, лез за шиворот.

- Добрый день, отец Антонио!

Священник вгляделся водянистыми глазами.

- А, это ты, сын мой? Добрый день. Зайдем-ка за алтарь. Выведал что-нибудь новое? Что собирается делать Хайдар? Каковы  его планы?

- О планах Хайдара никто ничего не знает, кроме него самого, – отвечал бравый капитан. – Однако, судя по всему, вскоре он спустится с Гат на побережье.

- Этого-то и боятся в Гоа[38]. Беднур для нас большая потеря. Не захватил бы он и Малабар.

- Не исключено, отец Антонио. У Хайдара загребущие лапы. Что в них попало, он того не выпустит.

- Помилуй бог! В этой стране идолопоклонников у христиан слабеет вера – оттого все беды. Мой приход вырос втрое, а за счет кого? Дезертиров, да беженцев из Гоа и Салсетты[39]. Они прибывают в Беднур и сейчас. Целыми семьями. Жалуются, что, мол, там их притесняет святая инквизиция. Когда была опасность, так сбегались сюда в надежде на божью помощь. Миновала опасность, и все разом забыли о церкви.

Помолчав, священник спросил

- А если Хайдар Али двинется на Гоа? Что будешь делать?

- Против своего короля воевать я не стану.

- Сегодня же напишу фактору[40] в Мангалуре и вице-королю в Гоа. Надо бы прибрать к рукам владения рани на побережье, пока туда не явился антихрист. А ты, сын мой, заглядывай, заглядывай в божью обитель.

 

Глава 17

Антихрист

 

Акоп Симонян и его компаньон Чериян шли по набережной Мангалура, торгового порта на Западном побережье.

- Товары продал. Деньги хорошие заработал, – говорил Симонян. – А как выбраться отсюда, ума не приложу.

Чериян давно жил в Мангалуре. Приторговывал при случае.

- С подворья не гоню, Акоп.

- Все равно, домой пора. А морем плыть боязно. Позавчера чуть не лишился всего, что нажил.

Закончив торговые дела в Мангалуре, Симонян решил было плыть в Мадрас на флейте – каботажном судне. И такого страху натерпелся! Едва флейта вышла в море, как вдалеке замаячили, стали быстро приближаться высокие узкие паруса. «Пираты! – сказал капитан. – Все за весла, кому жизнь дорога». Вместе с другими пассажирами сел за весло и Симонян. Обливаясь потом от непривычной работы, греб изо всех сил. Ушли от хищников. Вернулись в Мангалур.

Симонян даже вздрогнул, вспомнив, как удирала от погони флейта. По бортам кипела вода от частых ударов весел. Все молились своим богам о спасении. А за кормой – устрашающий рев труб, барабанный бой. Крики: Остановитесь, не то худо будет!

- Пропуск купить у разбойников – вроде, денег жалко. А без пропуска отняли бы деньги и товары. По миру пустили бы…

Чериян согласился.

- Сейчас нашему брату-купцу в море лучше не высовываться. А с другой стороны, сушей не проехать. Проходы в Гатах перекрыты.

- То-то и оно.

В порту грузились стоящие у причала дхоу, палы.

- Вон те дхоу из Маската, – показывал пальцем Чериян. – А палы из Сурата[41]. За рисом пришли. Рис сюда со всего побережья  свозят. Спустится, бывало, с Гат караван волов в тысячу голов. На каждом волу по двести фунтов поклажи.

- Ездил Гатами. Сам все видел, и не раз.

В раскаленном воздухе тонкой кисеей висела пыль, поднятая множеством ног. От едких запахов свербило в носу. Пробираясь среди мешков и корзин с рисом, перцем, кардамоном и арековым орехом, компаньоны прислушивались, как торгуются, заключают сделки разноплеменные купцы.

Больше всех было темнолицых каннадиг. Приценивались к товарам поджарые арабы, широкоскулые негры с Мадагаскара. Нет-нет, да проходил полный собственного достоинства наир, член воинской касты Малабара. Рука наира в мир и войну всегда лежит на рукояти его киркутти – широкого боевого ножа с круто загнутым книзу острием. А у иного старика-наира на левой руке отпущены ногти длиной в две-три ладони, свидетельство его знатности и богатства.

Суетились купцы мопла. Мопла странный народ. Они произошли от местных женщин и арабских купцов, с незапамятных времен посещавших портовые города на Западном побережье Индии. Исповедуют ислам. Говорят на языке малаялам. У мопла черная кожа, всклокоченные волосы. Они свирепы и неукротимы. Всегда готовы к ссоре и бою. Среди мопла много одержимых, обрекших себя на смерть ради любви к своему вождю или другу. Поклявшись убить кого-либо, они непременно его убивают. Этих безумцев узнают по напоминающей саван одежде, накинутой на плечи, по блуждающему взору, кинжалу без ножен. Все считают мопла низшей кастой, но в их руках почти вся местная торговля. Ростовщиков люто ненавидят наиры и здешние брахманы-намбудири, попавшие к ним в неоплатные долги.

В многоликой толпе резко выделялись английские и голландские негоцианты. На дородных мужах, несмотря на жару и духоту, парчевые жилеты и камзолы. На голове – парики и треуголки.

Обменивали любую монету саррафы-менялы. У бочек с мадерой облизываясь и принюхиваясь словно коты у плошки с молоком, терлись подпоясанные веревкой монахи в коричневых балахонах. Возили попавшегося на краже вора. Вор сидел верхом на осле лицом к хвосту. Голова у него была густо вымазана углем. По древнему обычаю с несчастного должны были живьем содрать кожу и поднять его высоко на шесте.

Акоп Симонян по привычке спрашивал, что почем. Товары добрые. Но видно, что хозяева стараются поскорей сбыть их с рук. Только и слышно было:

- Копра! Копра![42] Задешево отдам.

- Веревки с Малабара! Слона удержат. Покупай – уступлю.

Не знали что делать купцы, промышлявшие перепродажей на Декане местных тканей, соли и сушеной рыбы. Путь через Беднур закрыт. Товары лежат без движения.

Подперев щеку ладонью, горевал бородатый араб в бурнусе, в не по-здешнему повязанном тюрбане. Позади него стояли осоловелые от влажной жары красавцы арабские кони. Вокруг собралась толпа.

- Не в добрый час прибыл в Мангалур, – жаловался араб старику мопле. – Сколько натерпелся с лошадьми в море. Сколько на корм ушло. Сколько отступных пиратам выплатил. А проклятые кафиры[43] полцены дают. За что наказываешь, о Аллах?

Мопла утешал:

- Зря на Аллаха жалуешься. Скоро сюда нагрянет Хайдар Али. Он где-то за Гатами. Хайдар известный лошадник и за ценой не постоит.

- Верно?

Симонян, вмешавшись в разговор, подтвердил:

- Без прибыли не останешься, бабá. Но, боже тебя упаси продать хоть одного коня до того, как Хайдар Али сам поглядит твой табун. И сам тогда ничего не купит, и другим купить не даст. Разоришься.

- Да ну? Спасибо за совет…

С краю набережной находилась португальская фактория – обнесенное каменной стеной мрачное здание. Над черепичной крышей реял флаг короля Португалии. На бастионах копошились у пушек канониры. По стенам, поглядывая вниз, расхаживали часовые.

- Стой, – сказал Симонян. – Давай глянем.

Компаньоны остановились у ворот фактории. Оттуда, сгибаясь под тяжелыми кулями и корзинами, непрерывной чередой бежали полуголые кули. Бронзовые их тела были мокрые от пота. С заунывной песней кули поднимались по трапу на борт большого, низко осевшего в воде парусника. Там их встречал старший помощник капитана – моряк с пронзительными глазами и бородкой клином. На голове у него черный берет. Камзол из зеленого сатина перехвачен портупеей со шпагой.

- Живей, лентяи! Даром вам деньги платят?

Свалив груз в трюм, кули бежали обратно на берег.

- Во второй раз пришел португалец, – заметил Чериян. – Пока не нагрянул Хайдар, в Гоа спешат запастись рисом. Без здешнего риса там и месяца не продержаться. А скажи, Акоп. Так ли уж страшен этот твой приятель, Хайдар?

Симонян задумался. На сердце у него стало почему-то нехорошо. Зря, пожалуй, рассказывал он майсурскому владыке о богатствах Беднура. Нет ли и его вины в гибели славного города?

- Да, как тебе сказать. Человек, как человек. Все купцы для него личные друзья. Всячески к себе их зазывает. Хорошо платит, особенно за оружие и лошадей, за свинец и порох. Добро помнит. Сколько раз ему деньги ссужал – все отдал. Мы с ним и  вправду, вроде, приятели.

- Попросил бы у Хайдара, чтоб мы, армяне, могли беспошлинно торговать в его владениях.

- Это обдумать надо.

- Надо. Хайдара тут многие боятся. А может он приструнит ферингов-португальцев, ангрезов, голландцев? Феринги все под себя гребут. Особенно португальцы. Сейчас у них, наверное, поджилки трясутся…

В фактории, и правда, царили тревога, растерянность. Беднур захвачен Хайдаром Али. Рани в плену. Удастся ли сохранить привилегии, дарованные владыками Иккери? Стража на стенах была утроена. Канонирам было приказано вычистить заржавевшие от безделья пушки.

По просторному двору фактории расхаживал фактор. Одет он был по-старинному: в бархатной шапочке, плаще из черного штофа, на ногах сапоги из шафранного бархата. Почтительно отставая на полшага, за ним следовал капитан, начальник гарнизона.

- О, святая Дева Мария! Как изменились времена, – вздыхал фактор. – Давно ли мы были безраздельными хозяевами на побережье? Давно ли чужой корабль сунуться не смел в здешние воды без нашего карташа[44]? Вся торговля была у нас в руках. А ныне? В море хозяйничают голландцы, англичане.

- Сильные конкуренты, синьор.

- М-да. Не хватало еще новой напасти, Хайдара. А он явится сюда непременно. Об этом предупреждает отец Антонио. Ведь все мелкие княжества по побережью подвластны Беднуру, а Беднур теперь в лапах этого негодяя. Как-то сложатся с ним отношения?

Фактор, приостановившись, окинул взором свои владения. Жизнь во дворе фактории шла заведенным порядком. В углу под навесом, склонив головы над бумагами, прилежно скрипели перьями молодые счетоводы. Великаны негры, хватая за края тяжелые мешки с рисом, играючи вскидывали их на спины худых как щепки кули.

- Что стали, бездельники! – прикрикнул фактор на рабов, сушивших на солнце перец. – Кнута захотели?

Одетые в лохмотья рабы, купленные в Гоа у монахов-францисканцев, стали проворней перелопачивать красные стручки, толстым слоем рассыпанные по земле.

- Хайдар может перепутать все наши карты, – продолжал фактор. – Вот я, по традиции – глава и верховный судья всех христиан на Западном побережье. По договору с рани собираю налог со здешних рыбаков. Рани не мешала нам засылать в Беднур священников-иезуитов. Сколько выгод нашему славному королю, всему католичеству. А удастся ли сохранить эти права, эти выгоды?

Его собеседник с сомнением покрутил головой.

- С четырьмя никуда не годными пушками? С полусотней плохо вооруженных, больных чесоткой солдат? Едва ли, синьор.

- Вот и я так думаю. Надвигается антихрист. Поеду-ка я к английскому агенту. Он прибыл вчера из Телличерри. Уверен – у англичан, этих богом проклятых еретиков-протестантов от того же голова болит.

 

Глава 18

Бесценный дар судьбы

 

Хайдар Али был недалеко. Со стен форта на гребне Западных Гат, где он стоял с Лютф Али Бегом, открывались величественные виды. Куда не кинь взор, громоздятся древние, поросшие кустарником скалы. Зияют бездонные пропасти, в которых неумолчно шумят потоки. Стеной стоят дремучие леса. В небесной синеве, распахнув крылья, делают широкие круги грифы.

- Вах, какая красота! – качал головой Лютф Али Бег. – Здесь бы только Аллаху молиться. До него отсюда рукой подать.

У Хайдара Али на уме были другие мысли.

- Молиться лучше в мечети, Лютф. А этот форт – что засов на двери. Его не обойти ни слева, ни справа. С сотней храбрецов и дюжиной пушек я остановил бы здесь армию в десять тысяч человек…

Из могущественных лесов, в которых таится Беднур, выходили батальоны. Сипаи карабкались по каменной тропе к форту. Проходя под зубчатой стеной, приветствовали Хайдара громкими криками.

Хайдар Али и Лютф Али Бег перешли на другую сторону боевой площадки горной крепости. С запада в лицо обоим мягкими толчками ударил теплый ветер. Там далеко-далеко, за необозримой зеленой далью плещется Аравийское море. Плывут корабли с товарами. Там Мангалур.

Авангард армии уже начал спуск.

- Здесь, на большой высоте, прохладно, – заметил Хайдар Али. – А ущелье раскалено, как порожний котелок на огне. Файзулле Хану, наверное, приходится несладко.

Спуск к побережью начинался почти у самых стен форта. Он был необычайно крут. По дну теснины на целые восемь английских миль уходила вниз заваленная обломками тропа. По обе стороны – скалы, каменные нагромождения. Лишь кое-где подобие неровной мостовой. Этим путем местные жители из века в век вывозили рис к морю. Сипаи удивлялись:

- Вот это спуск, братья! Покруче, чем на Короманделе.

- Сколько волов тут ноги переломали.

Трудно было артиллерии. Капрал Керно еще не оправился от ран. Он ехал в дули-качалке из двух бамбуковых жердей, концы которых привязаны к бокам идущих гуськом лошадей. Волы шли позади. Канониры во главе с Пьером Шамполю направляли ход тяжелого орудия. Слон Имаумбусис, ухватившись хоботом за канат, привязанный к лафету, сдерживал ход пушки, не давал ей перевернуться. Глядя на то, как Имаумбусис, оттопырив по-поросячьи хвост, упирается ногами-колоннами в скользкую каменную тропу, капрала охватывал страх. Он умолял:

- Не упустите пушку, дети мои! Не упустите.

На особо крутых участках Керно приказывал заводить под орудийные колеса деревянные башмаки на цепях.

Солнце палило беспощадно. Каменные громады источали зной. И канониры обливались потом. Губы у всех пересохли.

- Отойду-ка я на минутку, папаша Керно.

Пьер Шамполю забежал было за валун справить большую нужду. Но из леса вдруг выскочили, окружили его длинные и худые, дикого вида люди. Они были совершенно голые, черные как уголь. В правой руке – стрела на тетиве. Пьер не успел ничего понять. Не сказав ни слова, незнакомцы тенями исчезли в лесной чаще.

- Дьябль! – чертыхнулся озадаченный канонир. – Кто такие?

Топассы хохотали. Один из них объяснил:

- Это лесное племя. В Гатах их много. Живут охотой. Мед в скалах собирают. Корешки выкапывают.

- А ну, как проткнули бы они меня стрелами! И предстал бы я перед святым Петром со спущенными до колен штанами…

Спустились к чудовищному обрыву Ане Жери – как раз посредине ущелья. По преданию, в незапамятные времена здесь свалился в бездну слон. И вдруг послышались крики:

- Хабардар!^[45]

Керно и его люди стали невольными свидетелями ужасного зрелища. Спускавшаяся впереди пушка вырвалась из человеческих рук. Набирая скорость на крутом уклоне, помчалась вниз. В куски разлетелись колеса, лафет, передок. Сипаи отскакивали в стороны, но увернуться удалось не всем. Подбив напоследок артиллерийскую повозку, пушка замерла у основания большого валуна.

Саперы принялись собирать рассыпанные ядра, картусы. Мимо молча проходили войска. Глядя на раздавленных людей, уложенных у края дороги, португальцы и топассы снимали шляпы.

- О, Жежуш Криштуш![46] Прими их грешные души…

Наконец раздались возгласы:

- Хоссангери, братья!

Внизу показалась зубчатая стена. Это была крепость Хоссангери, запиравшая снизу дорогу к Беднуру. Слева от крепости темнел гопурам древнего храма. Из каменных дверей храма выглядывали брахманы в желтых тогах.

Порядок нарушился. Сипаи устремились к длинным колодам из камня  и дерева, полным свежей воды. Вода поступала откуда-то сверху, из недр гор. Пробежав по желобу на высоких жердях, она с плеском наполняла колоды. Все спешили утолить жажду. Рядом с людьми, оттирая друг друга боками, шумно пили верховые кони, волы. Дребезжали колокольчики. С сухим треском сталкивались рога. Звякали уздечки.

Пьер Шамполю, поплескав себе воду на голову и грудь, явился к капралу.

- Наконец-то напился всласть. Дьябль! До чего ж вкусна водица. Держи баклагу, папаша Керно.

Капрал тяжко дышал.

- Еще немного, и ноги бы протянул.

- В тюрьме нашего христианнейшего короля, откуда я удрал, было не лучше. Целыми днями заставляли конопатить и смолить корабли. Жара с ума сводит, а воды нет. Кто выбился из сил, того бичом поперек спины. Кто умер, того оттаскивают как дохлую собаку в сторону. А кто богохульствовал, проклинал Святую Деву Марию, тому раскаленный штырь сквозь язык.

- Страшны твои истории, Пьер! – вздохнул Керно. – Как только бог такое терпит…

У Хоссангери Хайдар Али выслушал рапорты командиров. А когда военный лагерь приутих и начали гаснуть костры, к нему явилась делегация местных брахманов. Войдя в шатер, брахманы дружно подняли над головой сложенные вместе ладони.

- Намашкар,[47] Хайдар сахиб!

- Намашкар. С чем пришли, божьи люди?

