К главам:
В новый поход
Мадрасское
правительство не могло равнодушно смотреть на то, как под боком у него крепнет,
набирается сил новый независимый Майсур. Тем более, дружественный французам.
Еще в
ноябре 1766 года губернатор Мадраса писал своему бомбейскому коллеге: «Низам
полагает, что Хайдар наик ослаб в войне с маратхами, и хочет свести с ним
давние счеты. Надо помочь низаму. Самое время сорвать амбициозные планы
Хайдара, этого опасного завоевателя, загнать его в рамки традиционных владений
майсурского махараджи».
У
бомбейцев был свой интерес. Они добыли у Хайдара Али право закупать пряности в
его новых владениях. И в счет этого даже поставили ему некоторое количество
пушек, ружей, пороха и свинца. С какой стати лишаться ценных торговых
привилегий? Но захват Хайдаром страны наиров, его продвижение к границам
Траванкура обеспокоили и бомбейское правительство.
Джентльменам
в Мадрасе и Бомбее было отчего тревожиться. Майсурский владыка строит армию на
европейский лад. Назначает командирами батальонов французских офицеров. Успешно
налаживает производство оружия. Долго ли до беды?
Подливал
масла в огонь и наваб Мохаммед Али. Хайдар Али присвоил богатый округ Паин-Гхат.
Приютил его смертельных врагов – старшего брата Махфуз Хана и сына казненного
Чанды Сахиба. Оба они реальные претенденты на трон Карнатика. Пора, пора
опрокинуть ретивого наика!
Хайдар
Али не мог забыть, что во время мятежа Кханде Рао ангрезы стали на сторону его
смертельных врагов. Все же, предвидя новые схватки с Мадху Рао, он писал в
Мадрас: «У Майсура и благородной Компании имеются большие военные силы. Если мы
будем действовать заодно, маратхи и низам не посмеют ничего предпринять…»
Однако
Мадрас и Бомбей уже приняли решение. В декабре 1766 года Компания подписала с
низамом договор о совместных действиях против Хайдара Али. Потому-то и влезли
мадрасские батальоны в его северные владения.
Полковник
Смит, командир экспедиционного отряда Компании, был опытным военачальником.
Положение свое он находил трудным, даже опасным. «Мои люди испытывают крайние
лишения, – докладывал он мадрасскому правительству. – По договору низам обязан
был снабжать меня провиантом и фуражом. Ничего этого нет и в помине…»
По
приказу из Мадраса Смит попытался урвать у Мадху Рао часть его добычи. Выразил
же пешва согласие – пусть неохотно – на совместные действия против Хайдара Али!
Но лейтенант Тод, которого полковник отправил вместе с хайдарабадским вакилем в
ставку пешвы, вернулся вне себя от гнева. Он докладывал:
«Когда
вакиль заикнулся о том, что, мол, низам хотел бы получить часть денег, которые
пешва отнял у Хайдара Али, весь дарбар расхохотался ему в лицо. Что же касается
наших претензий на часть тех денег… Ей богу, стыдно вспоминать, как обошелся со
мной пешва. Ни капли уважения ни ко мне, ни к тем, кого я там представлял.»
Смита
все более тревожило поведение низама. «Низам явно сближается с Хайдаром, –
писал он в Мадрас. – Они готовят совместное нападение на Карнатик. Это ясно,
как божий день».
А
Хайдар Али не сидел без дела. Дань маратхам уплачена. 11 мая 1767 года Мадху
Рао ушел в Пуну. Был выведен из игры самый сильный из противников. Надо
перетягивать на свою сторону низама.
В
середине июля к Ченнапатне, где огромным табором стояла хайдарабадская армия,
прибыло посольство во главе с Типу. Советниками при шахзаде были Махфуз Хан и
Мир Али Раза Хан. В обозе у посольства были мешки с деньгами, драгоценностями.
Слуги пригнали пять слонов, дюжину великолепных арабских лошадей. Низам принял
Типу весьма благосклонно. С удовольствием принял подарки. В свою очередь одарил
Типу роскошными одеяниями, драгоценными
каменьями. Даровал титул Фатх Али Бахадур.
Типу
вел переговоры с достоинством и тактом.
- Союз
с Компанией не даст вам ничего, ваше высочество. Кто помог навабу Мохаммеду Али
отложиться от Хайдарабада? Ангрезы! Они сделали наваба своим рабом. А сейчас
замышляют захватить Северные Сикары, Барамахал, Верхний Карнатик. Мой отец,
наваб Хайдар Али Бахадур предлагает общими силами изгнать ферингов с Восточного
побережья.
У
низама имелись территориальные претензии к мадрасским властям. В его глазах
Мохаммед Али был мятежным данником, хотя по Парижскому договору 1763 года тот
объявлен независимым владыкой. Хорошо бы проучить и ангрезов и Мохаммеда Али.
Но на память тотчас приходили грозные соседи – маратхи.
- Я рад
бы наказать ангрезов, этих противных Аллаху кафиров. Но как быть с Мадху Рао?
Вдруг да налетит он в мое отсутствие на западные субы[1]
Хайдарабада. От этого негодяя только и жди какой-нибудь пакости.
У Типу
был готов ответ:
- До
этого ли сейчас пешве, ваше высочество? В Махараштре междоусобица. Против пешвы
восстал его дядя Рагунатх Рао.
- Ох уж
эти мне брахманы из Пуны! Испортили все дело…
Типу
удалось склонить мнительного низама на совместную войну с Компанией. Был
подписан договор, согласно которому Майсур и Хайдарабад обязывались «пока
существуют солнце и луна» вместе биться с ангрезами. Юному вакилю сильно
помогла в этом антианглийская партия при дворе во главе с Шер-Джангом.