- Мы приставлены к воде, – отвечал старший из брахманов. – При здешнем храме служили еще наши деды-прадеды. Кто с Гат слезет, кто из Мангалура прибудет – все здесь останавливаются. За службу нам платила казна Беднура. А сейчас как?

- Все останется как есть. Вода всем нужна.

- Потом, на дороге к Мангалуру есть еще несколько храмов. И там служат наши братья брахманы. Они держат запасы дров и воды, котлы для варки пищи. У них можно купить рис. Можно переждать жару и дождь. Можно заночевать, не опасаясь за жизнь, за свое добро. А с ними как?

- И им будет платить казна.

Довольные брахманы ушли. А Хайдар Али принял джасусов. Те докладывали, что на побережье много крепостей. Одни в море на скалах. Другие на возвышенных местах, в ущельях. Одни каменные, другие из самана. Гарнизоны вооружены старыми пушками, кайдуками и ружьями, копьями и луками со стрелами.

Мангалур отходил Хайдару на «законном» основании – по договору с Ченом Басавией. Договор договором. А сколько еще на побережье богатых портовых городов: Хонавар, Басрур, Баркур. Захватив их, можно простереть свою власть на север, и на юг вдоль всего побережья.

Поистине, бесценный дар преподнесла ему судьба в лице Чена Басавии.

 

Глава 19

Торгуй, Акоп.

 

Жители Мангалура высыпали за крепостные ворота. Стены и бастионы были облеплены людьми. Прибывает Хайдар Али Бахадур, новый хозяин Мангалура!

Все ближе гул наккаров. Вот уже показалась голова походной колонны. С необычайной прытью бежали крепкие молодцы с жезлами в руках.

- Эй, люди! Пади ниц! Едет великий воин!

Мангалурцы опускались на колени. Падали лицом в нагретую солнцем придорожную пыль.

Впереди прибывшей с востока колонны шла верблюжья кавалерия. Верблюжатники, вооруженные пиками с флажками, сидели на величественных дромадерах. За седлами у них – связки ракет с железным оперением и острыми наконечниками. За верблюжьей кавалерией шагали два слона, один с зеленым знаменем, другой с наккаром. Потом шумный оркестр из труб и барабанов.

На любимом слоне Имам-Бахше ехал Хайдар Али. Слуга держал у него над головой зеленый зонт. Из-за частокола копий телохранителей, одетых в пунцовые куртки и тюрбаны, Хайдар глядел на своих новых подданных, которые распростерлись по обе стороны дороги.

За ним опять шла верблюжья кавалерия. Под свист бансри-флейт маршировала пехота. Катились пушки…

В тот же день Хайдар Али, сопровождаемый отрядом телохранителей, проехал верхом на коне по улицам Мангалура.

- Богатый город, многолюдный, – сказал он Лютф Али Бегу. – Каменные строения, склады, лавки.

- Здесь торговлей живут, Хайдар сахиб.

Хайдара приветствовали пурохиты-жрецы. В честь нового хозяина Мангалура перед храмами, звеня бубенчиками, танцевали девадаси. Из церквей вышли хмурые священники-португальцы с причетом. В руках у служек были распятия, статуя Святой Девы Марии под балдахином. Над городом разносился резкий колокольный звон. При виде Хайдара Али снимали шляпы, раскланивались европейские купцы. Лютф Али Бег заметил:

- Феринги на каждом шагу. Священников тут, говорят, более полусотни. Недобрый народ. Глядит исподлобья. Наверное, есть среди них и джасусы.

- Феринги приезжают сюда торговать – и пусть торгуют. А джасусов надо давить, как скорпионов.

Из города кавалькада повернула в порт. На набережной ни души. Исчезли горы мешков и корзин с рисом и пряностями. Ушли корабли.

- Купцы попрятали товары, – сказал Хайдар Али. – Осторожный народ.

Заметив на западе в устье реки медленно удаляющиеся паруса, он скомандовал:

- В галоп!

На взморье всадники осадили разгоряченных коней. Перед входом в мангалурскую гавань дрейфовал фрегат под сине-красным полосатым флагом. Пушечные порты у него были подняты. Из люков выглядывали темные жерла. Это был «Парагон», боевой корабль ангрезов. Один его вид заставлял держаться на почтительном расстоянии дюжину маратхских галиотов^[48]. Пираты явно имели виды на «купцов», жавшихся к берегу. Однако, артиллерия фрегата внушала страх. Один его залп разнес бы в щепы самый большой галиот.

У борта «Парагона» вспух тугой клуб серого дыма. Над морем прокатился гром пушечного выстрела, и, повинуясь приказу, из гавани один за другим стали выходить тяжело груженые палы. Пираты так и не осмелились атаковать конвой, который двинулся на север.

Хайдар Али стал свидетелем картины, обычной в этих неспокойных, кишащих пиратами водах.

- Маратхи и ангрезы хозяйничают здесь как у себя дома. Придется отучить их от этой привычки.

- И будешь прав, Хайдар сахиб, – согласился Лютф Али Бег. – Но они признают только силу. Тебе понадобится флот.

- Да, без флота тут и делать нечего. Построим корабли, морской арсенал. Чтоб никто не смел без спроса входить в гавань, огородим ее каменным молом с батареей пушек. Вокруг порта подымем крепостные стены. Все это придется делать тебе, Лютф. Ты назначаешься фаудждаром Мангалура.

- Великая для меня честь, Хайдар сахиб! – отвечал польщенный Лютф Али Бег. – И хотя вижу море в первый раз, постараюсь выполнить твою волю.

Акоп Симонян, в числе многих, явился к шатру Хайдара Али. Оттуда выходили чобдары, называли имена вакилей, присланных правителями Западного побережья. Ждали своей очереди главы торговых семей Мангалура с подарками. Не преподнесешь подарка, беды не оберешься. Подарок – знак покорности, подчинения.

Когда настала очередь Симоняна, он вошел вслед за чобдаром в шатер, отвесил Хайдару низкий поклон.

- Вот и опять свиделись, Акоп, – усаживая купца, сказал Хайдар Али. – Видел тебя в толпе у ворот Мангалура. Рассказывай.

Акоп Симонян принялся рассказывать. Торговая поездка сюда оказалась удачной. Хорошие деньги выручил. А обратно в Мадрас выехать не удается. В лапы маратхским пиратам чуть не попал. Злодеи так и рыщут вдоль побережья.

Хайдар Али выслушал купца с видимым сочувствием.

- Сухопутная дорога на Коромандель открыта. Никто тебя не тронет до самого Карнатика. На пиратов найдем управу. Будет и у меня флот не хуже чем у других. А что в Карнатике?

- Плохо там, Хайдар сахиб. Наваб Мохаммед Али залез Компании в неоплатные долги. Отдает земли ангрезам на откуп. А те жалости не знают, грабят народ. На базарах скудно, дорого. Купцы терпят убытки. Хоть беги, куда глаза глядят.

Откланявшись, Симонян вышел из шатра. И тут он заметил араба-лошадника, с которым недавно разговаривал в порту. Тот оглаживал коней, трепал у них холки.

- Прощайте, благородные скакуны! И простите меня ради Аллаха. Отныне у вас другой хозяин. Будете носить его тавро.

При виде Симоняна лицо араба осветилось скупой улыбкой.

- А ты тогда верно сказал, ходжа. Вчера Хайдар сахиб сам глядел моих коней. Хорошую цену за них назначил. Своим другом назвал. Говорит, привози еще. Всех куплю. Я пожаловался, мол, рискованное дело. В пути не один конь падет. А он в ответ: если падет в моих владениях, половину цены выплачу. Только представь хвост и гриву павшего коня и свидетельство местного начальника.

- Вот видишь, бабá.

- Да. А нынче утром гляжу, прислал Хайдар слугу с забитой овцой, с рисом, маслом и овощами, чтоб получился у меня хороший праздник. Да уготовит ему Аллах место в раю!

Чериян, выслушав рассказ компаньона о его встрече с Хайдаром Али, удивлялся:

- А ты и вправду у него в друзьях ходишь, Акоп. Большой кус тебе в жизни отломится. Наверное забыл, о чем толковали?

- Не забыл. Но думаю, Хайдару сейчас не до этого.

Через пару дней Симонян отправился домой. У Хоссангери он дал тяжело груженому каравану отдых. Чуть свет, велев слугам хорошенько напоить волов, двинулся вверх по ущелью. Перевал нужно достичь до наступления дневной жары. Ай, как хорошо! На руках пропуск через Майсур. Купцу вновь и вновь вспоминались последние слова Хайдара Али - «Торгуй, Акоп. Купцам я друг и брат».

 

Глава 20

В Мангалуре

 

В Мангалур зачастили торговые корабли.

Хайдар Али не собирался на море волны считать. Его обуревали новые замыслы. Все владыки на Западном побережье когда-то подчинялись раджам Виджаянагара, а потом наместнику Великих Моголов в Сире. Значит, он имеет все права на этот богатый край. Маратхам, ангрезам, франкам, португальцам пора и потесниться.

В добровольных помощниках недостатка не было. Побережье, разодранное на мелкие независимые княжества, кипело распрями, кровавыми столкновениями. Все здесь враждовали, завидовали друг другу, сводили давние счеты.

Громом пушечного салюта возвестил о своем прибытии Али Раджа – властелин морской бездны. Али Раджа владел торговым портом Каннанур, что к югу от Мангалура, клочком земли вокруг. Хайдар Али встретил гостя с большими почестями.

- Малабар разобщен, Хайдар сахиб, – рассказывал Али Раджа. – Ты мог бы легко завоевать этот край. Я – глава всех мопла на  побережье. Даже тех, кто не живет в моих владениях. Скажи слово, и я призову под ружье десять, пятнадцать тысяч отважных воинов.

Владыка Каннанура понравился Хайдару. Али Радже нет и тридцати. Он невысок ростом, но хорош собой. Кожа пробкового цвета. Умное лицо. Проницательный взгляд. Говорит на кáннара и малаялам – местных языках, на дакхни[49], на португальском. Понимает языки ангрезов и франков. Али Раджа унаследовал от отцов-дедов большие деньги, власть над частью Мальдивов[50]. Женившись на дочери раджи Каннанура, которая без памяти влюбилась в него, он, мусульманин, стал хозяином этого торгового города. От тестя ему достались корабли, титул властелина морской бездны.

- Давай изгоним ангрезов! – порывисто продолжал Али Раджа. – Ненавижу их! Очистим море от пиратов, проучим раджу Чираккала, который притесняет меня. Разобьем заморина. Он тоже хорош...

О таком союзнике можно было только мечтать.

- Нужен флот, Али Раджа.

- Так за чем же дело стало? – воскликнул властелин морской бездны. – В Каннануре у меня есть верфь. Я сам строю суда. Мои мопла искусные мореходы. Ходят в Маскат и Моху, на Коромандель и Цейлон. Скажи только слово.

- Тогда закладывай корабли, собирай лашкаров-матросов. Вскоре они мне понадобятся.

Хайдар Али пожаловал Али Радже титул мир бахра – адмирала. Дал денег на постройку флота. Али Раджа, поцеловав фирман – указ о своем назначении, очень довольный ушел морем в Каннанур. Теперь-то он отомстит радже Чираккала, приведет в чувство обитателей Мальдивов, которые не желают признавать его своим владыкой, не хотят платить положенную дань!

Доволен остался и Хайдар Али. Властелин морской бездны умен и предприимчив, хотя, как видно, и честолюбив. В курсе всех дел. Его рассказы – ценное дополнение к тому, что узнал Махдум Сахиб о Малабаре в 1757 году.

Переход Мангалура в руки Хайдара Али крайне обеспокоил купцов английской Ост-Индской компании. Из Бомбея прибыл ее вакиль. Оказавшись в шатре Хайдара, вакиль снял треуголку. Сказал с поклоном:

- Ост-Индская компания преисполнена дружеских чувств к тебе, доблестный наваб! И она надеется, что между ней и Майсуром будут вечно царить мир и дружба.

Хайдар Али, покуривая хукку, глядел на вакиля. Хороши друзья! В дни мятежа в Серингапатаме, когда его судьба висела на волоске, ангрезы стали на сторону его смертельных врагов. Капитан Смит занял майсурскую крепость Карур и отдал ее Мохаммеду Али. Карур до сих пор в руках этого прихвостня ангрезов. А сейчас Компания собирает свои батальоны у крепости Веллур, что близ юго-восточных границ Майсура. Зачем бы это?

- И я за мир. Чего же хочет почтенная Компания?

Вакиль изложил суть дела:

- В этом районе Западного побережья мы пользовались торговыми привилегиями, которые нам даровали владыки Иккери. Компании хотелось бы сохранить их за собой и при новом правительстве.

Хайдар Али знал, что у него над головой сгущаются тучи. Его военные успехи вызвали приступы ярости в Хайдарабаде и Пуне. Рвал и метал завистливый низам. Да и как ему было не рвать, не метать? Он – субедар, наместник Великих Моголов на Декане! А Хайдар Али без его ведома купил у Басалат Джанга Сиру, и тот положил себе в карман три лакха рупий. Пешва Мадху Рао грозит суровыми карами за захват маратхских территорий. Вот-вот грянет гроза с громом и молниями. А у Ост-Индской компании в Бомбее и Телличерри большие склады оружия, свинца, пороха.

- Хорошо. Я сохраню за почтенной Компанией эти привилегии. Более того, передам ее купцам исключительное право за скупку перца. Если Компания будет поставлять мне пушки, ружья, порох.

Вакиль поперхнулся. Поставки оружия Хайдару могли навлечь на Компанию гнев могущественного пешвы. Тем более, что в Пуне,  как доносят шпионы, уже поговаривают о новом походе на Майсур. Воспротивятся Мадрас и Калькутта. Но барыши! Бомбейцы перепродают пряности в Европе по бешеным ценам.

- Оружия у Компании мало, Хайдар сахиб. Мы, ведь, всего лишь мирные купцы. Но будем счастливы оказать доблестному навабу такую услугу.

Одним из первых тяжесть десницы нового соседа испытал на себе раджа Сунды, вассал владык Иккери. Сунда, небольшая страна к северу от Мангалура, была богата перцем и кардамоном. На их продаже раджа ежегодно выручал более десяти лакхов рупий.

Захватить Сунду Хайдар поручил Файзулле Хану. После недолгой беседы с ним сказал:

- Итак, сначала прогони раджу Сунды. Затем накажи Абдуль Хаким Хана, наваба Саванура. Негодяй помогал рани оборонять Беднур, и я ему этого не прощу. Далее, пойдешь на Междуречье.

Файзулла Хан получил армию в десять тысяч воинов, шесть пушек. Никогда не было под его командой столь больших сил! «С раджой Сунды справиться нетрудно. Он труслив как заяц, – раздумывал Файзулла Хан. – Наваба Саванура можно одолеть. Но маратхи! Это сильный противник. Идти в Междуречье – все равно, что залезть рукой в пасть тигру. Но не даром же присвоен ему титул «Хайбат-Джанг».

Покинув Мангалур, полководец с обычной для него стремительностью двинулся на север.

 

Глава 21

Жажда мести

 

В Беднуре между тем назревали грозные события.

Едва Хайдар Али отбыл в Мангалур, как рани Вирамму джи тайно посетил ее бывший диван-главный министр.

- В городе тьма недовольных, рани, – как в былые времена докладывал диван. – Дома многих знатных семей разграблены. Сахукары понесли убытки. И все оскорблены тем, что ты, законная владычица Беднура, отстранена от власти. Никто не думал, что так повернется дело.

- Поняли, наконец, что к чему?

- Поняли. Все пойдем за тобой.

Побывал у рани и Лингана. Только сейчас Лингана осознал, как сильно ошибся. Он рассчитывал получить все, а к рукам почти ничего не прилипло.

- Ловок, ловок мусульманин! – с сокрушением говорил он на встрече. – Всех вокруг пальца обвел. Всех обманул, даже меня. На переправе о дружбе говорил, а вышли на берег, позабыл и имя. Прости меня, старика.

- Я готова все забыть, все простить. Старые трупы что толку из могилы вытаскивать.

- Верно, рани. Надо бы что-то делать.

- И я думаю – надо. А что Чен?

- Известно что. Он еще молод, государственного ума не набрался. А видит – вся власть в руках наика.

Недаром говорят: ливень всех без разбору моет.

Лингана говорил правду. Новому радже Золотой дворец казался тюрьмой. Без спросу нельзя сделать ни шагу. Кругом соглядатаи Хайдара. К казне не подступиться. Одни лишения и обиды. Наедине с Линганой он слушал, что нашептывает старик:

- Видишь, к чему привел твой договор с Хайдаром? Этот дикарь враг всех хинду. Ему ничего не свято. Он будет самодержавно править Иккери, а тебе век сидеть на мишурном маснаде, да терпеть унижения.

Лингана показал радже новенькие золотые варахуны. На одной их стороне были изображены хиндуистские боги Шива и его супруга Пáрвати, на другой – арабская буква «Х».

- Узурпатор начал чеканить такие вот монеты, махабади. Стало быть, уже считает Иккери своим владением. А из Старого дворца доносятся слухи, что он хочет сделать Беднур второй столицей. Поэтому, может, и не отправляет захваченную казну в Серингапатам.

- Что же делать?

- Пора кончать с мусульманином – вот что! Он сейчас в отъезде, а беднурцы жаждут мести. Заодно с нами рани.

- А мой маснад?

- Как сидишь на нем, так и будешь сидеть. Рани клянется, что не помышляет о власти. Изгнав узурпатора, оставим  и  ей местечко возле маснада.

Вовлечь Чена Басавию в заговор оказалось нетрудно.

Нимбейя пытался урезонить рани:

- Опасное дело затеваешь. В заговор неминуемо будут вовлечены сотни людей. Тайна, как вода в дырявом горшке, долго не удержится. В городе шныряют джасусы. Дознается Хайдар Али, и быть беде.

Но рани была окрылена новыми надеждами, новыми планами.

- Вечно быть пленницей у узурпатора? Ну, нет! За мной пойдут даже те, кто недавно шипел змеей, жаждал моей гибели. Не слыхал разве, как клялись мне в верности главы знатных семей Беднура? Они готовы живьем сожрать Хайдара. Союза со мной ищет даже Лингана.

- Надежда на таких союзников плоха. Случись что, они тотчас предадут тебя.

- Не предадут! Наберись же, наконец, мужества.

В один из хиндуистских праздников заговорщики встретились в главном храме Беднура. Недавних врагов объединила на время общая ненависть к дерзкому пришельцу.

- Слон силен, а и он спит, – говорила рани. – И слона одолеть можно.

Ею был предложен смелый план. Вернувшись с побережья, Хайдар Али остановился в Старом дворце. Этот дворец ему приглянулся. Узурпатор имеет обыкновение засиживаться за дастарханом далеко за полночь с сыновьями и полководцами. Дворец будет взорван.

- Но цитадель под сильной охраной, рани, – засомневался один из заговорщиков. – А в Старом дворце день и ночь толкутся сотни слуг.

У рани на все был ответ.

- Я знаю, как это сделать. Мы уничтожим не только Хайдара, но и его армию.

Перед тем, как покинуть храм, заговорщики поклялись богами, небесными и земными, что будут верны общему делу.

Решив сделать Беднур столицей, Хайдар Али велел заложить для себя великолепный дворец, приказал привести город в порядок. Фаудждар Бадр-уз-Заман Хан со рвением взялся за дело. И это было на руку заговорщикам. Началась неслышная работа. Подземным ходом, о котором знали немногие, слуги затаскивали под Старый дворец мешки с порохом. По краям обширной площади, где по расчетам рани должна была вновь раскинуть палатки армия Хайдара, были тайно выкопаны наклонные колодцы. На дне их уложили порох, а поверх груды камней. Колодцы присыпали землей. В урочный  час взлетит в воздух Старый дворец, а  вместе с ним и наглый узурпатор. Воспламененные пороховые заряды выбросят из колодцев камни. Каменный град обрушится на ничего не подозреваюших сипаев. Верные люди во главе с Линганой истребят их остатки.

Никто так не жаждет мести, как женщина. Страшную судьбу уготовила Хайдару Али оскорбленная рани. А жажда мести ослепляет.

 

Глава 22

И тут заговор!

 

Хайдар Али прибыл в Беднур. Маратхи вот-вот снова двинутся на Серингапатам. А почти вся его армия в Мангалуре, других портах и крепостях. Десятитысячный корпус увел на север Файзулла Хан.

Мост надо строить, пока воды нет…

На краю просторного поля, что в полутора косах от Беднура, уже который день стоял шатер под зеленым знаменем. Инструктора-франки гоняли по плацу рекрутов, набранных из местной молодежи. Боевой учебой руководил капитан Хюгель. Майор Ален, прослышав о Парижском мирном договоре 1763 года, вернулся в Пондишери, вновь отошедший Франции.

Отовсюду прибывали отряды наемников. Триста воинов выстроил перед шатром Хайдара Али рисаладар Мадху Ок.

- Мы из-под Адони, Хайдар сахиб. Мои люди потребовали, чтобы я вел их прямо сюда. Хотя от Адони, этой навозной кучи, вон сколько косов. Служить Басалат Джангу более не желаем.

- Что так? Или совсем обнищал Басалат?

Мадху Ок безнадежно махнул рукой.

- Низам отнял у Басалата джагир. Оставил ему лишь Адони, да несколько крепостей. Откуда же деньги? Он каждому по 25 рупий задолжал. Кто теперь их нам выплатит?

- Я выплачу.

Мадху Ок смутился. Он всякое видел, но чтоб выплачивали чужие долги…

- Грех смеяться над бедняками, Хайдар сахиб. Моим людям семьи кормить нечем.

- Сказал, выплачу.

У Мадху Ока и его людей посветлели лица. Вот он каков, Хайдар! Недаром называют его другом и защитником сипаев. Недаром стекаются к нему воины со всего Декана.

Одним из главных советников Хайдара стал Раза Али Хан – сын Чанды Сахиба, неудачливого претендента на трон Карнатика. Когда ангрезы захватили Пондишери, Раза Али Хан, опасаясь мести наваба Карнатика, сел на барку и улизнул на Цейлон. А теперь высадился в Мангалуре. Просил у Хайдара защиты. Это был умелый, многоопытный воин.

- Я разгадал, в чем сила ферингов, Хайдар сахиб, – говорил Раза Али Хан. – Помогу тебе, чем могу.

По совету Разы, Хайдар решил провести военную реформу. Вся армия будет разделена на «авваль» и «дувим» – войска первого и второго класса. Причем не по росту и силе сипаев, а по боевому опыту, стойкости, упорству в бою. Ядром армии станут десять гренадерских батальонов по пятьсот бойцов. В каждом батальоне по четыре роты. Жалованье гренадерам-гарди будет увеличено до десяти рупий в месяц. Молодые сильные парни до 30 дет будут носить ярко-зеленые куртки, сипаи до 40 лет – зеленые, а ветераны до 60 лет – черные. У тех и других черные тюрбаны на проволочном каркасе. При батальонах будут назначены военно-полевые врачи-вайдии.

В Беднуре – невиданное дело! – был открыт ятим-ханэ – сиротский дом.

Вдова Лейла отправилась как-то за водой. Прихватила с собой и Сагуну. Она судачила с соседками на гхате – каменных ступенях у пруда,  как вблизи загрохотал барабан. Показался отряд. Строем шли подростки десяти – двенадцати лет. За ними, вытирая носы, поспевали малыши шести – семи лет. У каждого в правом ухе сверкала серебряная серьга. На плече – деревянное ружьё. Дети старались идти в ногу, держать равнение. Впереди шагал босоногий знаменосец. Справа и слева от него – ассистенты с настоящими саблями.

Барабанный бой смолкал на минуту, и мулади кричали:

- Эй, народ Беднура! Эй, бобыли, вдовы! Все, кому не под силу кормить малолетних детей и сирот, отдавайте их в ятим-ханэ. Прокорм и одежда на казенный счет. Все они станут чóла, любимыми сыновьями доблестного Хайдара сахиба.

Женщины заспешили домой. Лейла потянула сына за руку.

- Идем, идем, Сагуна! Ишь чего захотел Хайдар. Жилы из себя вытяну, а в батальон чола тебя не отдам.

Сагуна упирался. Глаз не мог оторвать от мальчишеского строя. Эх! Вот бы и ему шагать так за знаменем. Всем на зависть.

В сентябре приспел обратный северо-восточный муссон. Полили дожди. Войска вернулись с учений в казармы.

Хайдара Али свалила с ног жестокая лихорадка. Слуги, уложив его в паланкин, перенесли в Старый дворец. Вот он час, которого с нетерпением ждали заговорщики!

Но раскололся горшок…

В опочивальне, где в полубеспамятстве лежал Хайдар Али, растолкав телохранителей, вбежал Бадр-уз-Заман Хан. В особо важных случаях ответственным лицам разрешалось входить к навабу в любое время дня и ночи.

- Беда, Хайдар сахиб!

Трясясь в ознобе, теряя порой сознание, Хайдар Али нашел в себе силы выслушать человека, которого привел фаудждар.

- Я тот самый джоги, который спас когда-то Чена Басавию, Хайдар сахиб. Мышью таюсь в храме. Мне многое ведомо…

Джоги замолчал, будто что-то вспоминая. Бадр-уз-Заман Хан сильно его тряхнул. Положил ему на ладонь золотую монету.

- Говори, божий человек! Говори…

- Чен не помнит добра. Сел на маснад, и забыл о том, кому жизнью обязан. Рани Вирамма джи, Лингана и махабади затеяли против тебя заговор, Хайдар сахиб. Решили извести тебя, твою семью. Этой ночью хотят взорвать Старый дворец. По этому сигналу начнется мятеж. Не медли… И меня потом не забудь.

Доносчик тенью выскользнул из опочивальни. Хайдара Али скрутил новый приступ лихорадки. Он откинулся на подушку.

- И тут заговор… Скорей! Никакой пощады…

 

Глава 23

Проклятие рани

 

Бадр-уз-Заман Хан поднял гарнизон в ружьё. Мансур, прильнув ухом к запекшимся губам Хайдара Али, слушал обрывки фраз, переводил их в четкие, осмысленные приказы. Даже сейчас голова у Хайдара работала хорошо.

Раза Али Хан, явившись с отрядом сипаев к Золотому дворцу, выволок оттуда Чена Басавию. Были схвачены рани Вирамма джи и Нимбейя. Штыками заколоты люди, дежурившие с факелами у пороховых дорожек, которые змеями убегали под Старый дворец.

Всю ночь дрожали от страха жители Беднура. С улиц доносились громкие команды, топот тысяч ног, лязг оружия, крики, мольбы о пощаде, предсмертные вопли.

То в одном, то в другом конце города возникали перестрелки. Сипаи, врываясь в дома заговорщиков, истребляли всех, у кого находили оружие. На подворье у Линганы оказался отряд вооруженных людей, и Бадр-уз-Заман Хан выдержал с ними настоящее сражение.

К Лейле, насмерть перепугав ее, проскользнул молодой беднурец с окровавленной головой.

- Спрячь, сестра! За мной погоня…

Вдова замахала руками.

- Уходи, уходи! У меня сын малолетка. Под горячую руку и нас прибьют…

Но тут в хижину ворвались сипаи. Чуть не затоптав вдову и Сагуну, схватили раненого, поволокли прочь.

- Ага! Попался, прихвостень Линганы.

- В Старый дворец его!

- А где сам Лингана?

В промежутках между приступами Хайдар Али чинил суд. Бадр-уз-Заман Хан, Раза Али Хан, другие командиры прямо в опочивальне допрашивали схваченных мятежников. Тотчас следовала расправа.

У тирана веревка длинная…

Через двое суток Хайдар Али проснулся совершенно здоровым. Болезнь отступила. У своего ложа Хайдар увидел командиров, приближенных. Лица у них были землистые от усталости, глаза воспалены.

- Как было велено тобой, заговорщики повешены на всех десяти воротах Беднура, – доложил Бадр-уз-Заман Хан. – Их триста человек. Раджа, рани и Нимбейя в темнице. Ждут решения своей участи.

- Где Лингана?

- Скрылся, – сказал Мансур. – Весь город обшарили, но так и не нашли.

Хайдар отчитал начальника джасусов:

- Где были твои джасусы, Мансур? Заговор был раскрыт случайно, в последний момент. Я должен знать обо всем, что происходит в моих владениях, даже о том, о чем шепчутся муж и жена на супружеском ложе.

- Виноват, Хайдар сахиб.

Через пару дней утих муссон. Хайдар Али, как ни в чем не бывало, верхом отправился с армией на учебный плац. В проеме Делийских ворот гроздьями висели тела заговорщиков. Хайдар Али мельком глянул на казненных. Среди них был и Нанджиайя, бывший главный министр рани. С его ног, ставших похожими на полупустые опавшие бурдюки, стекали на землю мутные капли.

- Скажут, я жесток. А не явись доносчик, так, болтаться бы мне в воротах на месте Нанджиайи, – хмуро сказал Хайдар Али ехавшему рядом Разе Али Хану.

- И нас бы не миновала эта чаша, Хайдар сахиб.

Вечером, вернувшись в Старый дворец, Хайдар Али велел привести из темницы Чена Басавию.

- Как ты посмел нарушить клятву? Чего тебе не хватало? Денег? Женщин?

Чен Басавия был бледен как смерть. Все происходящее казалось ему наваждением, дурным сном.

- У нас был уговор: ты вернешь мне страну, власть, – наконец вымолвил он. – Я помогал, чем мог. Привел твою армию к стенам Беднура. А что получил? Обгорелый дворец, откуда не сделать ни шагу. Вместо сорока лакхов, как договаривались, ты забрал себе всю казну Беднура. Это ты нарушил клятву, данную на Коране.

- На Коране?

- Да, на Коране. Под зеленой тряпицей…

Под зеленую тряпицу Хайдар Али приказал положить камень, и его не особенно мучила совесть.

- Каждый червяк должен быть доволен жизнью на своем дереве. Сидел бы смирненько на маснаде, который получил с моей помощью, да благодарил судьбу. А тебе большего захотелось. Как говорят, наелся и запрыгал. В пятницу восьмой год пойдет, а туда же! Ты недостоин маснада.

Чена Басавию увели. Перед Хайдаром Али предстала рани Вирамма джи. Ах, как сильно изменилась рани! Лицо ее поблекло. В волосах появились седые пряди.

- А ты, пожалуй, коварней старухи, вдовствующей махарани Майсура, – холодно сказал Хайдар. – Воистину, легче найти белую ворону или след ноги рыбы, чем узнать, что на уме у женщины...

- Я спасала свою страну.

- Ты все еще считаешь себя хозяйкой Иккери? Прежде чем пойти на такой шаг, надо было бы всё сто раз взвесить. С кем задумала тягаться. Я сотру в порошок каждого, кто встанет на моем пути. Сама прыгала в огонь. Сама во всем виновата, не я.

Слуги содрали с рани украшения – золотые браслеты и кольца, вытащили из волос усыпанную алмазами заколку.

Через пару дней из Делийских ворот вышел печальный кортеж. Под конвоем гвардейцев носильщики тащили ободранные паланкины. В одном из них сидела рани Вирамма джи. Хайдар Али решил отправить ее в ссылку в Муддагири, укрепленный утес в пятнадцати косах к северу от Бангалура.

Мужество рани было сломлено. Со слезами на глазах, она бросала из-за занавески прощальные взгляды на горные вершины вокруг Беднура, на его могучие бастионы. Словно пыталась запечатлеть их в памяти. Сердце ее жгли горечь, бессильный гнев.

- Прости, Беднур! Прости…  и прощай, – шептала она. – Едва ли увижу тебя снова. Ах, почему в эти страшные дни рядом со мной, слабой женщиной, не оказалось настоящего мужчины? Ты одержал верх, наик. Хитростью. С помощью предателей. Так пусть же никогда не знает покоя твой дух! Пусть бежит тебя сон! Пусть проклятье тяготеет над тобой, над твоим родом! Во веки-веков! Во веки-веков!

«Увы, проклятье рани не осталось без последствий», – меланхолично замечает летописец.

 

Глава 24

Деньги – большая сила

 

Хайдар Али решил попытаться умиротворить пешву. И никто не мог сделать это лучше Аппаджи Рама.

- Вот, явился в Пуну врать в интересах хозяина, – с нелегким сердцем говорил Аппаджи Рам племяннику – секретарю. – А на голом-то вранье далеко не уедешь…

Майсурское посольство разгружалось у отведенного ему подворья на окраине столицы Махараштры. Обитатели махаллы с интересом наблюдали, как слуги стаскивают с верблюдов тяжелые тюки и сумы, тащат их в резиденцию вакиля.

- Гляди-ка, майсурцы пожаловали!

- А в тюках-то подарки.

- Вот бы заглянуть.

Аппаджи Рам, средних лет брахман с подвижным, нервным лицом, был прирожденным дипломатом. Умел мастерски приспосабливаться к требованиям часа. Не лез за словом в карман. Всегда готов был поволочиться за красивой женщиной. Совсем недавно Аппаджи Рам побывал в Хайдарабаде. Привезенные им подарки и кредит вдвое превышающий ту сумму, которую Хайдар уплатил Басалату за Сиру, несколько утешили низама. Не однажды бывал Аппаджи Рам с дипломатическими поручениями в Пуне. Он до мелочей изучил здешние нравы, завел широкие связи при дворе пешвы. Однако на этот раз мало верил в успех своей миссии.

- Маратхи гневом кипят. Хайдар Али не то чтобы купил Сиру у Басалата Джанга, а оттягал ее у самих же маратхов. Силой отобрал. Они там уже привыкли хозяйничать. С Беднуром получилось еще обидней. Маратхи сколько лет слюну пускали: как бы Беднур прикарманить. Вдруг налетает Хайдар, выхватывает из-под носа богатый город. Да тут взвоешь от досады. А Хайдар того гляди оттяпает еще и Междуречье, выбьет взашей с Западного побережья.

Секретарь рассмеялся.

- Интересно вы говорите, вакиль сахиб.

- Тебе интересно. А как мне выкручиваться? Хайдар Али от своего не отступит. То же самое и пешва. У Мадху Рао, нынешнего пешвы, светлая голова на плечах. Гордости на троих хватит. Это я заметил еще тогда, когда он был ребенком. А его мата джи Гопикабаи стоит десятерых сардаров. Язык у неё, ой-ой! Разит что твой кинжал…

Катастрофа под Панипатом сильно ослабила маратхов. Узнав о разгроме своей армии и гибели старшего сына, умер от горя пешва Баладжи Баджи Рао. Этим поспешили воспользоваться старые враги, хайдарабадцы. Дважды ходил походом на Махараштру Низам Али. В первый поход он захватил маратхскую твердыню Даулатабад. Во второй - частично сжег Пуну.

Мадху Рао, четвертый по счету пешва, унаследовал маснад в июле 1761 года, когда ему едва исполнилось 17 лет. У этого высокого, бледного юноши всем на удивление оказалась твердая рука. Действуя смело и решительно, он сплотил вокруг себя строптивых сардаров. Заставил их поклясться в верности перед статуей Ганеша[51], покровителя семьи пешв. Но пока Мадху наводил порядок в стране, потрясенной бедой на севере, пока он отбивал нашествие хайдарабадцев, на юге успел укрепиться Хайдар Али.