Полковник
Смит вынужден был спешно ретироваться.
- Ну и
стратеги там в Мадрасе! – говорил он майору Фицджеральду, своему первому
заместителю. – Пешва не пожелал говорить с нами. Низам порвал с нами всякие
отношения. Мы нажили сильного врага в лице Хайдара Али наика.
Томас
Фицджеральд, высокий, сухопарый усач, добавил:
- И
стали посмешищем в глазах всей Индии, сэр…
Хайдар
Али, между тем, созвал в Саршам-Махале полководцев и амиров.
- Низам
на нашей стороне. Ангрезы в одиночестве. Пора выгнать их туда, откуда пришли.
Полководцы
и амиры воскликнули:
- Мы
готовы, Хайдар сахиб!
-
Прикажи, и мы изрубим их на кусочки, мельче муравьиного яйца.
- Тогда
опоясывайтесь боевыми кушаками!
Вечером
Хайдар Али вызвал Мансура:
- Скажи
Раманадхаму – я собираюсь в поход на ангрезов. Пускай на звезды поглядит.
- Удрал
Раманадхам, – виновато развел руками начальник джасусов. – Как выпустил ты его
из темницы, он словно в воду канул.
Хайдар
ухмыльнулся.
- Жаль.
Предсказывал он хорошо, мошенник эдакий. Не беда. Найдем звездочетов не хуже.
Новый
звездочет Рамайя, мудрецы брахманы заверили Хайдара, что расположение звезд
вполне благоприятствует его планам. Да и как не заверишь, когда деньги вперед
получены. Хайдар просил жрецов совершить церемонию «джаббам», чтоб его оружию сопутствовал
успех. Всегда лучше, когда боги за тебя. По древнему обычаю майсурцев был
принесен в жертву буйвол.
Ангрезы
войны не объявляли, но красные мундиры топчут земли Майсура. Пора отправляться
в новый поход!
Кришнагири
Наваб
Мохаммед Али жаждал раздвинуть границы своих владений до второй гряды холмов,
предшествующих Восточным Гатам. Хотел отнять у Хайдара Али богатый округ
Барамахал. В этом же были кровно заинтересованы мадрасский губернатор Чарльз
Буршье и члены Совета. Поэтому, вместе с отрядом полковника Смита в восточные
владения Хайдара был направлен еще один воинский контингент. Он действовал в
Барамахале.
Под бой
барабанов батальоны красных мундиров мерно шагали вглубь чужой страны. Нещадно
палило предмуссонное солнце. Маревом дрожал раскаленный воздух. Солдаты и сипаи
то и дело сплевывали красную пыль, поднимаемую тысячами ног.
Мадрасское
воинство внушало всем страх. Его старались обойти стороной купцы – темнолицые
люди в белых рубахах и тюрбанах. Долго ли лишиться кровного добра? Купцы вели
на запад караваны с приморскими товарами. На хороших волах у них навьючены
мешки с тканями и солью. На плохих – рис и раги. А навстречу шли караваны с
майсурским железом, благородным бангалурским шелком.
Отходили
в сторону носильщики с тяжелыми узлами на голове. Боялись женщины. Хорошо
сложенные, в белых, зеленых и фиолетовых сари, с цветами жасмина в черных
волосах, они выглядели очень эффектно. Особенно красивы у них были шеи и руки.
Солдаты при виде женщин свистели, гоготали:
-
Хороши, бестии!
- А
сари захлюстаны, сроду их не стирали.
-
Чесотку недолго подхватить.
Солдат
в красных мундирах опасались даже богомольцы. Запросто отнимут монеты,
собранные где-нибудь на храмовом празднике или на базаре.
За
маршем мадрасцев следили зоркие глаза. У самой дороги сидел безучастный ко
всему полунагой факир со всклокоченными волосами и нищей торбой. Спиной он
прислонился к каменной тумбе, каких много в этом краю. Тумбы эти поставили в
незапамятные времена благочестивые люди. Чтобы усталый путник мог переложить с
головы на тумбу поклажу, передохнуть. Когда походная колонна скрылась вдалеке,
факир достал из лохмотьев чернильницу и калам. Нацарапав несколько строк на
клочке бумаги, дал условный знак рукой. Тотчас появился таившийся где-то рядом
пеший харкара.
-
Передай бумагу Бахадур Хану. Ему полезно будет знать, сколько мадрасских
батальонов идет к его крепости.
- Будет
сделано!
Харкара
поспешил на запад.
Здешние
деревни, обнесенные глиняными дувалами, утопали в пальмовых рощах. Посредине
такой деревни непременно торчит приземистая сторожевая башня. По краям сухого
рва – высокий «забор» из колючих кустарников. Крестьяне сажают кустарники в
дождливую пору, втыкая черенки во влажную податливую землю.
Солдаты-англичане
зубоскалили:
- Через
такой забор не перемахнуть.
- Что
ты! Штаны порвешь.
На
привалах мадрасцы заглядывали в эти примитивные укрепления. Там, будто в
испуге, жались друг к другу крытые соломой или пальмовыми листьями глиняные
лачуги пахарей. Возле лачуг – деревянные плуги, горки кизяка. Кругом ни души.
Дома брахманов и гауды-старосты, украшенные снаружи вертикальными полосами
красного и белого цвета, чисто выбеленные внутри, с полами, покрытыми коркой
засохшего коровьего навоза, тоже пустовали.
Ни
зерна, ни скота, ни имущества. И взять нечего.
Без
сопротивления сложили оружие гарнизоны майсурских крепостей Вениамбади и
Тирупаттар. А в конце мая 1767 года вдалеке на всхолмленной каменистой равнине
замаячила, стала увеличиваться в размерах одинокая скала.