Дерзкий наик влез в традиционную сферу влияния маратхов. Мог ли стерпеть такое пешва! А тут еще взывали о помощи знатные семьи Беднура, уцелевшие после неудачного мятежа. Хайдар Али отобрал у них земли. О том же молила заточенная в Муддагири рани Вирамма джи.

«Разве Беднур не был верен своему слову? – вопрошала рани в письме, которое тайно доставили в Пуну ее слуги. – И разве мы не платили положенную дань? Кто дал убежище Рамарадже, сыну Шиваджи[52], когда тот спасался от Моголов? Беднур! Между Беднуром и Махараштрой договор о дружбе. А моя страна в руках чужеземца».

Аппаджи Рам, явившись на аудиенцию в Шанвар-Ваду, дворец пешв, сразу увидел, что дела плохи. Не предвещало ничего доброго лицо властелина маратхов. Хмуро глядели Рам Шастри, духовный наставник пешвы, везир Нана Фаднавис и полководец Тримбак Рао Мама.

- Мой хозяин Хайдар Али Хан велел передать вот что, пешва сахиб. Он всей душой хочет, чтобы Майсур и Махараштра раскатали навстречу друг другу ковер мира и дружбы. Чтоб они всегда были добрыми соседями.

Пешва, наклонив голову, терпеливо выслушал длинную, витиеватую речь вакиля.

- Хорошо говоришь, словно розы раскидываешь! Но как оправдать, вакиль, нападение на Беднур? Хайдар Али захватил его, ограбил. Известно ли тебе, что с владыками Беднура у нас вечная дружба?

- Известно, пешва сахиб. Дружба хорошая вещь. Особенно если она вечная. Но припомни, и не гневись! Кто это подступал к стенам Беднура в 1755 и 1757 годах? Разве не твой отец Баладжи Баджи Рао? Взять Беднур ему тогда не удалось. А Хайдару Али сопутствовала удача. Как говорят, одна лиса зазевалась, а другая стянула у неё из-под носа лакомый кусочек.

Маратхи любят и ценят острое словцо. На лицах сардаров, самого пешвы, появились улыбки. Но вмешался Нана Фаднавис:

- Хорошо бы кусочек. А мы тут узнали, что Файзулла Хан перешел Тунгабхадру и вторгся в Междуречье. Твой хозяин точит зубы на земли, которые со времен Шиваджи принадлежат маратхам.

- Может, это и так. Но… задолго до славного Шиваджи Междуречьем владели раджи Виджаянагара! Столица Виджаянагара была как раз на берегу той самой Тунгабхадры. А Майсур, считает мой хозяин – законный наследник той погибшей империи.

- Добро бы говорил это кто-нибудь другой, но не Хайдар Али, – с пренебрежительной усмешкой заметил Нана Фаднавис. – Всему миру известно, кто такой Хайдар. Настоящий-то хозяин Майсура сидит, да плачет в Серингапатаме.

Вакиль охотно поддакнул:

- В Индии многие плачут, Нана сахиб. Заливаются слезами и в Колхапуре…

Слова Аппаджи Рама попали не в бровь, а в глаз. Мадху Рао повесил голову. Сардары едва сдерживали смех. Еще бы! В Колхапуре прозябают под неусыпной охраной потомки Шиваджи, национального героя маратхов. В свое время пешва Баладжи Вишванатх, прадед Мадху Рао, оттеснил законных владык Махараштры, и с тех пор пешвы самодержавно правят страной.

Аппаджи Рам явно выигрывал словесную дуэль.

Вернувшись в свою резиденцию, Аппаджи Рам сказал секретарю:

- Ну вот, поговорили по душам. Как велел Хайдар, я дал понять пешве, что Сиру и Беднур он никому не отдаст и не уступит. Что Майсур нынче не тот, и не те нынче времена.

Секретарь испугался.

- Так это же война, вакиль сахиб!

- Да, войны не избежать.

- Выходит, зря деньги везли.

- Как так зря? Деньги большая сила. Пригодятся. Надо будет подъехать к сардару Рагунатху Рао, дяде самого пешвы. Рагунатх с племянником почти что в открытой ссоре. Спит и видит, как бы спихнуть его с маснада. Его человек шепнул мне, что поход на Майсур – решенное дело.

 

Глава 25

Ловушка

 

Мадху Рао решил проучить дерзкого наика. Да так, чтобы зарекся посягать на земли маратхов. Чтоб место свое знал!

Миссия Аппаджи Рама не удалась.

Весь январь 1764 года большие сардары набирали войска для пешвы. К их шатрам валом валили силхадары – главари наемников. У каждого силхадара свой отряд, свои кони, свое оружие. Каждый из них сам платит своим воинам, служит кому хочет.

Толпами стекались крестьяне. Урожай собран, и в деревнях руки нечем занять. А в войну, глядишь, перепадет какая-никакая деньга. Можно будет сахукарам долги выплатить, хозяйство поправить.

Прибывали наемные отряды раджпутской и качской кавалерии. Являлись арабы, из которых формировали пехоту. Почуяв добычу, не замедлили явиться пиндари.

По лагерю сардара Гопала Рао, владыки Мираджа, не спеша ехал с дюжиной всадников известный вожак пиндари Дост Мохаммед. Лагерь можно было унюхать за версту, такая кругом разносилась вонь из-за обилия отбросов, помета от тяглового и вьючного скота. Тучами носились зловредные зеленые мухи. Дост Мохаммед, худой и длинный разбойник, сидел подбоченясь в седле. Зорко оглядывал тысячи арб с распряженными волами, костры, у которых грудились воины, их жены и дети, набитые товарами палатки купцов.

- Вах! Быть большой драке, – с довольным видом сказал он. – Захочет Аллах, так разживемся.

За спиной у него зазвучали грубые, хриплые голоса:

- Соскучились без дела, Дост сахиб.

- В руках ни пайсы.

Вступив в шатер сардара, Дост Мохаммед низко поклонился. Во время переговоров не снимал ладони правой руки с рукояти кинжала, засунутого за кушак. Левой дергал себя за длинный вислый ус.

- Скажешь – мигом людьми обрасту, Рао сахиб. Денег-то у тебя, как всегда, кот наплакал.

Дост Мохаммед говорил истинную правду. Сардар вербовал для пешвы воинов, занимал у ростовщиков верховых лошадей, а денег было мало. Да и откуда им взяться? Сундуки в казне пусты. Вся надежда на грабеж майсурских городов и деревень.

- Разреши жить у тебя без притеснений, – продолжал Дост Мохаммед. – Тогда и деньги появятся.

Гопал Рао знал вожака пиндари давно. Дост Мохаммед хитер, удачлив. С ним выгодно иметь дело.

- Ладно! Беру на службу твою шайку. По пять рупий за каждую палатку в моем лагере.

- Многовато, сардар.

- Не хочешь, кликну Мохана Синга или Хирамана.

- Ну, пять, так пять, – поспешил согласиться Дост Мохаммед. – Выдай каоль[53] на этот счет.

- Будет каоль. Как всегда, одну шестую вашей добычи – мне. Слоны, паланкины, барабаны и знамена, которые удастся захватить во время ваших рейдов – казне. Да не вздумай ловчить!

Дост Мохаммед ухмыльнулся.

- Я дела веду честно, сардар.

В феврале Мадху Рао появился во главе огромной армии у реки Кришны – на северной границе Междуречья. В пору муссонов – с июня по ноябрь – Кришну и ее притоки не перейти. Но сейчас река едва текла в своем каменном ложе. Не могла быть преградой для конницы.

За переправой наблюдали издалека майсурские дозоры. На глазах Хамид Хана и его соваров, вспенивая воду копытами коней, на южный берег Кришны выносились все новые отряды. Полоскались охряные хвостатые значки на пиках. С места переправы, ослабленные расстоянием, долетали гомон, смех, крики и ржанье коней, рев верблюдов.

- Большая сила идет, – скребя концом нагайки затылок, сказал Хамид Хан. – Аж всю реку расплескали.

В окружении конной ватаги Кришну медленно переходил вброд слон. В хоудахе сидел одетый в парчу знатный седок. Колыхался на высоком шесте охряной зонт.

- Сам пешва, – определил Хамид Хан. – Надо Файзулле Хану доложить. Айда!

Совары хлестнули коней. К ним уже спешил вражеский разъезд.

Вступив в Междуречье, Мадху Рао продолжал стягивать силы. У Саванура к нему присоединился наваб Абдуль Хаким Хан с тремя тысячами кавалерии и пехоты. Наваб жаждал мести. Недавно Хайдар Али подстерег его конницу и расстрелял из пушек. Потом исторг из казны наваба громадную дань.

Спешил на подмогу пешве раджа Мурар Рао из Гути, заклятый враг Хайдара. Вражда эта началась еще в войну под Тричи. Раджа, нанятый Нанджараджем, воевал тогда на стороне Майсура. Он оттягал у Хайдара Али великолепную пушку «Вишнучакру», и тот поклялся отомстить. Раджа был Хайдару что колючка в боку.

Пешва шел на Беднур, и Хайдар Али решил загородить ему дорогу. Майсурский вождь привел с собой 25 тысяч бойцов. На помощь ему прибыл из Междуречья Файзулла Хан. Хайдар выбрал сильную позицию у деревни Ратихалли. С пологого холма, на котором окопалась его армия, он видел далеко вокруг. С тыла был лес, убежище для пехоты.

Вдалеке то и дело проносились отряды вражеской кавалерии. Перестрелки, мелкие стычки. Но сам Мадху Рао не появлялся. И Хайдар Али сгорал от нетерпения.

- Если будем тут торчать, то вскоре окажемся без провианта, без фуража. С подвозом плохо.

- И без Междуречья, Хайдар сахиб, – добавил Файзулла Хан. – Не пропали бы даром мои труды. Гарнизон, который я оставил в Дхарваре, невелик. Долго не продержится.

Хайдар Али понимал, что Файзулла прав. Пока он караулит Мадху Рао у Ратихалли, маратхи приберут к рукам Междуречье.

Наконец, в начале мая забили тревогу барабаны. С севера привалила большая конная и пешая орда – авангард маратхов под командой сардара Гопала Рао. Этот сардар, не дожидаясь прибытия пешвы, напал было на Файзуллу Хана, но был разбит.

Вражеские всадники галопом подлетали чуть не к самому земляному валу, которым был опоясан лагерь. Крутили коней перед пушечными жерлами. Один из них, увидав Хайдара Али, стоящего за валом с полководцами, гаркнул:

- Эй, наик! Говорил тебе, бурю пожнешь!

Это был Тримбак Кришна, бывший киладар Сиры.

- Твой старый знакомый, Хайдар сахиб, – засмеялся Ясин Хан. – Был бит и успокоиться не может.

А Тримбак Кришна, размахивая саблей, кричал:

- Вылезай из своей норы, облезлый шакал! Поглядим, у кого клинок острей…

Наказать наглеца Хайдар Али поручил молодому, горячему командиру Лале Мияну. Лала Миян с отрядом соваров выскочил за вал. Сшибся с маратхами в сабельной схватке. Вернувшись, распаленный погоней, доложил:

- Тот крикун едва ноги унес. А маратхов пока немного, не более пяти тысяч.

Хайдар Али решил взять вражеский авангард в клещи. Пока не прибыла главная армия пешвы. Поручив лагерь Файзулле Хану, он с десятью батальонами пехоты неосторожно отошел на пять – шесть миль, и … столкнулся нос к носу с самим Мадху Рао. Огромными массами кавалерии пешва тотчас замкнул вокруг майсурцев стальное кольцо. Обрушил на них перекрестный артиллерийский огонь.

Хайдар Али понял – к спасительному лагерю своими силами не пробиться. Вызванный на подмогу Файзулла Хан прорвал окружение. Но какой ценой! Весь его путь был устлан телами павших. Маратхи, словно стаи воронья, налетали со всех сторон на Файзуллу, и он с трудом отгонял их катечью, ружейными залпами.

Угодив в ловушку, Хайдар потерял тысячу гвардейцев. Маратхи воюют лишь при дневном свете. И с наступлением сумерек Мадху Рао снял артиллерию. Только это и спасло майсурского вождя.

 

Глава 26

Пиндари

 

Хайдар Али мерялся силой с Мадху Рао, а в тылу у него действовали пиндари.

Вглубь майсурской территории, никем не замеченный, проник отряд в триста всадников. Были в нем арабы, рохиллы, всякий люд низкого рождения. Но больше всего бельдаров – темнолицых, крепко сбитых молодцов. Они говорят на языке маратхи. Голову бреют, оставляя на макушке чоти - клок волос. В мирное время бельдары усердно работают в каменоломнях, дробят камень, строят дома, копают колодцы. Но заслышав бой наккаров, звон сабель и  выстрелы, тотчас сбиваются в разбойничьи шайки.

Отряд двигался налегке. Дост Мохаммед запретил брать с собой палатки, провиант. Настоящий пиндари на подножном корме проживет. Несколько горстей риса и муки в тороках, охапка сена для коня, вот и весь багаж.

- Воевать не наше дело, – поучал Дост Мохаммед помощников. – Если наткнемся ненароком на майсурцев – все врассыпную. Место сбора запомнили?

- Запомнили, сардар. А сейчас куда?

- К Бангалуру. Там много богатых деревень. По пути и зачин сделаем.

Совершая в сутки по 40 –50 миль, пиндари двигались на юго-восток. Путь их пролегал тайными тропами, которыми не пройти регулярным войскам.

Для жителей Беллибатли день начинался от века заведенным порядком. Еще не угасла кровавая утренняя заря, а в деревне уже слышались людские голоса, мычал скот, горланили петухи. Хозяйки вздували очаги, доили буйволиц. Их мужья ладили плуги. Крестьянин Декана – умный и рассудительный хозяин. Муссон не за горами. Вот-вот польют дожди. Разбухнет, станет податливой земля. Выйдет он тогда в поле. Начнет разбрасывать из короба драгоценные зерна. Или сажать рисовые ростки в залитых водой чеках.

Слышались резкие удары по железу: это работал лохар – деревенский кузнец. Сидели за станками ткачи из касты тутгару. Из их умелых рук выходит грубая белая ткань с красными каймами на сари для жен бедняков.

Под баньяном гауда обсуждал с членами панчаята деревенские дела. Как быть с кокосовыми пальмами? Их еще деды-прадеды сажали, и они сохнут. Пора думать о посадке новых. Пальма – большое подспорье. Плодоносить начинает в семь лет, зато дает в год по сто орехов. Живет лет сто.

Готовился к утренней пудже пурохит-жрец. Обмакнув пальцы в разведенную водой муку, он нанес на лоб трезубец – священный знак бога Вишну. Зажег светильники перед идолом, покровителем Беллибатли. Хотел было омыть его свежей водой, как вдруг от колодца бегом вернулись насмерть испуганные женщины.

- Пиндари!

Страшные эти слова вмиг подняли на ноги деревню. Будто бухнули тяжелым камнем в пруд. Раздались стоны, вопли. Беда! Дети, девочки-подростки кинулись спасаться в лес. Следом за ними, похватав что попадется под руку, припустились взрослые во главе с гаудой. Деревню словно метлой вымело.

Через несколько минут Беллибатли наводнили пиндари. Спрыгивая с коней, разбойники лезли в хижины, трясли тряпье, хватали кувшины с гхи и молоком.

Двое бельдаров выволокли из храма пурохита.

- Гауда удрал, Дост сахиб. А этот не успел.

- Не тронь божий дом, сардар! – просил пурохит. – Не бери на душу лишний грех.

- Лишний грех, говоришь? На мне грехов столько, что век не отмыться. Где деньги? Куда спрятал?

- Какие деньги, сардар? Они у гауды, он налоги собирает.

Дост Мохаммед грязно выругался. Один из бельдаров наотмашь ударил пурохита плетью, и у того на спине вспух кровавый рубец.

- Насмерть запорю, не погляжу, что ты брахман. Где деньги?

- Все отдам, сардар. Только не губи деревню…

Пурохит достал из тайника в глиняной стене узелок. Дост Мохаммед вырвал узелок. Развязал, заглянул вовнутрь.

- Ага! И золотые есть.

Пиндари исчезли так же внезапно, как и появились. За спиной у каждого болтался узел с награбленным добром. А жители Беллибатли, вернувшись домой, увидели страшную картину. Храм осквернен. Идол разбит. Хижины развалены, частью сожжены. Повсюду валяются заколотые буйволицы и коровы. Из ям похищено, рассыпано и втоптано в землю припасенное для сева зерно.

 

Глава 27

Бой у Анаватти

 

Майсурская армия отходила к Беднуру.

Хайдара Али грызла досада. Выманили как глупого мальчишку из лагеря. Будто он не знал о давней тактике маратхов: обмануть, внезапно напасть и опрокинуть. Войска обескуражены. На многих сипаях и соварах окровавленные повязки. Но в чем их упрекнешь?

Файзулла Хан угадал его мысли.

- Сипаи бились под Ратихалли как львы, Хайдар сахиб. Гибли, но не гнулись.

- Знаю. – Хайдар с надеждой глянул на небо, по которому уже крались черные тучки, предвестники муссона. – Дожди скоро. Будет время дух перевести.

За майсурцами неотступно, словно пастух за овечьей отарой, шел Мадху Рао. Чтоб все видеть, все знать.

Анаватти – крепость в 30 милях от Ратихалли, прикрывала Беднур. Хайдар Али заранее приказал инженерам-франкам построить здесь укрепленный лагерь. Вокруг лагеря заросшие лесом холмы. Проходы между холмами саперы перегородили рвами, траншеями для пехоты, пушечными батареями.

Хамид Хан и его совары не вылезали из седел. Окрестности Анаватти были наводнены вражескими конными разъездами. Они все вынюхивали, высматривали. Вот небольшой отряд маратхов пустил издали стрелы. Не приняв боя, галопом унесся прочь. Совары роптали:

- Долго будем терпеть, джукдар сахиб? Вмиг бы догнали. У нас кони резвей.

Джукдар указал нагайкой на лесную опушку.

- Вас там только и ждут.

Совары пригляделись. За лесом затаилась конная ватага.

- Засада?

- Она и есть. Да только и мы не дураки. Что это? Никак парламентеры…

Прямо к джуку мчались несколько маратхов. В руке у одного из них трепыхался белый флаг. Молодой сардар осадил коня близ джукдара. Сверкнув в усмешке белозубым ртом, вручил ему бумажный свиток.

- Держи, хан! Передашь своему хозяину.

Хайдар Али отложил все дела, когда в шатре появился Аббас Али со свитком в руке. Внимательно выслушал краткое послание, начертанное на персидском искусным катыбом-писарем:

«Хайдару Наику.

В Пуне я много слыхал о твоих геройских делах. Мой отец советовал мне водить дружбу с хорошими солдатами. Того же желаю и я сам. Давай, встретимся в открытом поле. Поглядим, кто смелей, у кого сабля острей. Завтра вылезай из окопов и иди к моему лагерю. Буду ждать тебя. А не выйдешь, так, значит, ты не солдат, и все, что говорят о тебе враньё. Тогда я сам приду сразиться с тобой».

- Хвастун, – сказал Хайдар Али. – Или задумал какую-нибудь хитрость.

Но на следующий день Мансур подтвердил:

- Мадху в самом деле предлагает сразиться. Мои джасусы узнали, что он сам поклялся в том на бетеле, и сардаров своих заставил поклясться.

- Думает, он один храбрец, а у остальных шакальи сердца?

Задетый за живое, Хайдар Али вышел навстречу пешве. Хорошо бы одним генеральным сражением закончить войну! Но тут противников, словно дерущихся петухов водой из кувшина, разогнал муссон. С юго-запада нагрянули неправдоподобно густые темные тучи. На землю обрушились сильные ливни.

Майсурская пехота укрылась под навесами из соломы и пальмовых листьев, заранее построенными вдоль боевых линий. Не выходя наружу, сипаи могли свободно передвигаться и вести огонь. Навесы помогали держать сухим порох на полках ружей, а пушкарям затравки у орудий.

Перед траншеями, несмотря на ливни, бились с вражескими всадниками совары. Из-под навесов пехота с интересом, будто это развеселая тамашá, смотрела на кровавые сабельные дуэли.

Мадху Рао спасался от ливней в Савануре. И наваб Абдуль Хаким Хан, хозяин Саванура, чуть не плакал. Армия пешвы саранчой опустошала его страну. Мародёры грабили деревни. Самое бы время пахать, а крестьяне разбежались. И ни сказать тебе ничего, ни пожаловаться.

Но едва ослабли дожди, Мадху Рао покинул Саванур. В середине ноября стал лагерем в шести милях от Анаватти. Его сардары успели штурмом взять Дхарвар, вытеснить майсурцев из большей части Междуречья. Пешва готовился нанести противнику новый удар.

Колонны маратхов подбирались все ближе. Напор их возрастал. И Хайдар Али созвал полководцев.

- Решительный час близок. У Мадху Рао тройной перевес в силах, но надо выстоять. Не ждите ниоткуда помощи, даже при крайней нужде. Под страхом смерти запрещаю оставлять свои посты.

Хайдар Али теперь постоянно находился на батарее 18- и 22-фунтовых орудий, прикрывавших переднюю линию обороны. Командовал здесь Файзулла Хан. Для защиты пушек Файзулла держал наготове три тысячи опытных сипаев.

Маратхи кричали издали:

- Эй, наик! Попомнишь Сиру.

- Завертится на пике твоя башка…

Утром первого декабря вступила в дело конная артиллерия пешвы. Резвые кони вынесли на пологий холм близ хайдарова лагеря батарею легких пушек. Умчались прочь. От их огня майсурцы стали нести потери. Хайдару Али показалось, что Мадху Рао выдвинул свои пушки слишком далеко вперед. За ними лес, непроходимый для конницы.

Исмаил Хан штыковым ударом выбил с холма арабских мушкетеров, прикрывавших батарею. Без труда взял пушки. Хайдар Али тотчас послал ему вдогонку Ходжу Мохаммеда Хана с подкреплением. Но из леса вдруг выскочили маратхские всадники. Их было не так уж и много.

- Останешься с армией, – приказал Хайдар Файзулле Хану. – Я пойду на выручку.

- Погоди, Хайдар сахиб!

- Некогда годить.

С четыремя батальонами, джуком Хамид Хана и четыремя орудиями майсурский вождь устремился на помощь Исмаил Хану и Ходже Мохаммеду Хану. Те с трудом сдерживали возрастающий напор противника.

«Нет, нет! Не должен был Хайдар поддаться на обман! – восклицает летописец. – Или мало того урока, который преподал ему Мадху Рао?»

Увы! Майсурский вождь попался на крючок. Пешве удалось еще раз выманить его в открытое поле. И тотчас майсурцы были окружены плотными массами вражеской конницы.

Капитан Пейшоту, очевидец событий, рассказывает: «Хайдар Али построил свой отряд в каре. Соваров поместил посередине. Велел выкатить вперед пушки. Однако пустить их в дело не удалось – отсырел порох. Хайдар сам пытался выстрелить из одной из пушек, но без успеха. У многих сипаев отказали ружья…»

В полдень случилось непоправимое. Мадху Рао проломил жидкое каре. Что может быть страшнее, чем обнаружить у себя за спиной противника? Строй сипаев рассыпался. Хайдар Али не смог сплотить охваченных паникой людей. Началось истребление, без жалости, без пощады. Был зарублен прадхан Венкат Рао, тяжко ранен Заман Хан.

Хайдара Али спас Хамид Хан. Отбиваясь от наседавших маратхов, крикнул:

- Бросай тюрбан, Хайдар сахиб! Его за целый кос видать.

Хайдар Али сорвал с головы тюрбан. Заодно скинул синий халат, нижнюю рубаху. Швырнул их на землю. Джук, тесно сбившись вокруг Хайдара, помчался сквозь бушующую сабельную сечу. Резвые кони вынесли беглецов к опушке леса. А кто отстал, тот погиб под саблями маратхов.

- Слава Аллаху, мы в безопасности, – отдуваясь, промолвил Хамид Хан. – Все!

Хайдар Али, спрыгнув с коня, сел под деревом. Дважды раненый, он был весь в крови. Бурно жестикулируя, словно помешанный, глядел на то, как гибнет отряд. Маратхи гонялись за его сипаями, рубили сплеча. Поле все гуще покрывалось телами павших.

Из сечи каким-то чудом выбрался целым и невредимым подросток-барабанщик. Подойдя к дереву, стал перед Хайдаром Али. Хайдар пришел в себя.

- Ты кто такой?

- Я Кришна, сын Рамджи.

- А ну-ка Кришна, дай сигнал «в атаку». Бей изо всех сил!

Кришна ударил в барабан. Да так, что весь лес загудел. И это возымело действие. Решив, что к Хайдару Али идет подкрепление, маратхи покинули поле боя.

Прибыл Файзулла Хан с отрядом пехоты. Однако солнце уже садилось. Маратхи, верные обычаю, вернулись в свой лагерь с отбитыми у Хайдара пушками.

Всего три часа длился бой у Анаватти, а Хайдар Али потерял убитыми еще тысячу двести гвардейцев. В двух сражениях Мадху Рао истребил цвет майсурской армии. Вождь маратхов был хитрей, расчетливей, дальновидней. Он словно парализовывал волю противника, навязывал свою.

 

Глава 28

Мир куплен

 

В начале 1765 года, когда подсохли леса, Мадху Рао вновь пошел на Беднур. Хайдар Али, пятясь по лесной дороге, всячески пытался задержать движение могучего противника.

У крепости Морангани Хайдар решил дать пешве генеральное сражение. До Беднура всего несколько переходов. Отступать дальше некуда. Он сам размещал войска. Сам указывал, где ставить орудия. Саперы день и ночь рыли траншеи. Однако все это оказалось напрасным. Утрами, когда в лесу стоит тишина, майсурцы все явственней слышали где-то далеко у себя за спиной глухие перестуки, протяжные треск и гул. Мансура осенило:

- А ведь это топоры стучат, Хайдар сахиб! Лес валят. Не Мадху ли это?

Встревоженный Хайдар Али послал в разведку Мансура. С дюжиной верных людей начальник джасусов два дня пропадал в лесу. Вернулся весь ободранный и исцарапанный.

- Так и есть, это Мадху. Прорубает просеку к твоему правому флангу. Ему помогают лазутчики из Беднура. Своими ушами слыхал такие разговоры.

Мадху Рао, в самом деле, решил отрезать Хайдару Али путь к отступлению. Нанятые им в Савануре партии лесорубов валили в тылу майсурцев гигантские деревья.

«И будто кучу листьев взбило порывом ветра», – сообщает летописец. Хайдар Али начал отход к Беднуру. Но Мадху Рао успел выйти на перехват. В кровопролитном сражении на поляне, в сердце векового леса, Хайдар был разбит наголову. Его армия, испытавшая столько поражений, не проявила обычной стойкости. Погибло несколько тысяч сипаев. Еще больше их разбежалось по окрестным чащобам.

К концу января майсурский вождь был прижат к стенам Беднура. У него оставалось всего десять тысяч пехоты и две с половиной тысячи соваров. Поражение у Морангани подорвало боевой дух защитников других крепостей. Без боя сдались Харпанхалли, Кумси, Иккери. Лишь Файзулла Хан дал маратхам бой у Анантапура, но и ему пришлось отойти.

Беднуру не суждено было стать второй столицей Майсурского государства. Хайдар Али понял, что лесá вокруг него плохая защита. Скорей западня. На просторах Декана все проще, удобней.

Еще не брезжил рассвет, когда Хайдар Али вывел за ворота Беднура большой караван. Впереди шли слоны, на которых, закутавшись в шали, ехали старая Маджида Бегам, обе хайдаровы жены и младший сын Карим. Далее следовали верблюды и волы с тяжелыми вьюками. О вьюках пёкся военный казначей Шама Рао.

- А Типу? – спросила Маджида Бегам. – Оставляешь его с собой в Беднуре? Не опасно ли?

Типу, который сильно повзрослел за последние годы, обиделся:

- Или прикажешь в занане сидеть, дади джан?[54] Мне не пять лет.

Хайдар Али рассмеялся.

- Верно, сынок. Пора к делу приучаться.

Охранять караван Хайдар Али поручил отряду чаушей. Чауши головы сложат, а долг свой выполнят до конца.

Прозвучала негромкая команда. Двинулись вперед проводники. Стали растворяться в лесной темени слоны, верблюды, волы и погонщики, чауши с их длинными ружьями. Хайдар Али решил не рисковать. Тайными тропами отправил семью и отнятые у Вираммы джи сокровища в Серингапатам.

Мадху Рао расставлял осадные орудия вокруг Беднура, когда в его лагерь прибыл Аппаджи Рам.

- Второй год идет война, пешва сахиб. Сколько народу полегло. Сколько осталось вдов и сирот. Мой хозяин предлагает смыть пролитую кровь чистой водой дружбы и согласия.

Мадху Рао сидел на маснаде спокойный, величавый.

- Что так вдруг? Или понял твой хозяин, что сильно зарвался? Я ведь предупреждал: если он не заплатит чаутха и сардешмукхи, сам явлюсь за деньгами. Хайдару придется выплачивать не только дань, но и мои издержки на войну.

Аппаджи Рам стоял, потупив взор. Глядя на него, откровенно смеялись стоявшие за спиной пешвы сардары.

- Что молчишь, вакиль? Куда девалось твое красноречие? Или язык проглотил?

«Увы! Переменчиво военное счастье», – горько размышлял Аппаджи Рам. Но он помнил наказ Хайдара Али любой ценой склонить пешву к мирным переговорам.

- Мой хозяин спрашивает, сколько ему будет стоить мир?

Пешва усмехнулся.

- Давно бы так. А то бежит и бежит твой храбрый хозяин. Моим сардарам тошно стало глядеть на его поджатый хвост…

Впрочем, Аппаджи Рам был не без крупных козырей. У него состоялась тайная встреча с доверенными людьми Рагунатха Рао, дяди пешвы. Он вручил им крупную сумму денег. Просил передать, что Хайдар Али готов помочь Рагунатху Рао в его планах свалить племянника, сесть на маснад Махараштры.

Условия мира оказались не слишком тяжелыми. И немудрено! Продиктовал их не кто иной, как Рагунатх Рао. Это он настоял на скорейшем заключении мира с Хайдаром, и сам же рьяно взялся за дело. Хайдар Али должен был вернуть маратхам часть земель, завоеванных в Междуречье. Он отказывался от территориальных притязаний к навабу Саванура и радже Мурар Рао. Ему надлежало уплатить 28 лакхов отступных: 21 лакх – чаутх и сардешмукхи и задолженность по ним, пять лакхов на подарки пешве и два лакха на прочие расходы.

Между Хайдаром Али и Рагунатхом Рао был еще и устный «секретный» договор, о котором молчит история.

Разочарованы были сардары, владевшие землями в Междуречье, наваб Саванура, раджа Мурар Рао. Они-то надеялись, что пришел конец наику. Что никогда более не придется им испытывать тяжесть его десницы. Увы! Вывернулся наик. Меж пальцами ушел.

Весть о мире была страшным ударом для рани Вираммы джи. Гнить ей теперь в Муддагири до скончания века!

Недоволен был сам пешва. После стольких побед он мог бы оттягать у Хайдара Али земли вплоть до Бангалура. Но дело сделано. Властелин маратхов не знал, что Рагунатх Рао, которого он величал дада-джи – батюшка, и которому поручил вести мирные переговоры, вступил в тайный сговор с его врагом. Что Рагунатх Рао спас Хайдара в своих корыстных интересах.

Впрочем, здравый смысл подсказывал пешве, что пора мириться. Армии нужна передышка. Не за горами муссон. Застрять с кавалерией в сырых лесах, значит сгубить ее. Хайдар Али будет защищать Беднур до последней крайности, и кто знает, как обернется дело. Саванур и Гути, оставшиеся в руках их владельцев, послужат опорными пунктами для новых походов на Майсур.

В конце марта осада Беднура была снята. Мадху Рао, забрав деньги, отправился восвояси.

А что Хайдар Али? Может быть он пал духом после стольких неудач? Может у него опустилась рука? Или были поколеблены его планы создания Великого Майсура? Как бы не так! Майсурский вождь умел смотреть в глаза опасности. Неудачи лишь утраивали его силы.

Мир куплен. Пора завершать малабарские дела. Вернулись к ротным и батальонным кострам сипаи, разбежавшиеся по лесным чащобам. Вернулись уцелевшие совары. И едва скрылся в лесу последний маратхский всадник, Хайдар Али дал приказ выступить в поход.

Сипаи кряхтели:

- Не дали отдохнуть.

- Я, братцы мои, ружьё потерял, когда спасался от маратхов. Едва его разыскал.

- А сейчас куда идем?

- Спроси у Хайдара сахиба…

 

Глава 29

Грозное предостережение

 

В начале 1766 года над Мангалуром загремел пушечный салют. У бортов стоявших на якоре грабов и галиотов вспухали клубы порохового дыма. Ветер трепал на мачтах зеленые флаги.

Прибыл Хайдар сахиб!

Набережная стала черной от народа. Под бой наккаров, рев труб и приветственные клики майсурский властелин сошел по лесенке с улегшегося на брюхо Имам-Бахша.

- Флот готов, Хайдар сахиб, – доложил Лютф Али Бег. – Сорок семь боевых кораблей, больших и малых. Всякая мелкая посуда. Экипажи набраны из ласкаров Али Раджи…

Английские лазутчики, засланные из соседнего Телличерри, с изумлением глядели на прибывшую с Хайдаром Али пехоту. Пехота выглядела отлично. Будто и не терпела она поражений от рук Мадху Рао. У сипаев бравый вид. Одеты они в красные, желтые и зеленые куртки с цветными нашивками, черные тюрбаны. Вооружены добротными мушкетами и ружьями.

Майсурский властелин, как видно, не терял времени даром. Хайдар Али осмотрел новый флот. Его принимал на флагманском «Тигре» мир-бахр ангрез Станнет. Станнет сразу же завел на флоте суровую дисциплину. Несмотря на жару и духоту тучный мир-бахр не снимал камзола и треуголки, ходил в башмаках. По городу передвигался не иначе, как в паланкине.

- Рис, гхи и фураж погружены на суда, – докладывал позже Лютф Али Бег. – Их хватит армии месяца на четыре. Но… стоило ли назначать командором нового флота ангреза? Станнет строптив, ненадежен. Выполняет не все, что ему приказано. Долго ли до беды?

- Флотом командовать у нас никто не умеет, Лютф. Дело это новое. Хорошо Станнет согласился. Сам и приглядишь за ним.

Хайдар Али остался доволен. Лютф Али Бег, прекрасный кавалерийский офицер, поработал на славу. Доказал, что и в море не пропадет. Сманил из Гоа, Телличерри и Бомбея хороших корабелов, плотников. Сумел достать корабельный лес, железо, парусину. Португальские власти в Гоа не чинили тому особых препятствий. Зачем злить опасного соседа-завоевателя? Хорошо хоть он не трогает факторию в Мангалуре.

Дельным человеком оказался и Али Раджа. Именно им была поставлена большая часть кораблей. Одни он построил на своей верфи в Каннануре, другие купил у разных судовладельцев. Сам много делает и других заставляет.