-
Кришнагири, сахибы, – сказал проводник.
Вблизи
скала показалась мадрасцам настоящим гигантом. Скалу венчала цитадель, над
которой реяло зеленое знамя с подвешенными к древку конскими хвостами. Из-за
зубцов разглядывали прибывших взволнованные защитники в разноцветных тюрбанах.
Сходу
был взят петтах – укрепленное поселение у подножья Кришнагири. Защитники
петтаха укрылись в цитадели. Началась осада.
Вечером,
за общей трапезой, офицеры поглядывали на скалу. Она казалась отлитой из
чистейшего гранита. Искрилась в лучах солнца.
-Вот
так громадина! Откуда она?
-Не поделитесь
ли своими знаниями, Штольц?
Лейтенант
Иоганн Штольц окончил Геттингентский университет. Однако капризная судьба
заставила его одеть не мантию ученого, а мундир офицера Ост-Индской компании.
-
Охотно, – отвечал он с сильным немецким акцентом. – Перед вами пример
многовековой работы элементов – солнца, воды и ветра. В странах Азии такие
изолированные, чрезвычайно высокие и абсолютно голые скалы не редкость. А здесь
в Индии подобная скала с укреплением зовется дургой или дургамом. Кстати, читал
ли кто-нибудь Ксенофонта?
Никто
из сидевших за столом не слыхал такого имени.
- Кто
это, Штольц?
-
Великолепный древнегреческий историк! В четвертом томе его «Анабасиса»[2]
есть рассказ о том, как за три века до христианской эры греки хитростью взяли
одну такую скалу. Было это в Средней Азии. Греческие воины, прячась за скалами
и деревьями, делали ложные демонстрации до тех пор, пока защитники скалы не
израсходовали запаса камней, которые скатывали с вершины. Далее все было
чрезвычайно просто.
-
Молодцы греки!
Старший
офицер поднялся из-за стола.
-
Клянусь святым Павлом – там, наверху, припасены камни и на наши головы…
Гарнизоном
Кришнагири командовал Бахадур Хан, могучий пожилой воин. Незадолго до появления
мадрасцев им была получена депеша из Серингапатама. Поглаживая седую бороду, он
перечитал ее несколько раз.
- Я все
понял, харкара. Передай Хайдару сахибу, что буду держать дургу до последней
крайности.
Бахадур
Хан заранее принял все необходимые меры. Запасся рисом, раги и гхи. Его сипаи и
кули натаскали на вершину дурги валунов и обломков скал, в изобилии рассыпанных
у ее подножья.
Киладар
ночей не спал, проверяя караулы. Ухо надо держать востро. Кое-кто из его сипаев
служил ранее в войсках Компании. Пару дней назад он своими руками обрезал
прикрепленную к зубцу, спущенную вниз длинную веревку. И на этот раз, нагрянув
на один из сторожевых постов, Бахадур Хан обнаружил, что часовые азартно играют
при свете фитиля в кости. Он с холодным гневом спросил:
-
Забыли о судьбе Абу-Зураба?
Часовые
онемели от страха. С киладаром шутки плохи. Он таки дознался, кто спустил
веревку по склону дурги. На глазах у выстроенного гарнизона предатель сипай
Абу-Зураб был сброшен с утеса. И сейчас виден внизу его обезображенный труп.
- Марш
на место! В следующий раз расстреляю.
Ворваться
в цитадель можно было лишь через крепостные ворота. И Бахадур Хан утроил у
ворот число часовых. Посылал в караул самых надежных людей.
Третьего
июня 1767 года, на исходе ночи, часовые у ворот услыхали под стеной лязг
оброненного оружия, сдавленный возглас. Тотчас забили барабаны.
-
Тревога!
Огненными
птицами полетели в темноту горящие факелы. В их неровном свете Бахадур Хан и
сипаи увидели смутные фигуры. Они уже подбирались к самым воротам.
-
Сваливай камни! Не мешкай.
И
киладар первым схватил обломок скалы, который не поднять бы и троим. Застонав
от натуги, перевалил через зубцы. Гарнизон принялся за дело. По крутому склону
дурги с сухим треском, сокрушая все на своем пути, покатилась каменная лавина.
Внизу послышались проклятия, стоны.
Немного
погодя, Бахадур Хан послал на вылазку дюжину храбрецов. Те приволокли брошенный
ангрезами ящик, набитый порохом.
- Мина,
– сказал киладар. – Собирались подорвать ворота.
Взошедшее
солнце развеяло легкий утренний туман. И перед глазами защитников Кришнагири
открылась ужасающая картина. Весь склон дурги был усеян мертвецами в красных
мундирах. Стонали, корчились раненые с перебитыми руками и ногами. В ночной
разведке погибла целая рота мадрасских гренадеров.
Чангама
Полковник
Смит был назначен командующим мадрасской армией. Шестьсот европейских солдат и
шесть сипайских батальонов – пока это было все, чем он располагал.
В
августе 1767 года Смит двинулся на юг. Весь день 25 августа его саперы
укрепляли нижнее горло прохода, которым, как ожидалось, низам и Хайдар Али
спустятся в Карнатик. А вечером полковник был поражен неприятным известием:
угнана половина артиллерийских быков, пасшихся близ лагеря. В окрестностях
действует Махдум Сахиб с четырехтысячным отрядом кавалерии.
- Наша
разведка никуда не годится, джентльмены, – сказал Смит своим офицерам. – Мы
копошимся тут, как слепые сурки, а противник проник в Карнатик другими,
неизвестными нам проходами.