Воистину, ленивому коню нужен кнут, скакуну – слово.

А Али Раджа после встречи с Хайдаром Али твердо решил связать свою судьбу с его судьбой… и извлечь из этого как можно больше выгоды. Вернувшись в Каннанур, он повелел зачитать на базарных площадях фирман о своем назначении на должность мир-бахра майсурского флота. Копии фирмана разослал по всему побережью. Чтоб знали друзья и трепетали враги.

Корабли, построенные и купленные на хайдаровы деньги, были пущены в дело. Али Раджа совершил карательную экспедицию на Мальдивские острова. Взял Малé, столицу тамошнего султана, захватил его в плен. Грозой прошелся по благословенным коралловым островам, которые с незапамятных времен знамениты кокосовым орехом, черепаховой костью и ракушками «каури» – разменной монетой в Индии, Аравии и Африке. Жители Мальдивов, хоть они и мусульмане, были сурово наказаны за непослушание.

В начале марта к Каннануру прибыл Хайдар Али. Властелин морской бездны показал ему свой город и крепость – лучшую на побережье.

В гавани Хайдара приветствовал пушечным салютом его флот, прибывший сюда во главе с «Тигром». Торговые корабли под флагами арабских государств грузились лесом и пряностями. Перебивая запахи перца и кардамона, разносился аромат сандала.

- Откуда сандал?

Али Раджа указал на бревна, штабелями сложенные на берегу, на плоты, их гнали по спокойным водам гавани черные от загара плотовщики. 

- Сандал я рублю высоко в Гатах, Хайдар сахиб. Оттуда сплавляю по реке. Опасная работа. В реке тьма крокодилов. Эти кровожадные бестии нападают на людей в воде и на суше. А покупают сандал китайцы. У них без сандала свадьба не свадьба, и похороны не похороны. Дают за него хорошие деньги.

- Богатый тебе достался город. Славно живешь.

Пригласив Хайдара Али в свой дворец, Али Раджа усадил знатного гостя на трон, сам стал рядом.

- До прихода муссона осталось два месяца, Али Раджа. Успею ли я завершить кампанию?

Али Раджа заверил:

- Тебе хватит и четырех недель.

Властелин морской бездны рассказал, что никакой центральной власти на Северном Малабаре нет. Когда-то этим краем владели раджи из семьи Колаттири. Но ныне в руках у них осталась лишь крепость Чираккал. А к югу от Чираккала рассыпаны мелкие княжества: Коттаям, Кадаттанад, Килаттанад. Курангод.

- На побережье еще не видывали такой армии, Хайдар сахиб. Малабар будет у твоих ног…

Как и десять лет назад, в Паин-Гхате, Хайдар Али строил все расчеты на том, что удастся разбить малабарских раджей поодиночке.

Властелин морской бездны вдруг получил нагоняй.

- Кто разрешил тебе делать набег на Мальдивы? Да еще на моих кораблях и под моим флагом? – сурово спросил Хайдар. – И зачем ты ослепил султана?

Али Раджа стал оправдываться:

- От этого проклятого султана покоя не было, Хайдар сахиб. Приплывет ночью на кораблях и грабит моих людей чуть не под стенами Каннанура. За то и наказан.

- Заруби себе на носу: казню и милую здесь я! И еще: ты со своими мопла удержу не знаешь. Решил, что тебе все дозволено. А малабарцы подумают, что это делается по моему приказу.

Впрочем, Хайдар Али тут же простил властелина морской бездны. Более того, возвеличил. Назначил наместником земель, которые удастся завоевать на побережье. Передал ему право собирать налоги и пошлины. Дельный, нужный человек.

Из Каннанура Хайдар Али двинул армию дальше на юг. Харкары повезли владыкам Северного Малабара грозное предостережение. Всяк, кто осмелится оказывать сопротивление, будет уничтожен!

 

Глава 30

Отважные наиры

 

По Северному Малабару лесным пожаром растекалась тревожная весть:

- Хайдар идет! С ним мопла…

Наиры дружно поднимались на защиту своей родины.

«Во всей Индии не найти более отважных воинов, более искусных охотников и стрелков из ружей и из лука, чем наиры, – рассказывает драгунский капитан Клод Гюгó, побывавший на Малабаре. – Налогов за владение землей они не платят, но взамен обязаны нести воинскую службу своим раджам.  Пока их жены с помощью слуг из низших каст и рабов возделывают поля, ухаживают за плодовыми деревьями и скотом, занимаются домашним хозяйством, сами наиры, захватив с собой ружья, сабли и копья, обходят округу дозором. Их брахманы-намбудири искусны в астрономии, предсказывают лунные и солнечные затмения с такой же точностью, как и астрономы Европы. В году у малабарцев 365 и 366 дней, так как он основан на солнечном цикле».

Страна наиров, кажется, создана для ведения партизанских войн. От остальной Индии её отгораживают поднебесные Западные Гаты, над которыми вечно клубятся облака. На узкой прибрежной полосе – скалы, нагромождения камней, непроходимые леса, полные хищного зверья, бурные реки. Дорог нет и в помине. И более полугода в этой дикой и прекрасной стране льют дожди.

Майсурцам еще не приходилось иметь дело с таким противником. Батальоны шли тропинками, петляющими меж рисовых полей и пальмовых рощ, среди посадок сахарного тростника. А за их движением следили зоркие глаза. Навстречу то и дело гремели выстрелы. Улучив момент, из-за скал, деревьев и из кустов выскакивали  статные меднокожие воины. И какой у них был необычный вид! Вся одежда – обернутый вокруг талии кусок белой материи или короткие штаны. Голова, кроме темени, обрита. На лоб ниспадает завязанный узлом клок черных волос. В руках стальной клинок киркутти. Изрубив своим страшным оружием зазевавшихся сипаев, они исчезали в гуще леса.

Хайдар упорно продвигался на юг. С моря его поддерживал флот. С левого фланга шел Али Раджа. Он и его мопла мстили наирам за недавнюю расправу над соотечественниками-ростовщиками. С именем Аллаха на устах, эти фанатики жгли деревни и храмы наиров, крушили деревянных идолов. Али Раджа штурмом взял Чираккал. И хозяин Чираккала, мнивший себя властелином Северного Малабара, едва ноги унес. С горстью слуг укрылся в неприступной твердыне на гребне Западных Гат.

Вслед за Чираккалом пал Коттаям.

У реки Анджакаранда Хайдар Али впервые встретил организованное сопротивление. На противоположном крутом и обрывистом берегу видны были бревенчатые палисады, наспех отрытые окопы. В лучах солнца сверкали дула ружей и мушкетов, лезвия боевых ножей.

Оттуда доносились крики:

- Эй, чужаки! Если пришли воды испить из нашей реки, так пейте. Дальше вас не пустим. Будем с вами биться насмерть.

Но могли ли отважные малабарские воины противостоять регулярной армии? Двадцать пушек Хайдара Али несколько часов подряд изрыгали пламя. И когда рассеялся пороховой дым, майсурцы увидели на южном берегу развороченные палисады, сотни мертвых тел. Уцелевшие наиры обратились в бегство.

В стране Четырех Намбияров полководец Гуль Мохаммед Хан, командир авангарда, попал в трудное положение. С пятью батальонами пехоты, джуком соваров и двумя пушками, он никак не мог пробить вражеский заслон. Из высоких в два человеческих роста посадок сахарного тростника наиры вели убийственный огонь. Гуль Мохаммед Хан созвал военный совет.

- Я потерял двести человек. Хайдар сахиб мне этого не простит. Что делать?

- Надо выманить наиров в открытое поле, Гуль, – предложил Лала Миян. – Поручи это дело мне.

Лала Миян приказал Хамид Хану укрыться с джуком в лесу. Джукдар и его люди видели, как Лала Миян с батальоном пеонов двинулся к зарослям сахарного тростника; как пеоны, наткнувшись на плотный огонь, сделали вид, будто в панике отступают; как воодушевленные успехом наиры бросились в погоню.

Хамид Хан принял условный сигнал.

- Сабли ввысь! Айда!

Совары с воплями и свистом галопом вынеслись навстречу преследователям. И словно произошло чудо. При виде всадников наиры остановились в замешательстве, затем обратились в бегство. Здешние наиры никогда в жизни не видели лошадей. Один вид людей верхом на конях поверг их в смятение. На поле боя остались лежать сотни убитых. Уцелевшие наиры рассеялись по лесам, бежали в Маэ и Телличерри.

 Армия сделала с боями еще два перехода.

- Мы вышли к границам Южного Малабара, Хайдар сахиб, – доложил Али Раджа. – Отсюда начинаются владения заморина, будь он проклят. Ведь это он натравил наиров на мопла. У моих людей сердце горит.

Хайдар Али вступил в Страну наиров под предлогом защиты единоверцев-мопла. Но теперь нужда в таком агенте, как Али Раджа, отпала. Десять лет назад на Южном Малабаре побывал Махдум Сахиб. Махдум разведал горные проходы, броды через реки и тропы на побережье. А заморин не уплатил обещанные двенадцать лакхов!

- Возвращайся в Каннанур, Али Раджа. Надо удержать то, что завоевано…

Сипаи смеялись:

- К заморину в гости идем.

 

Глава 31

В стране заморина

 

Владыка гор и волн – таков титул заморинов, которые издревле доминировали на Южном Малабаре.

В гавани Каликута, стольного города заморинов, теснились корабли, прибывавшие за пряностями, сандалом и слонами из стран Африки и Аравии. И именно сюда, расталкивая тупыми носами воды Аравийского моря, прибыли 11 мая 1498 года три каравеллы с латинскими крестами на парусах. С флагмана «Сан-Габриэль» сошел на берег мореход Васко да Гама. Он выразил желание торговать с заморином, но платить обычные торговые пошлины отказался наотрез. На то была причина! Король Португалии Дон Мануэль обладал, согласно булле папы римского, исключительными правами на земли и воды Африки и Азии. Двадцать пушек «Сан-Габриэля», пушки остальных каравелл готовы были огнем подтвердить данное право. Но это была лишь разведка.

Два года спустя к Каликуту прибыл Педру Альвариш Кабрал с шестью кораблями. Право свободного мореплавания, считал он, не простирается далее Европы, и он волен конфисковывать товары у всех, кто плавает в южных морях без разрешения его короля. Кабрал попытался воплотить этот принцип в жизнь, но восемьдесят боевых кораблей заморина с полутора тысячами моряков на борту заставили его поспешно убраться восвояси.

В 1503 году у Западного побережья Индии вновь появился Васко да Гама. На этот раз в чине адмирала, с армадой в пятнадцать вымпелов. На борту его каравелл были тяжелые орудия, восемьсот солдат. В пути бравый адмирал захватил мирные суда с пилигримами, возвращавшимися из Мекки. Товары были конфискованы, а суда сожжены вместе с находившимися на них «маврами».

Васко да Гама вернулся в Лиссабон героем. Трюмы его кораблей были набиты пряностями. Цены на них в Европе сразу упали вдвое. На европейские рынки хлынули лекарственные травы, благовония, лаковые изделия, сандал и эбен, шелковые и хлопчатобумажные ткани.

Почти сто лет, то в одиночку, то в союзе с египтянами, турками и соседними государями заморины упорно бились с пришельцами из-за семи морей. Но, в конечном счете, проиграли борьбу. У них не было таких кораблей, таких пушек как у португальцев. Сказочно богатый Каликут обеднел. Выгодную торговлю пряностями рвали из рук не только португальцы, но и явившиеся следом за ними голландцы, датчане, французы, англичане.

Маан-Викран Радж, нынешний заморин, попал из огня да в полымя. Лишь недавно удалось заключить мир с раджой Траванкура, с которым он вел долгую разорительную войну. Дух не успел перевести, а тут новая беда.

Во дворце заморина, построенном из дорогих пород дерева, царило смятение. Заморин – старик с обнаженным сухим торсом, в диадеме из алмазов, весь в золотых украшениях, сидел на зеленом маснаде и слушал вести, поступавшие с севера. Вести были тревожные. Очередной гонец, распластавшись перед маснадом, докладывал:

- Мусульманин у твоих границ, махабади! С ним тьма войск. Он все сметает на своем пути.

И заморин в страхе спрашивал:

- Что же мне делать? Как быть?

- Надо покориться, махабади, – советовал один из приближенных. – Тем самым ты спасешь страну и маснад. Вон, палаяккар Райядурги добровольно признал власть Хайдара Али, и тот его не тронул. Говорят, усадил палаяккара на кучу денег, позволил унести их с собой в знак доверия и дружбы.

Заморин слыхал об этом.

- Нет, нельзя верить мусульманину, – твердил другой. – Укрылся бы лучше в одной из своих горных крепостей, переждал бы беду.

А события приняли грозный оборот. К Каликуту прорвался Шринивас Рао Баракки с кавалерией. Хайдар Али послал его захватить заморина. Полководец совершил дерзкий рейд сквозь горы и леса, изобилующие дикими племенами, слонами, тиграми, и подоспел вовремя. Владыке гор и волн ничего не оставалось, как  сдаться. «Что может сделать слабый против сильного? – печально размышлял он. – Видно, такова судьба».

11 апреля 1766 года заморин прибыл в сопровождении телохранителей-патанов и толпы слуг, нагруженных подарками, к шатру майсурского владыки. На всем пути следования его паланкина стояли навытяжку майсурские сипаи. Хайдар Али вышел навстречу заморину. Усадил рядом. Принял подарки. В ответ на просьбу пощадить Каликут отвечал:

- Я не трогаю тех, кто благоразумен, махабади. Владей как и прежде Каликутом. Но уплатишь 4 лакха венецианских цехинов. И главное – утихомирь своих наиров. Ведь ты их глава.

Заморин с затаенным страхом глядел на владыку Майсура. Истый брахман, он не хотел бы иметь никаких дел с мусульманином. А вот приходилось.

- И потом, как насчет тех двенадцати лакхов, которые ты задолжал майсурской казне, махабади?

Заморин обещал умиротворить наиров, уплатить контрибуцию, долги и был отпущен домой. Но одно дело обещать, и совсем другое выполнить обещанное. Наиры отказывались сложить оружие. Казну основательно вытрясла война с Траванкуром. Часть ее он тайно отправил радже соседнего Кранганура.

Владыка гор и волн все более раскаивался в своем малодушии. Его город был занят войсками Хайдара Али. Дворец обернулся тюрьмой. Слуги доносили, что хайдаровы амилы выколачивают из каликутцев деньги в счет неуплаченной контрибуции. Раджи Кочина и Траванкура упрекали его в том, что он не оказал захватчику достойного сопротивления.

Заморину нечем стало кормить дервишей и факиров, которые сотнями собирались у его порога. Он тогда наложил на себя строгий пост. Проводил дни и ночи в молитвах. Последней каплей, переполнившей чашу его горечи, было письмо племянника, тайком доставленное во дворец. Племянник, который по местному обычаю должен был унаследовать трон Каликута, мужественно бился в горных лесах с майсурцами. «Как мог ты без боя отдать столицу мусульманину? – писал он. – Или забыл о славных делах наших предков? Забыл о победах заморинов над маратхскими пиратами, португальцами и голландцами? Наиры не жалея жизней бьются с наглым пришельцем, а ты предал их. Вечный позор, да падет на твою голову!»

В припадке отчаяния заморин велел слугам заложить окна и двери, принести из кладовых корчаги с гхи и нафтой. Сорвав с маснада покрывала, совал их в корчаги.

- Зря все это, махабади! – пытался урезонить его начальник патанов-телохранителей. – Оставишь свой народ сиротой. Давай лучше убежим в горы.

Заморин, не отвечая, в лихорадочной спешке плескал гхи и нафту на стены, ковры, гобелены. Приказал принести огня.

- Лучше смерть, чем такой позор! Кто не хочет умирать, спасайтесь…

Гхи и нафта мгновенно занялись жарким, дымным пламенем. Заморин вылил себе на голову кувшин нафты и превратился в живой пылающий факел. Потрясенные слуги бежали кто куда…

У огненной купели с плачем и воплями собрались жители Каликута. Пламя жадно, с гулом пожирало дворец их повелителя. Прибыл Хайдар, но сделать уже было ничего нельзя. Вскоре от великолепного дворца осталась лишь груда чадящих головешек.

Страна заморина лежала у ног Хайдара Али. Наиры были разбиты. Племянник заморина укрылся в соседнем Крангануре. Хайдар спешно построил блокгаузы-опорные пункты с запасами провианта. Посадил в них Разу Али с тремя тысячами сипаев. Гарнизоны в крепостях, подвижные колонны Разы Али и отряды мопла должны были удерживать в повиновении страну.

Флот, развернув паруса, взял курс на север. Сам Хайдар Али ушел с войсками за Гаты, на высокое плато Коимбатура. И вовремя. На побережье обрушились муссонные ливни.

 

Глава 32

Огонек угасающего рода

 

Чикка Кришнараджа Водеяр тяжело заболел. Не помогли ему ни туземные доктора-вайдии, ни лекари-франки, ни щедро оплаченные молитвы жрецов в столичных храмах.

Почуяв, что конец близок, Чикка Кришнараджа сказал старшей жене:

- Ну вот и все, Лакшми. Умираю…

Лакшми Аннамани с жалостью и отвращением глядела на мужа. Махараджа распух, оплыл. «Обжора, сластолюбец! – думала она про себя. – Неделями в занане сидел, не видя мужского лица. Изо рта хукки с наджумом не выпускал. Вот и расплата».

Чикка Кришнараджа чувствовал в её молчании упрек.

- Не суди строго, Лакшми. Да, я скопище пороков. Виноват перед тобой, перед народом Майсура. Не сумел одолеть Нанджараджа, Девраджа, наика. Все мои попытки избавиться от них оборачивались новыми унижениями. Ты – другое дело.

- Что я? Что может женщина?

- Ты умна… у тебя сильная воля… – Махараджа задыхался. – Не дай погибнуть древнему роду Водеяров. Позаботься о наследниках.

В конце апреля 1766 года Чикки Кришнараджи Водеяра не стало. Он умер в возрасте 38 лет, через два года после смерти матери. Тело махараджи сожгли при большом стечении народа на шмашан-гахе[55]. В храмах были совершены заупокойные пуджи. Жрецы вознесли хвалу усопшему. Нищим и прокаженным были розданы деньги, подарки. Многие хинду обрили головы.

Мертвому все прощается.

Лакшми Аннамани разбила в знак скорби драгоценные браслеты. В 24 года, в расцвете молодости и красоты выпало ей на долю стать вдовствующей махарани. Без своих детей. Без королевства. Лицом к лицу с могучим узурпатором.

Едва ветры развеяли дым погребального костра, как для молодой вдовы начались испытания. Махараджа оставил после себя двух сыновей от разных жен. Перед смертью назначил преемником Нанджараджию, старшего сына. Но не тут-то было! Исмаил Сахиб, киладар Серингапатама вдруг заявил, что на трон будет посажен младший.

Лакшми Аннамани узнала от слуг, что кормилица младшего сына Девамма имела тайную встречу с киладаром. Договорилась с ним о том, что ее подопечный будет возведен на трон Майсура под именем Чамраджа Водеяра, а сама она станет регентшей.

Крайне обеспокоенная Лакшми Аннамани вызвала Тирумаларао.

- Этот пьяница киладар хочет посадить на престол младшего сына покойного махараджи. А регентшей назначить его кормилицу. Это опасный заговор против меня. Что делать?

Брахман, подумав, заявил:

- Девамма сунула Исмаилу сахибу жирную взятку, я в этом уверен. Направь к Хайдару Наику гонца с просьбой отменить решение киладара. Просьбу твою Хайдар уважит. Не всё ли равно ему, кто будет сидеть на троне?

- А ты за кого, Тирумаларао?

- Я за законного наследника. За Нанджараджию.

- Могу я рассчитывать на твою верность?

- Покойный махараджа доверял мне.

- Тебе ли не знать, что Водеяры весь век боролись с узурпаторами. Свекровь и муж завещали мне продолжить эту борьбу, и я буду биться, пока с правящего рода не будет смыто невыносимое оскорбление.

Брахман заверил:

- Я и мой брат Нараянрао заодно с тобой, бари амма[56]. И не только мы. В столице много недовольных, которые готовы жизнь положить за Водеяров.

- Ах, сколько было надежд, когда Мадху Рао разбил наика! Думали, ему конец. А он, словно заговоренный, опять уцелел. Надо просить пешву, чтоб он не оставлял наика в покое. Чтоб избавил нас от узурпатора. Свернул ему шею. Кого бы послать в Пуну?

- Купца Шетти, бари амма. Это проверенный человек. Шетти долго на одном месте не сидит.

Брахман давно уже убедился в том, что Лакшми Аннамани слеплена из иного теста, чем ее покойный супруг. Хоть и молода, а осторожна, далеко глядит. И он сделал окончательный выбор.

- Да, бари амма. Мы с братом рады будем служить тебе. Не за страх, а на совесть. И тем самым подвергнем себя, своих близких грозной опасности. Можем потерять все. Даже саму жизнь. Какова же будет нам награда за верность, за усердие?

- Скажи лучше, чего хочешь ты сам?

- Хочу должность дивана.

- Я согласна.

Брахман поспешил добавить:

- … и еще десять процентов от всех доходов казны Майсура.

«Вот она их верность», – подумала про себя Лакшми Аннамани. Однако лицо у нее осталось бесстрастным.

- Пусть будет так.

Тирумаларао сам съездил на Малабар, чтобы передать Хайдару Али просьбу махарани. Хайдару, занятому войной на Малабаре, было все равно, кто сидит на престоле. Власть в его руках. Вдовствующей махарани было разрешено возвести на престол Нанджараджию, и эта первая маленькая победа очень ее ободрила.

Так волею судеб Лакшми Аннамани стала хранительницей огонька угасающего рода.

 

Глава 33

Восстали наиры

 

Армия Майсура четвертую неделю стояла лагерем у Коимбатура.

Коимбатур находится в 80 милях к юго-востоку от Каликута. Он расположен высоко меж двух горных перевалов на дороге, ведущей из Майсура к Западному побережью. Славится отличным фуражом. Муссонные ливни здесь не столь сильны.

Вокруг Коимбатура – пропасть всякой дичи. И не было такой недели, когда бы в лесу и на пустошах не трубили охотничьи рога, не раздавались крики загонщиков, не гудели железные котлы под ударами палок.

Совары Хамид Хана сторожили на опушке леса пасущихся коней. Бхат и Рахматулла от нечего делать бились на саблях. Зрители подзуживали:

- Проучи Рахматуллу, бхат сахиб! Даром, что он длинней тебя на целую голову.

- Поглядим, кто кого проучит, – гудел Рахматулла.

Звенели клинки. Бойцы то наступали, то отступали. Рахматулла, рубя наотмашь, пытался потеснить бхата. Тот стойко выдерживал напор. И Рахматулла первым прекратил бой. Вытирая рукавом куртки испарину, похвалил:

- Славный ты боец, бхат сахиб.

Из редколесья выскочила конная ватага. Ее возглавляли Хайдар Али и Ясин Хан. К поясам у обоих были пристегнуты сабли. В руках охотничьи ружья. За ними появились слоны.

Человек шесть кули выволокли на длинной жерди привязанного к ней за лапы тигра. Голова лесного властелина бессильно моталась из стороны в сторону.

При виде Хайдара Али совары повскакали с земли, склонились в поклоне. Хайдар придержал Суранга.

- Ну как? Поправляются кони?

- Не успели, Хайдар сахиб, – отвечал бхат. – Наголодались на побережье. Из травы не выгнать.

- Ну, ничего. Есть еще время.

Хайдар Али был в отличном настроении. Кивнув в сторону бхата, сказал Ясин Хану:

- Давний мой враг. Мальчишками, бывало, сколько раз дрались. Этот был самый маленький. Однажды в меня камнем запустил. Да так ловко.

- Самый маленький – самый зловредный, – поддакнул Ясин Хан.

Хайдар Али и его спутники захохотали. Бхат, глядя вслед охотникам, усмехнулся.

- Помню я ту драку. Между нашими махалла что ни день – сражение. Я Хайдару камнем такую шишку набил, что его аман джан к моей ругаться прибегала…

А охотничья партия прибыла к Коимбатуру. Едва Хайдар Али миновал крепостные ворота, как из толпы выбежала старая женщина, уцепилась за стремя.

- Защитник мира, помоги! Голову пеплом посыпаю.

Телохранители пытались оттащить старуху.

- Оставьте ее. Кто тебя обидел?

Та отвечала с плачем:

- Ага Мохаммед, начальник твоих дворцовых слуг. Чтоб ему змеи печень выгрызли! Чтоб он сдох в адских муках! Чтоб ему худо было в день страшного суда! Отнял дочь, единственную мою опору. Заступись, справедливый!

- Почему не жаловалась?

- Жаловалась. Была у Хайдара Шаха, начальника твоих арзбеги[57]. Просила доложить тебе о злодействе. А он ничего не сделал. Да еще и оскорбил меня и дочь.

Хайдар Али нахмурился.

- Виновные будут наказаны. Владыки на земле затем лишь, чтобы творить справедливость. Ступай домой.

- Да вознаградит тебя Аллах, писарь судьбы! Живи вечно, Хайдар сахиб.

Хайдар Али проверил. Оказалось, и в самом деле, Ага Мохаммед отнял у старухи дочь. А начальник арзбеги Хайдар Шах не доложил о жалобе обиженной матери. Аге Мохаммеду при всем народе всыпали двести плетей, прогнали со службы. А Хайдара Шаха густо вымазали чернилами. Хайдар Шах боязливо кряхтел. Сидеть на костлявой спине осла было ой как неловко! Ему тоже всыпали сто плетей. Свидетели позора всемогущего начальника злорадствовали:

- Поделом тебе, шайтан!

- Не мучь бедняков.

Недаром говорят: под светильником всего темнее.

С наступлением ночи жители Коимбатура, совары и сипаи завалились спать. Зато  долго была освещена огнями резиденция Хайдара Али. Дарбар-и-ам[58] был полон разодетым людом. На жаровнях тлели благовония. Хайдар Али, поглядывая вполглаза на веселую тамашу, на танцы девадаси, беседовал с приближенными о малабарской кампании.

- Поздно я прибыл к Каликуту, – сожалел Шринивас Рао Баракки. – Говорят, заморин отправил казну в Кранганур. В самый последний момент. Прошли мимо рук большие деньги.

- Значит, племянник его укрылся в Крангануре не случайно.

- Истинно так, Хайдар сахиб.

Шринивас Рао Баракки дошел со своим отрядом конницы до границ Кочина.

- Раджа Кочина не трус, а согласился пойти под твою высокую руку. Понял, что иначе гибель. Раджа Траванкура совсем другой человек. Поститься, кормить нищих как заморин не будет. Задаст тебе хлопот.

- Этот раджа, что баклажан на тарелке, – вставил слово Ясин Хан. – И сил у него немало.

Хайдар Али в раздумье сплюнул в угальдан[59] кроваво-красную бетелевую жвачку. В Великий Майсур должно войти все побережье от Гоа до мыса Кумари. А из Пуны приходят вести, что Мадху Рао готовит новое нашествие на Майсур.

- Надо подождать, пока ослабнет муссон. Тогда и доведем дело до конца…

Однако судьбе было угодно распорядиться по иному.

В дарбар-и-ам почти вбежал Мансур. Приблизившись к маснаду, поднес пальцы правой руки ко лбу, низко поклонился.

- Неотложное дело.

Два арзбеги ввели моряка-португальца. Тот промок до нитки. Еле стоял на ногах.

- Кто ты и откуда? – спросил Хайдар Али.

- С Малабара я, Хайдар сахиб. Еле добрался до Коимбатура. Ночами плыл по реке в бамбуковой лодке. Днем в камышах прятался. С голоду чуть не сдох…

Перехватив жадный взгляд моряка на дастархан, Хайдар приказал:

- Садись, ешь.

Португалец набросился на еду и питье. Утолив голод, продолжал:

- Восстали наиры! О, Пресвятая Дева Мария! Что творится на Малабаре! Наиры захватывают крепости. Казнят амилов, сипаев. Мопла наполовину вырезаны, разбежались кто куда. Каликут в осаде. Раза Али из блокгаузов носа высунуть не смеет. Помощи просит…

Щедро наградив моряка, Хайдар Али отпустил его. Приближенные удивлялись. Хайдар как ни в чем ни бывало глядел тамашу, слушал чепуху, которую несли шуты. Но они удивились еще больше, когда ближе к полуночи Хайдар сказал:

- Идем на Малабар. На сборы даю два дня.

Командиры тут же получили приказы. Все было продумано. Все предусмотрено. Возвращаться на побережье в такую пору многим казалось безумием. Но раз Хайдар принял решение, отговаривать его – все равно, что лить воду в худой горшок.

И завертелось колесо. Военный лагерь стал похож на разворошенный муравейник. Сипаи ладили из кусков материи накидки, зонты. Пропитывали их растопленным на кострах воском.

- Пойдем без знамен и барабанов, – предупреждали наики. – Велено брать с собой только одеяла, да мешки с провизией. Базар за нами не пойдет. Купить зерна или гхи негде будет.

Сипайские жены пекли впрок лепешки. Многие сипаи готовили ачáр – приправу из мякоти манго, перца и других пряностей. Каждый по своему вкусу. Без ачара и лепешка не лепешка. Самые бывалые запасались чирчирой. Эта травка спасает от укуса змей и скорпионов, которых пропасть на Малабаре.

Джукдар Хамид Хан послал часть людей на луга за лошадьми. Остальным велел складывать седла в своей палатке.

- На земле всем бы места хватило. Все бы могли жить привольно, – говорил бхат, закидывая в палатку свое седло. – Ан нет! Собирайся, иди на муки и смерть.

Ворчал Хамид Хан:

- Или камень упал на разум Хайдару сахибу? Коней зря погубим.

 

Глава 34

Штурм Поннани

 

Хайдар Али бросил армию обратно на Малабар.

Тринадцать тысяч майсурцев и триста франков шли Западными Гатами к морю. А муссон был в самом разгаре. В горных ущельях сверкали молнии. Тысячекратно отраженный, оглушительно грохотал гром. На походные колонны низвергались ливни, от которых не спасали провощенные накидки. Взор застилали клубящиеся туманы. Грозно шумели набрякшие влагой горные леса. С отвесных скал, поросших ядовито-зеленой плесенью и мхами, обрушивались водопады. До дрожи пробирали сырые ветры.

- Не оступись, братья!

И сипаи с великой опаской шли по мокрым каменистым тропам. Подвернется нога, и поминай как звали! Костей не собрать в бездонной пропасти.

Совары ехали без седел, чтобы уберечь конские холки от потертостей. Неимоверно трудно продвигалась артиллерия. Сотня слонов несла громадные вьюки с амуницией и провиантом. На ночных привалах ни костер разжечь, ни еду приготовить. Непривычные к холоду и сырости люди болели, мерли как мухи. А остановиться нельзя. Прочитав над умершим панджайю[60], первую пришедшую на память мантру[61], сипаи – мусульмане и хинду, спешили дальше на запад. Мертвецы оставались на растерзание зверю и птице.

На побережье стало полегче. Однако, и здесь негде было укрыться от ливней. Дышалось с трудом. Из раскисших рисовых полей ног не вытащить. Путь майсурцев можно было проследить по облепленным грязью раздутым трупам волов и лошадей.

Хайдар Али нес те же лишения, что и армия. При нем не было ни шатра, ни дастархана. Спал на мокром ложе под парусиновым пологом. Ехал на неоседланном Суранге. Довольствовался лепешками из раги. Пил дождевую воду. Держась за хвост коня, первым пускался вплавь через вышедшие из берегов реки.

- Вперед, храбрецы!

Пример его воодушевлял сипаев. Недаром говорят: коль смел полководец, то и войско отважно.

Малабар по сути дела так и остался непокоренным. Слишком недолго был здесь Хайдар Али. Брахман Маданна, глава новой администрации, попытался было обложить наиров налогами, и на побережье вспыхнуло восстание. В Каликуте и Поннани стояли небольшие гарнизоны, и наиры были уверены, что Хайдар не решится придти им на помощь в эту пору.

Племянник заморина, обрастая воинами, двинулся из Кранганура на север. С 25 тысячами на все готовых людей занял Поннани.

Хайдар Али и полководцы разглядывали издали деревянный палисад вокруг Поннани. Меж бревен кое-где торчали дула пушек. По траншее перед палисадом двигались туда и сюда вооруженные до зубов наиры. На каждом – широкая шляпа из пальмовых листьев, закрепленная с помощью шнурка под подбородком. Такие шляпы-зонтики служат на Малабаре защитой от дождя и солнца.

- Без пушек не обойтись, – сказал Ясин Хан. – А они где-то застряли.

Полководцы были за то, чтобы подождать артиллерию. Но Хайдар Али решил иначе:

- Время не ждет!

На штурм укреплений Поннани пошли справа батальоны во главе с капитаном Пейшоту. Затем батальоны левого фланга – их вел наемник ангрез Стюарт. Оба так и не дошли до траншей. Ружейный огонь был слишком силен. Атака захлебнулась.

- Изготовиться центру! – подал команду Хайдар Али. – Я сам поведу сипаев.

Но тут к нему приблизился начальник артиллерии де ла Тур – худощавый, средних лет франк. После захвата ангрезами Пондишери в 1761 году, он нанялся служить в армию Майсура.

- Минутку, месьё наваб.

- Ну что тебе?

- Разрешите взять траншеи.

- Не видишь разве? Португалец и ангрез двинуться не могут.

Франк презрительно усмехнулся:

- Так то португалец и ангрез. А я с моими земляками возьму траншеи. Окажите такую честь.

Де ла Тур знает военное дело. Хайдар Али не раз убеждался в этом. Храбр, честью дорожит. В Коимбатуре вызвал на дуэль немца, командира батальона. Свидетелями поединка были десятки людей. У Хайдара каждый офицер-феринг на счету. И когда он гневно спросил де ла Тура, за что он заколол немца, франк твердо ответил, что наглец обозвал его родину, Францию, страной продажных девок.

- Ладно, действуй.

- Мерси, месьё наваб!

Хайдар Али с живым интересом наблюдал за атакой. Она велась умело, с напором. Де ла Тур шел с обнаженной шпагой. Слитным строем, ружья наперевес, шагали солдаты в высоких шапках, голубых куртках в белых панталонах – остатки знаменитых полков короля Франции.

- Глядите, глядите! – говорил Хайдар Али амирам и полководцам. – Вот так ходят в атаку.

Без этих чужеземцев он был бы как без рук. Они муштруют его войска, командуют его батальонами. Без инженеров-франков ни крепость осадить, ни подкоп сделать. Франки льют отличные пушки, чинят мушкеты и ружья. Знают в этом деле много секретов. Изготовленные ими пушечные колеса не ломаются на бездорожье.

Де ла Тур дорвался до траншей.

- Вив лё руá![62]

Солдаты вовсю заработали штыками и прикладами. Малабарским воинам отваги не занимать, но их боевые ножи были бессильны против штыков. Сотни наиров остались лежать в траншее. Франки, подсаживая друг друга, лезли через палисад. Заполоскалось зеленое знамя с конскими хвостами.