Через
Восточные Гаты уже спускался с деканского плато низам. За ним следовал Хайдар
Али. Они решили общими силами очистить от ферингов все Восточное побережье – от
устья Ганга до мыса Коморин. Изгнать их из Индии. И силы конфедератов были
немалые: 70 тысяч пехоты и кавалерии, 120 пушек. Низам, кроме того, нанял отряд
маратхского сардара Рамачандры Рао, который надеялся разжиться в чужой драке.
Смит
спешил на соединение с отрядом полковника Вуда, который двигался с юга ему
навстречу.
Ранним
утром, когда мадрасцы шли лесом меж холмов, их обоз атаковала майсурская
кавалерия. Гренадеры Фицджеральда отогнали ее ружейными залпами. Смит,
прибывший в Индию всего год назад, удивлялся:
- Чтобы
кавалерия атаковала пехоту в лесу? Невероятно! Первый раз такое вижу.
- И не
такое еще тут увидите, сэр, – густо смеялся Фицджеральд. – Нарвавшись на моих
гренадеров, эти канальи вскачь поднялись на вершину вон того холма и пропали из
виду.
Миновав
лес, красные мундиры двинулись дальше на юг. Следом выскочили на опушку Хамид
Хан и его люди.
- Не
удалось пощипать ангрезов, – сказал джукдар. – Аж на холм нас загнали. Но
ничего. Подловим где-нибудь в другом месте.
Бхат
долго глядел вслед колонне мадрасцев.
-
Ползет, что твоя владычица ночи[3].
Не останови ее, ужалит Майсур в самое сердце.
-
Голодом ее надо заморить, бхат сахиб.
Смит
вел свою небольшую армию форсированными маршами. В авангарде – майор Бонжур с
батальоном. Далее тысячный отряд кавалерии Мохаммеда Али. Арбы с драгоценным
зерном прикрывал справа выстроенный в цепочку батальон капитана Кука. Слева –
батальон капитана Косби. В арьергарде следовал Фицджеральд со своими
гренадерами.
-
Противник все уничтожает на нашем пути, – говорил Смит на привале Фицджеральду.
– Зерна и фуража не достать. Колодцы отравлены. Людям приходится все туже
затягивать пояса. Разве не докладывал я в Мадрас, что низам и Хайдар готовят
нападение на Карнатик? Это было ясно как божий день. А губернатор, джентльмены
из Совета и ухом не повели. Комиссариат[4]
не создал в узловых пунктах складов с провиантом. Простаки!
Томасу
Фицджеральду, бывалому воину, все это было не в диковинку.
-
Простаки – это мы с вами, сэр. Прошу прощения! А умные джентльмены в сговоре с
подрядчиками наживаются на поставках армии. Поглядите, какой рис едят мои
гренадеры.
Смит не
захотел поддерживать этот разговор.
-
Спешить надо, мистер Фицджеральд. Спешить.
В
начале сентября конфедераты решили дать ангрезам бой.
Хайдар
Али перекрыл им дорогу у деревни Чангама. Сардару Рамчандре Рао он приказал
укрепиться в деревне. Отряд хайдарабадских сипаев послал на придорожный,
стратегически важный холм. Сам намеревался ударить по ангрезам с тыла.
Ничего
путного из этого не вышло. Смит, искусный тактик, заслонился гренадерами от
кавалерии Махдума Сахиба. Капитану Косби приказал выбить противника из Чангамы,
согнать его с холма. И Косби, развернув свой батальон, штыковым ударом
опрокинул Рамчандру Рао. Пять тысяч маратхов брызнули кто куда. Кони-то свои!
Лишишься коня, все потеряешь. Кто за него заплатит?
При
виде красных мундиров капитана Косби, с ружьями наперевес поднимавшихся на
холм, задали дёру хайдарабадские сипаи. Невмоготу было глядеть на щетину
стальных штыков. Мадрасцев разве остановишь?
Прибыл
на подмогу Хайдар Али с батальоном непобедимых. Он попытался было поднять
оробевших низамовских сипаев в контратаку:
- Или
смерти боитесь, молодцы? Трусливых она сама высматривает. Проучим ангрезов.
Вперед!
Кое-как
вооруженные, плохо обученные хайдарабадские воины мялись.
-
Натощак?
-
Полгода жалованья не видали.
- Сам
воюй.
Хайдарабадцы
не двигались с места. Хайдар Али тогда обратился к непобедимым. Выхватив саблю
из ножен, крикнул:
- За
мной!
Загремели
барабаны. Непобедимые стали подыматься на холм. Они старались прикрыть собой
Хайдара Али.
-
Вперед не высовывайся, Хайдар сахиб! Жизнью рисковать наше дело.
- А я
что, не солдат?
Мадрасцев
удалось вытеснить с холма, но ненадолго. Холм начал переходить из рук в руки. В
ожесточенной рукопашной схватке Хайдар Али был сбит с ног. И непобедимые,
подхватив его под руки, уволокли с холма.
-
Сильно задело, Хайдар сахиб?
- Нога.
Контужен…
Штыковыми
ударами, огнем полевых пушек полковник Смит проломил заслон. Конфедераты отошли
в замешательстве. Их потери превысили тысячу бойцов. Мадрасцы потеряли гораздо
меньше.
Джукдар
Хамид Хан добился своего. Он спрятался с джуком за обрывом речного берега.
Выждал, пока минует авангард во главе с Бонжуром. А когда бродом пошел обоз,
скомандовал:
- Айда!
Вмиг
была вырублена растерявшаяся охрана. Разбежались возницы. Совары клинками
вспарывали мешки с рисом и раги. Дружными усилиями опрокинули в воду повозки с
порохом и ядрами.
-
Отходи, братья!
Спешно
вернулся майор Бонжур. Да что толку? Зерно, главная пища солдат и сипаев,
плывет по реке, втоптано в песок. Угнана дюжина арб с военным имуществом. Для
Смита потеря обоза была что удар ножом в спину.
Марш
мадрасской армии стал похож на бегство. Смит со всех ног припустился к
Тринкомали. Мадрасцы шли всю ночь третьего и часть четвертого сентября. Шли без
отдыха, не распрягая волов. Преодолев за 27 часов более 20 миль, Смит прибыл к
Тринкомали… и разразился проклятьями. Вопреки клятвенным обещаниям
комиссариата, провианта там оказалось чуть-чуть.
Вскоре
откуда-то издалека, с юга, донеслись три пушечных выстрела. Это давал о себе
знать полковник Вуд. Вуд закончил доклад словами:
-
Противник мог бы блокировать мне путь к Тринкомали. Но почему-то не сделал
этого.
- И на
том спасибо! Как у вас с провиантом, мистер Вуд?
-
Остатки доедаем.
- Надо
что-то предпринимать. Немедленно!
Смит со
своей армией спешно двинулся к соседней деревне Каласспакам. По слухам, там
было зерно. И, правда! В оставленной жителями деревне удалось обнаружить
замаскированные ямы с рисом и раги.
21
сентября 1767 года подняли тревогу сторожевые посты. С юга на лагерь Смита
стала надвигаться большая конная масса. Смит приказал встретить ее картечью. Но
конница, не приняв боя, обошла гренадеров и скрылась на северо-востоке.
- Это
всадники Хайдара наика, – доложил Смиту майор.
- Куда
их понесло?
- Не
могу знать, сэр. А, впрочем… не на Мадрас ли?
Тринкомали
Силы у
полковника Смита возросли вдвое. Теперь у него было полторы тысячи европейских
солдат, десять сипайских батальонов и тридцать пушек.
Нужна
была скорая, решительная победа. Смит маневрировал, всячески стремился вынудить
конфедератов на генеральное сражение. И все впустую. Наконец, конфедераты стали
лагерем в ложбине между холмами. Обнесли лагерь прочными укреплениями. Стал
поблизости и Смит. Позиции противников разделял холм посередине болота,
мешавший им видеть друг друга. Смит тревожился:
- Долго
ли они будут сидеть за этим холмом? У меня провианта в обрез.
- На
это у них и ставка, сэр, – заметил Фицджеральд.
Время
работало явно не на ангрезов…
Утром
26 декабря 1767 года конфедераты вышли из лагеря. Впереди Хайдар Али. Следом за
ним низам. Они двинулись в обход холма слева. Смит, не видя противника, тоже
решил обойти холм, но справа. Для тех и других встреча в открытом поле была
полной неожиданностью.
- Вот
он, шанс! – воскликнул Смит. – Не упустим его, джентльмены!
Полковник
тотчас приступил к решительным действиям. Загремел военный оркестр. Батальоны
красных мундиров пошли в штыковую атаку. Сопровождающие пехоту канониры картечными
залпами расстроили боевые порядки майсурцев.
Хайдар
Али шел во главе второго эшелона своих войск. Еще не успев завернуть за холм,
он понял, что задуманный план разгрома ангрезов сорван. Ему удалось подавить
панику в своих батальонах, организовать их отход. К низаму был тотчас отправлен
харкара.
А низам
был уверен в успехе. Из лагеря вместе с его войском вышел блестящий кортеж. На
слонах, в роскошных хоудахах ехали его жены, наложницы. Слонов сопровождали
музыканты, толпы слуг. Били барабаны. Ревели трубы.
Узнав о
неудаче предприятия, низам тотчас повернул вспять. Он заехал на коне вперед
головного слона:
- Стой!
Назад!
Мусаибы
и слуги закричали на разные голоса:
-
Назад! Так велит его высочество.
Но
головной слон отказался повиноваться и продолжал идти вперед. Тогда шелковую
занавеску хоудаха отодвинула точеная рука в кольцах и бриллиантах. Прозвучал
раздраженный голос:
- Так
все мы придем прямо к ангрезам, ваше высочество! Мой слон не может делать
крутых финтов. Он привык следовать за вашим победоносным знаменем.
Это
была старшая бегам[5] владыки
Хайдарабада.
- О,
шайтан! Где знамя? Знамя сюда!
Доставили
знамя – желтое полотнище с изображением кульчи[6].
Только тогда и повернул головной слон. Следом, держась за хвосты друг друга,
пошли остальные слоны.
Смиту
не удалось одержать решающей победы. Майсурская пехота отошла в относительном
порядке. В ходе сражения кавалерия конфедератов огромным полукольцом гарцевала
вблизи, явно выжидая момент атаки. Но так и не вступила в дело.
Поздно
вечером Смит почти вплотную приблизился к лагерю конфедератов. Оттуда
доносились крики, невнятный гул голосов, рев животных, скрип колес. Метались
огни факелов.
-
Уходят. Это ясно, как божий день, – сказал полковник, вглядываясь в темень,
озаряемую всполохами огней. – Ударьте-ка по ним, мистер Фицджеральд.
Майор
двинулся к вражескому лагерю кратчайшим, как ему казалось, путем. Но гренадеры
стали увязать в трясине.
- Я же
предупреждал, что здесь не пройти, майор сахиб, – сказал проводник. – Солдат
своих перетопишь.
- А нет
ли другого пути?
- В
обход идти надо. Захотят боги, так к утру доберемся.
Фицджеральду
волей-неволей пришлось вернуться обратно. А к утру выяснилось, что посредине
болота есть тропинка, ведущая прямо к лагерю конфедератов.
-
Повесить проводника! – приказал Смит. – Чтоб другим неповадно было. Где этот
негодяй?