- Были бы все мои войска из таких вот железных людей!

- Железных людей, – съязвил Ясин Хан. – Скажешь тоже, Хайдар сахиб. Каждый франк, что ни день, съедает чуть не по полкозы, вино от души пьет. А твои гарди? Плеснут воды на горсть муки. Бросят тесто на железный лист. Лепешка на воде – вот и вся еда. На таком рационе животом вперед не попрешь. И хоть ты платишь солдатам-франкам в несколько раз больше, кричат они не в твою честь, а в честь своего короля.

Хайдар махнул рукой.

- Пускай кричат хоть в честь шайтана. Но бьются они лихо.

Ободренные успехом де ла Тура, атаковали траншеи батальоны левого и правого флангов.

Хайдар Али вступил в Поннани, когда добивали последних его защитников. Разъяренные сипаи подожгли дома, в которых засели наиры. Никому не давали пощады. Да никто ее и не просил.

Тут же при всех командирах Хайдар преподнес разгоряченному боем де ла Туру саблю с золоченым эфесом, обсыпанную драгоценными камнями.

- Вот она настоящая отвага!

 

Глава 35

У границ Траванкура

 

Хайдар Али обосновался с армией в Манджери, в самом сердце поселений фанатиков-мопла. Оттуда он направил вглубь страны наиров карательные экспедиции. Вели их Маданна и Раджа Сахиб.

«Увы! Ими было совершено много жестокостей! – с горечью восклицает летописец. – Копытами их коней были в прах растоптаны горы и долины. Даже гранитные скалы, камни и деревья тяжко вздыхали и издавали стоны. Страна наиров была выметена метлой разрушения, а все упрямцы и непокорные утонули в водовороте кровавых событий». Смерти предавали всех, кто принадлежал к мятежной касте наиров. За голову воина-наира выдавали пять рупий. Столько же платили за живого. Особенно свирепствовали мопла. Они мстили наирам за резню людей их племени.

И не видно было конца бедам, обрушившимся на эту дивную многострадальную землю.

Хайдар Али атаковал княжество Чираккал. Раджа с отрядом наиров мужественно защищал свой город. Приказав поджечь дворец, он пал у его порога в ужасной сабельной схватке. И тут из горящего дворца выбежала айя – нянька. Она тащила за руку насмерть перепуганного ребенка.

- Пощады! – кричала она. – Пощады сыну раджи!

Бой  был остановлен. Слуги привели айю и её подопечного к Хайдару Али. Хайдар залюбовался мальчуганом. Он был необыкновенно красив. Когда испуг его прошел, бойко и смело отвечал на расспросы.

- Будешь мне сыном, – сказал Хайдар Али. – Отныне имя твое – Аяз Хан.

Аяз Хан был отправлен в Серингапатам воспитываться в хайдаровой занане.

Хамид Хан шел со своим джуком впереди. Стоило им приблизиться к очередной деревне, огороженной кокосовыми пальмами, как над вершинами пальм вспухали клубы черного дыма. Наиры жгли свои жилища. Гибли вместе с женами и детьми.

- Стой, безумец! – не выдержав, крикнул бхат. – Дитя невинное хоть не губи.

Молодой статный наир швырнул горящий факел в колодец, заранее набитый рисовой соломой. Над колодцем взвился столб огня и дыма. Толкнув в огненную купель жену с ребенком на руках, он сам прыгнул туда с криком:

- Будьте вы прокляты!

На гибель хозяев безучастно глядели мужчины, женщины и дети из презираемой всеми касты парайян.

Совары спешились. Подойдя к колодцу, глянули вниз. В лицо им пахнуло жаром, горелой человечьей плотью.

Однажды Хамид Хан и его люди стали свидетелями гибели целой деревни. Наиры разом подожгли ее с четырех концов. Глядя на море огня, слыша вопли заживо горящих женщин и детей, бхат вздыхал:

- Ах, война, война! Сколько от нее бед. Сколько гибнет безвинных людей. И все по воле тщеславных, бессердечных властелинов.

Кампания длилась не более месяца.

Хайдар Али подступал уже к границам Траванкура. Его властелин раджа Рама Варма давал приют мятежным наирам. Прислал им  в Поннани пушки. И главное, не желал платить старые долги! Лет десять назад его предшественника на троне, раджу Мартанду Варму, так прижали мятежные подданные, что он обратился за помощью к Хайдару Али. Хайдар Али – тогда фаудждар Диндигала, снарядил было войско, затратил на это большие деньги. Но Мартанде Варме тем временем удалось самому справиться с мятежниками, а оплатить расходы Хайдара он отказался.

Рама Варма просил власти Мадраса прислать ему хотя бы пару батальонов красных мундиров. Спешно достраивал Траванкурские линии – мощную каменную стену на севере страны. Ее начал возводить еще в 1764 году голландец де Ланней. Судьба миловала Раму Варму. Хайдар Али, оставив на побережье Мир Али Разу и Маданну, устремился за Гаты, на Декан. Отбивать новое нашествие маратхов.

 

Глава 36

За глаза и шаха обругать можно

 

Пешва Мадху Рао готовил поход на Майсур. Хайдар Али вновь отказывался платить дань.

Чтобы побыстрей разделаться со строптивцем, Мадху Рао пригласил в долю низама. Тот тоже не прочь был сходить походом на Майсур. Слишком сильным стал наик. Не платит пешкаш[63].

Карим Хан, которого Хайдар Али отправил вакилем в Хайдарабад в надежде перетянуть на свою сторону низама, вернулся ни с чем. И богатые подарки не помогли.

В Хайдарабаде многие были против союза с Мадху Рао.

- Ваше величество, а не лучше ли вместе с Хайдаром Али проучить как следует маратхов? – говорил влиятельный мусаиб Шер Джанг. – Ведь маратхи, разбив Хайдара, станут еще сильней, еще опасней.

Шер Джангу вторили другие мусаибы:

- И верно! Отбить бы у этих дармоедов охоту залезать в казну Хайдарабада.

- Сколько дани им переплачено.

Низам в конце концов вспылил:

- Скоро, чего доброго, придется мне испрашивать совета и у своей шапки. Сам знаю что делать.

Мусаибы прикусили языки.

Владыка Хайдарабада дал согласие на войну с Майсуром, но тянул время. При разделе земель, отнятых у наика, бóльшая их часть все равно достанется маратхам. У них сил больше. И низам сделал, как ему казалось, умный ход: договорился с ангрезами о совместной военной экспедиции. С батальонами красных мундиров за спиной он сам будет диктовать условия. Загребет побольше.

Но обхитрить Мадху Рао было не так-то просто. В январе 1767 года, не дожидаясь прибытия низама, он вторгся со стотысячной армией в Майсур.

Хайдар Али, наученный горьким опытом, не хотел более рисковать. Все свои надежды он теперь возлагал на крепости, прикрывавшие с севера Майсур. Но одна за другой пали Райядурга, Читальдруг, Пенуконда. Стремясь приостановить маратхов, Хайдар опустошил обширные территории от Райядурги и Харихара до Сиры. Отряды его соваров жгли посевы и луга, отравляли колодцы, спускали пруды. Но пешва легко одолел эту рукотворную пустыню.

Сира, мощная крепость, не продержалась и недели. Её киладар Мир Сахиб имел под рукой 12 тысяч сипаев, дюжину пушек. Мир Сахиб вышел было навстречу пешве, но был разбит и загнан обратно в крепость. Опасаясь гнева Хайдара Али, он перешел на сторону маратхов.

Увы! Предательство не пошло Мир Сахибу впрок. Ночью его лагерь был разграблен шайкой пиндари. Разбойники проникли даже в его занану, насмерть перепугав женщин. Мадху Рао надеялся, что примеру Мир Сахиба последуют киладары других майсурских крепостей. И узнав о случившемся он, по словам летописца, «стал подобен богу разрушения Шиве во гневе». Участникам грабежа тут же на месте отрубили топорами руки. Пешва лично явился к Мир Сахибу с извинениями. Одарил его слонами, палатками, лошадьми и одеждой. Передал лакх рупий. Но так и не смог рассеять недовольства и подозрений киладара.

В начале марта 1767 года Мадху Рао подступил к Муддагири. Хайдар Али был уверен, что крепость неприступна. Но уже на второй день осады киладар решил, что сопротивление бесполезно и спустился вниз для переговоров о сдаче. Там, где лично присутствовал пешва, маратхам неизменно сопутствовал успех.

Мадху Рао обнаружил в крепости рани Вирамму джи. Он принял бывшую владычицу Беднура со всеми почестями. Наслышанный о красоте рани, он с удивлением разглядывал исхудалую старуху с потухшим взором. От былой красавицы, отважной женщины-воина, не осталось и следа. Непривычный климат, заточение в высокогорной крепости, тоска по родине надломили ее здоровье. Грудь Вираммы джи раздирал кашель.

- Отними у наика Беднур! – молила она пешву. – Накажи его. И верни мне мой город.

Мадху Рао отделывался обещаниями. Отдать Беднур его прежней хозяйке? С какой стати? Этот богатый город пригодится самим маратхам.

Рухнули последние надежды рани. Нимбейя, неблагодарный любовник, давно её покинул. Слуги разбежались кто куда. Рани поехала было в Пуну, но умерла в дороге.

Следы Чена Басавии и Линганы затерялись в пыли истории.

От Сиры и Муддагири конные орды маратхов покатились на юго-восток к Бангалуру. Воспряли духом палаяккары. Приходит конец Хайдару Али! Его войска – что навоз на волнах маратхского нашествия.

Завидев у северной околицы отряд всадников, жители Беллибатли, как всегда, побежали прятаться. Остались на месте лишь гауда, старики – члены деревенского панчаята, да еще жрец-пурохит. Они никак не могли взять в толк, что происходит. Знамя в голове отряда было зеленое – свои, стало быть, но всадники поджигали почти созревшие хлеба, траву на лугах. Бросали в деревенский колодец ядовитые коренья. Гауда, старики и жрец пали на колени перед командиром отряда.

- Не губи, сардар! Чем нам кормить жен и детей?

Командовал отрядом Типу Султан. Ему исполнилось 16 лет, и он стал крепким юношей с орлиным носом и большими пытливыми глазами на смуглом лице. Позади Типу Султана сидели на конях Гази Хан, его военный наставник, Саэд Мохаммед – командир охранной сотни. Типу было жаль стариков. И Гази Хан напомнил:

- Раздумывать некогда, шахзада! Маратхи у нас на хвосте. Твой доблестный отец высоко ценит труд пахарей. В мирное время всячески им помогает. Но сейчас война. И его приказ есть приказ.

Типу тряхнул головой.

- Да, приказ…

Гикнули всадники. Свистнули плети. Отряд умчался на юг. А жителям Беллибатли осталось лишь глядеть на то, как догорают посевы. Только-только начали поправляться дела. И вновь прахом пошел тяжкий труд.

Через день в Беллибатли нагрянули маратхи. Начали с гомоном сдирать солому с крыш. Им пришлось кормить коней и волов старой соломой, древесными листьями, корешками трав. Воду добывали из ям, вырытых в ложах пересохших рек.

На спине у гауды сидел дюжий пиндари. Двое других хлестали старика бамбуковыми палками по пяткам.

- Где зерно? Говори!

Гауда стонал.

- Не скажешь, до смерти забьем.

Маратхи вскоре ускакали. Жители Беллибатли, вернувшись домой, нашли замученного гауду. Он умер, так и не сказав, где зерно. На этот раз его надежно укрыли в тайнике в глубине леса.

Мадху Рао принял Аппаджи Рама при полном дарбаре. В его огромный роскошный шатер набилось более трехсот сардаров всех рангов. Пешва не стал откладывать утро на вечер.

- С чем прибыл, вакиль?

- С предложением о мире. Война – сущее наказание, разор для бедняков и богачей. Властелины, которым бог вручил судьбы народов, должны обеспечить им блага прочного мира.

- Мир будет дорого стоить твоему хозяину.

- Сколько?

- Семьдесят лакхов.

Аппаджи Рам предложил 14 лакхов. Начался торг. Вакиль засновал между ставками Хайдара и пешвы. Пешве нравились словесные баталии с находчивым, острым на язык майсурским вакилем. На одной из встреч он заявил:

- Мои подданные-женщины жалуются на тебя, Аппаджи Рам. Говорят, ты просто невыносим. Молят, чтобы я поскорей отправил тебя восвояси.

- Для таких жалоб, вероятно, есть основания, – не моргнув глазом отвечал Аппаджи Рам. – Вот и облегчите судьбу ваших подданных в сари. Ускорьте решение моего дела.

Смех пешвы и сардаров был желанной наградой Аппаджи Раму. Смех делу помогает. Когда дарбар подошел к концу и участники его поднимались со своих мест, Аппаджи Рам поспешил к выходу.

- Жалкий грешник стоит у дверей! Пусть тот, кто безгрешен, проходя мимо, коснется рукой моей головы – головы брахмана, и поклянется в своей безгрешности.

В шатре раздался хохот. Для любого хинду соврать, коснувшись при этом головы брахмана, было бы величайшим грехом. Никто из присутствующих не пожелал пройти мимо Аппаджи Рама и коснуться его головы. Тем самым все признали себя грешниками. Мадху Рао, отсмеявшись, снял с себя ожерелье из драгоценных камней и повесил на грудь лукавому вакилю.

Низам был уже недалеко. Мадху Рао не улыбалось делить с ним добычу, а Хайдару Али – платить больше. Мирные переговоры пошли быстрей. Сумма дани была определена в 33 лакха, причем Хайдар сохранял за собой почти все крепости, которые у него отняли было маратхи. В их числе и Сиру.

24 марта 1767 года был подписан мир.

Когда, наконец, явился низам с союзными английскими батальонами, Мадху Рао потребовал, чтобы между их лагерями было расстояние в сорок миль. Владыка Хайдарабада был страшно недоволен скоропалительным миром. На аудиенции у пешвы его вакили Рукн-уд-Давля и Шер-Джанг спрашивали:

- Почему такая спешка с заключением мира, пешва сахиб? Его величество низам, как было договорено, прибыл с войсками. А тут такое.

Мадху Рао не смутился.

- Слишком долго медлил низам. И зачем это он притащил с собой красные мундиры из Мадраса? Не затем ли, чтобы напугать меня? Хайдар Наик уплатил дань. Воевать с теми, кто уплатил ее, не в моем обычае.

- Его величество думает, что можно было бы легко взять Серингапатам, разорить это разбойничье гнездо.

- Напрасно он так думает. Серингапатам – сильнейшая крепость на юге Индии. И потом, мне пора домой.

Низам не знал, что делать. Хитрый маратх ограбил наика и поделиться не хочет.

- Вот и верь этим брахманам из Пуны, – жаловался низам мусаибам. – Мадху Рао вор, и вором останется до самой смерти. Чтоб ему подавиться теми деньгами! А я тут еще связался с ангрезами.

Мусаибы шептались:

- Разве мы не предупреждали низама?

- Баглол[64]. Явился собирать богатый урожай, а ему и корешков не досталось.

За глаза, ведь, и шаха обругать можно. 

 

Глава 37

Мощью длани своей

 

Саршам-Махал был ярко освещен. Среди гостей сновали слуги с блюдами, полными яств. Хайдар Али, сидя за дастарханом с родней и полководцами, вспоминал о походе на Малабар, о войне с маратхами. Пришлось уплатить пешве 33 лакха. Но так ли уж это много в сравнении с сокровищами, добытыми в Беднуре?

Ученый перс Кирмани сказал:

- Помню, Хайдар сахиб, ты мечтал о возрождении империи Виджаянагар во главе с Майсуром. Много ли времени с тех пор прошло? А ты уже хозяин Сиры, страны Иккери, земель многих палаяккаров. В твоих руках перевалы и проходы в Западных Гатах. Ты пробил дорогу к морю. Распространил свою власть от Гоа до Каликута и Поннани. Перед тобой склонили головы владыки Кочина и Пальгхата. С помощью Аллаха сбываются твои мечты.

Хайдар Али усмехнулся про себя. Судьбу полководца определяют отвага, упорство в достижении цели. Сколько было жестоких схваток. А он уцелел в них и победил. Аллах тому помогает, кто крепко на своих ногах стоит.

- Дела шли бы куда лучше, если бы все были верны мне, честно исполняли свой долг. Я доверял Кханде Рао, надеялся на него, считал его своей правой рукой, а он поднял мятеж. Киладар Муддагири клялся, что костьми ляжет, что никогда не сдаст крепость, а не продержался и двух дней. Сира – какая крепость! А Мадху Рао взял ее почти без сопротивления. Сколько потерь из-за подлых предателей…

Хайдар Али, замолчав, почему-то пристально поглядел на Ясин Хана. Тот заерзал на ковре.

- Что на меня глядишь? Насчет предательства спросил бы лучше у Нанджараджа…

За дастарханом воцарилось молчание. Всех обуял страх. Исмаил сахиб, положив в рот кусок баранины, не смел проглотить его. Сейчас покатится голова наглеца!

Хайдар Али нахмурился. С минуту сверлил Ясин Хана злым взглядом. Но лицо у него мало-помалу разгладилось. Он засмеялся.

- Ну и язык у тебя. Длиной с руку.

Все вздохнули с облегчением. Слава Аллаху, пронесло грозу! Одному Ясин Хану и могла проститься такая неслыханная дерзость.

Хайдар Али мог с удовлетворением оглянуться на пройденный путь. Пусть его сильно потеснили маратхи. Пусть в приграничных районах Майсура еще топчутся низам и красные мундиры. Безвестный наик, он стал одним из сильнейших правителей на Декане. Неслыханно возвеличил Майсур. Мощью длани своей.

 

К началу части II