-
Удрал, сэр.
«Проводник»,
подосланный Мансуром, лишил Смита неплохих шансов на победу.
Полковник
и его армия не спали всю ночь. Утром прибыл отряд конных скаутов – разведчиков.
Их старший доложил:
-
Лагерь эвакуирован, сэр. Но противник не ушел далеко. Мы видели его отходящую
артиллерию.
Смит
загорелся новой надеждой.
- В
погоню, джентльмены!
Колонны
красных мундиров двинулись вслед за конфедератами. Они все ускоряли шаг.
Кавалерию и пехоту Хайдара Али было уже не догнать. Могучие волы успели далеко
утащить его пушки. Но артиллерия низама! Хайдарабадские канониры не могли
ускорить ход мелких, заморенных бычков. Приходилось бросать одну пушку за
другой. Низамовы сипаи разбегались кто куда.
Отход
конфедератов прикрывал Хайдар Али. Будто дразня мадрасцев, то появлялся, то
исчезал из вида отряд его телохранителей – триста всадников-абиссинцев в алых
тюрбанах. Телохранители были вооружены длинными пиками из темного бамбука,
перевитыми серебряными лентами. Они были последними, кого видели мадрасцы.
Ночная темень заставила прекратить погоню.
- Будь
у меня хотя бы пара тысяч стóящей кавалерии, Хайдар наик и низам были бы
в наших руках! – сокрушался Смит.
Солдаты
и сипаи буквально валились с ног от усталости. Наскоро были подсчитаны трофеи:
более сорока пушек, десятки повозок с военным имуществом.
- И
хоть бы одна арба, одна корзинка с рисом, – заметил Фицджеральд.
При
громадном перевесе в кавалерии, пехоте и артиллерии – конфедераты не смогли
добиться успеха. Судьбу сражения у Тринкомали решили передовая европейская
военная стратегия, полководческий талант Смита, отвага и распорядительность
батальонных командиров, стойкость, дисциплина и боевая спайка европейских
солдат и сипаев Компании.
Но
кормить армию было нечем. Смит спешно ушел восвояси. И вовремя. Нагрянул
обратный северо-восточный муссон. На Декан обрушились ливни.
Военные
действия на время прекратились.
Дерзкий рейд
Майор
Фицджеральд, наблюдавший у Каласпаккама проход большого отряда вражеской
кавалерии, сам того не ведая, был прав. Кавалерия шла на Мадрас.
Хайдар
Али остался весьма доволен успешной миссией Типу к владыке Хайдарабада. И он
задал сыну новую задачу. Выделив ему шеститысячный отряд, приказал нанести удар
по Мадрасу. Сопровождали Типу Махдум Сахиб и свирепый, удачливый полководец
Мохаммед Али Кумедан. Этот-то отряд и видел Фицджеральд. Типу тогда, не приняв
боя, ушел на северо-восток.
Шахзада
вскоре объявился у горы св. Фомы в пяти милях к югу от Мадраса. Марш его был
столь стремителен, столь скрытен, что мадрасцы были захвачены врасплох.
В
приморском саду Компании у горы св. Фомы шумела пирушка, которую задавал
губернатор Чарльз Буршье. В ней принимали участие почти все члены мадрасского
Совета, полковник Колл и наваб Мохаммед Али. Губернатор уединился с навабом в
садовой беседке. Обговорено было одно выгодное дельце, сулившее обоим большие
деньги. Собеседники, весьма довольные друг другом, подняли было бокалы с
мадерой, как вдруг невесть откуда прилетело ядро и вдребезги разнесло стоявшую
поблизости гипсовую статую Марса – бога войны. Начальник охраны прибежал с
докладом, что у горы св. Фомы появился какой-то кавалерийский отряд с легкими
пушками.
Участников
пирушки охватила паника. Что делать? Куда бежать? Присутствие духа сохранил
лишь полковник Колл.
- К
морю, джентльмены! Бегом! – зычно скомандовал он. – Я видел там барку.
И
мадрасское правительство во главе с губернатором и Коллом резво устремилось к
морю. «Губернатор сахиб впопыхах забыл шляпу и шпагу, – сообщает летописец. –
Будто ядро попало не в статую, а ему в голову и отшибло память».
Как раз
напротив сада болталась на приколе барка. Едва беглецы спихнули ее с песка,
едва отошли на веслах и поставили латаный-перелатаный парус, как на берег
вымахали бородатые всадники под зеленым знаменем. Командовал ими юноша, почти
мальчик в алом тюрбане и белой с золотыми цветами куртке. Под ним был дивный
красоты белоснежный конь.
-
Вовремя удрали, – ухмыльнулся бывалый полковник Колл. Он стоял у руля. – С командой, какая у меня сейчас, и пропасть
недолго. Еще пять минут, и нас бы схватили как кутят.
Губернатор
Буршье, наконец, отдышался.
-
Смейтесь, смейтесь, мистер Колл! Сказали бы лучше, кто это – хайдарабадцы?
Маратхи?
- Ни
те, ни другие, сэр. Майсурцы. А главарь этой конной шайки, полагаю, отпрыск
самого Хайдара наика.
Типу,
Махдум Сахиб, другие командиры, провожали глазами набитую людьми барку.
Преодолев тройную линию прибоя, она уходила на север.
-
Опоздали, шахзада, – сказал Махдум Сахиб. – Заметил ты толстяка с лентой на
животе? Это сам лат-сахиб[7].
За него одного можно было бы взять хороший выкуп.
- Жаль!
Давай поглядим, как живут ангрезы.
Шахзада
с интересом осмотрел просторное бунгало сбежавшего лат-сахиба, веранду со
столами, полными штофов и бокалов с недопитым вином, тарелок с недоеденными
яствами.
-
Доесть не успели.
Типу прошелся по аллеям сада, по краям
которых стояли статуи. В одной из беседок его внимание привлекла мраморная
женщина. Наготу ее чуть-чуть прикрывала легкая ткань. Изогнув гибкий стан,
незнакомка задумчиво глядела куда-то вдаль.
- Венус[8],
богиня ферингов, – сказал Махдум Сахиб в ответ на вопросительный взгляд Типу. –
Такую же я видел во дворце Дюплекса сахиба[9].
Махдум
Сахиб улыбнулся. Ему вспомнилась развеселая вдовушка-француженка, с которой он
когда-то свел знакомство в Пондишери. Женщины из Ферингистана[10]
так непохожи на индианок! Где сейчас та вдовушка?
Вид
богини ферингов смутил майсурцев. Сплюнул и в негодовании отвернулся Саэд
Мохаммед, хмурый и вечно настороженный начальник телохранителей Типу.
-
Пускай совары кормят коней, – приказал Типу. – Завтра на Мадрас…
Белое
население Мадраса сбежалось в Форт Сен-Джордж под защиту его артиллерии.
Губернатор Буршье спешно налаживал оборону. Глядя на дымы пожарищ у горы св.
Фомы, вздыхали члены Совета:
- Горят
наши загородные бунгало, джентльмены.
-
Неслыханное дело! – кипятился губернатор. – Смит пропустил эту шайку к самому
Мадрасу. Что он там делает, наш славный полководец?
Колл
поддакнул:
- Вуд,
я думаю, справился бы с обязанностями командующего куда лучше.
Вуд был
бездарен, но приходился родственником всесильному директору Компании Лоуренсу
Саливану…
-
Каковы наши силы, полковник?
- Рота
британских солдат, батальон сипаев. Остальные войска в разгоне.
Дело
принимало нешуточный оборот. В «черном городе» заполыхали пожары. Майсурцы взяли
Форт Сен-Джордж в железное кольцо. Видно было, как они ладят штурмовые
лестницы, вяжут фашины.
На
боевых площадках форта суетились красные мундиры. Расчет орудия на угловом
бастионе обменивался сомнительными любезностями с майсурскими канонирами. Те только
что установили напротив батарею легких пушек.
- Эй,
феринги! – кричал издалека на ломаном английском бородач-мусульманин. –
Подымайте кверху лапы, не то за уши со стен стащим.
Пожилой
сержант, командир орудия, проворчал:
-
Клянусь святым Павлом, эта образина ранее служила в войсках Компании. Рипстон!
- Есть,
сэр!
Рыжий
как огонь, увертливый Рипстон не так давно слыл грозой чужих карманов в
лондонском Ист-Энде[11].
Закинув на парапет ногу в стоптанном сапоге, он повертел его в обе стороны.
Скроив страшную рожу, заорал:
- А ну,
попробуй, стащи меня со стены!
- Баран
в красной куртке! Кабаб из тебя сделаем.
-
Шакалы бородатые! Уши вам обрежем. В глотки по куску свинины забьем.
Оскорбленные
майсурцы бросились к пушке. Грянул выстрел. Сержант, Рипстон и остальные
канониры пали ниц за парапетом.
До
штурма дело так и не дошло. Типу вдруг снял осаду. Он пробыл под Мадрасом чуть
больше суток и исчез так же внезапно, как появился. Обитателям Сен-Джоржа
оставалось лишь недоумевать, да благодарить судьбу за избавление от великих
тягот.
Никто
так не перетрусил при появлении майсурцев, как Аббас Кули Хан, бывший владыка
Чик-Баллапура. Аббас Кули Хан постарел и поседел, но не терял надежды вернуться
в свой джагир. Вместе с Мохаммедом Али, своим покровителем, он верхом на коне
удрал от горы св. Фомы в Мадрас. Но и стены Форта Сен-Джорджа показались ему
ненадежными. Аббас Кули Хан сел в первую же попавшуюся рыбацкую лодку.
Вычерпывая воду из рассохшейся посудины, вышел в море. Он болтался на волнах
прибоя даже после того, как барабаны в форте Сен-Джордж пробили отбой.
Ангрезы
кричали с берега.
- Эй,
Хан! Майсурцев нет! Причаливай, а то ко дну пойдешь!
Аббас
Кули Хан отказывался верить. Лучше ко дну пойти, чем попасться в руки Хайдару.
Мстительный наик тогда непременно затолкает в барабан – как некогда проделал
это он сам с малолетним Хайдаром.
Хайдар
Али будто хотел сказать мадрасцам, что рука у него длинная. Дотянется и до их
логова. Поражение у Тринкомали заставило его звать сына на помощь. А шахзаде
едва-едва исполнилось семнадцать!
На волосок от смерти
Неудачный
исход сражения у Тринкомали напугал низама. Он оставил армию на попечение
своего главнокомандующего Рукн-уд-Дауля и припустился на север. И лишь добежав
до прохода Сингарпеттах, откуда начинались его владения, почуяв себя в
безопасности, перевел дух.
Владыка
Хайдарабада надеялся всласть пограбить Карнатик, а тут такое. И он жаловался
мусаибам.:
- Во
всем наик виноват! Кто командовал союзными войсками? Сам ни одной пушки не
потерял, я же лишился целых сорока. Убит мой любимый слон. Ангрезы содрали с
хоудаха все драгоценности. Одни убытки. Зачем я связался с ним? А этот Типу…
Мусаибы
поддакивали:
- И
верно! Змеёныш от змеи ничем не отличается.
-
Заворожил вас сладкими речами…
На
низама нахлынули воспоминания об обидах, причиненных некогда Хайдаром Али,
вытесняя мысль о дальнейшей борьбе с Компанией. Во всей Индии сильнее ангрезов
никого нет. Скорей бы выйти из этой злосчастной войны. Выйти любыми путями.
Тем
временем между Мадрасом и Калькуттой шел оживленный обмен мнениями: как быть с
низамом? Власти Калькутты советовали: «Вам следовало бы нанести по низаму ряд
новых мощных ударов, чтобы вывести его из войны. И не сулить заранее
благоприятных мирных условий. Чрезмерно ослаблять Хайдарабад тоже не следует.
Он еще понадобится как противовес маратхам и Хайдару наику. Если же Низама Али
желательно заменить на более покладистую личность, то мы сможем оказать
давление на Шаха Алама в Дели, чтобы он назначил в Хайдарабад нового
наместника».
Мадрасцы,
понятно, счастливы были бы видеть на троне Хайдарабада послушную их воле
марионетку.
Власти
Калькутты особо подчеркивали: «Все же главная опасность интересам Компании –
маратхи. И вам следует добиваться того, чтобы Карнатик, Майсур и другие
туземные государства на юге Индии стали надежным барьером против нашествий этой
вредоносной саранчи».
Поражение
у Тринкомали, бегство низама не обескуражили Хайдара Али. Наоборот, будто
подхлестнули. Пока лили муссонные дожди, он упорно готовился к новой кампании.
Обучал войска, налаживал снабжение. Между Бангалуром и Каверипатнамом, где
стояла в бараках майсурская армия, ежедневно проходило не менее шестисот
повозок.
Типу
Султана, который вернулся из далекого рискованного рейда, Хайдар встретил как
юного героя, чей успех в какой-то мере искупал его собственные неудачи.
- Низам
нарушил узы дружбы и общей веры, – с презрением говорил Хайдар Али амирам и
полководцам. – Поклялись ведь: вместе будем биться с ангрезами до победного
конца. Выгоним их из Карнатика. А этот трус удрал при первых же неудачах.
Теперь тайком ведет переговоры с ангрезами о сепаратном мире, будто мне об этом
неизвестно.
Недаром
говорят: ненадежный союзник хуже открытого врага.
В
начале ноября 1767 года Хайдар Али продолжил военные действия. Зеленые стяги
заполоскались у подножья крепости Амбур, где засели ангрезы. У капитана
Кальверта, коменданта Амбура, было пятьсот сипаев и десятка полтора сержантов и
рядовых англичан. Когда осадная артиллерия Хайдара превратила Нижний форт
Амбура в груду развалин, гарнизон укрылся в Верхнем форте.
Вопреки
расчетам Хайдара Али осада растянулась на целый месяц. По словам летописца,
«дыма от пушек и ружей было достаточно, чтобы высушить мозги тех, кто вел
осаду». И Хайдар, вместе со своим давним другом Хаки Шахом, сам принялся
разведывать подступы к Верхнему форту. Ангрезы, заметив алый тюрбан владыки
Майсура, длинные пики его телохранителей, тотчас открывали огонь из пушек.
Во
время одной из таких опасных и утомительных вылазок, Хайдар Али решил
передохнуть. Место он выбрал под нависающей скалой в каменном распадке. Скала,
словно козырек, надежно укрывала от обстрела из Верхнего форта.
-
Садись, Хаки Шах. Здесь безопасно. Чтоб ядро прилетело с обратной стороны –
такого не бывает.
Хаки
Шах послушно опустился на разогретый солнцем камень. Расстелив дастархан,
отошли в сторону слуги. Высокий и худой, похожий на аскета Хаки Шах был
задумчив, печален. Недавно он потерял любимую жену.
- Ах,
бедная Зейнаб! Как мучалась она на смертном одре. Чую, вскоре и меня призовет
Аллах.
-
Смерть сама отыщет нас, когда придет время. Что толку думать об этом?
- Как
не думать, Хайдар сахиб? А Верхний форт можно взять лишь измором. Слишком крут
подъем. Подняться туда можно только налегке, и то босиком. Бреши, которые днем
пробьют твои пушкари, ангрезы за ночь успеют заложить камнем.
Хайдар
Али взял щепоть поджаренных зерен раги.
- Ну,
нет. Я…
Он не
договорил. Со стороны Верхнего форта донесся очередной пушечный выстрел. За ним
последовала серия частых скрежещущих ударов, которые отозвались гулким эхом.
Рядом раздался странный звук, будто хлопнули по стене мокрым бурдюком. Хайдар
Али протер забрызганные чем-то глаза и… отшатнулся. Сидевший рядом Хаки Шах был
разорван надвое.
Подбежал
встревоженный начальник телохранителей.
- Ты
весь забрызган кровью, Хайдар сахиб!
-
Откуда ядро?
- Я все
видел. Ядро ангрезов несколько раз отскочило рикошетом от скал. Оттого полетело
в обратную сторону и ударило в спину Хаки Шаху.
Хайдар
Али поднялся на ноги. Стряхивая с тюрбана и одежды сгустки крови, с сожалением
поглядел на убитого.
-
Судьба!
Смерть
пронеслась от владыки Майсура на расстоянии вытянутой руки.
Капитан
Кальверт, упорный и опытный воин, дважды отсылал парламентеров Хайдара Али,
предлагавшего сдать Амбур на почетных условиях. Пригрозил, что следующего
парламентера повесит на воротах. А провиант иссякал. Положение становилось
критическим. В один прекрасный день к капитану явились злые как черти
унтер-офицеры и солдаты.
-
Нечего жрать, сэр! – наперебой кричали они. – Сдайте им этот проклятый утес.
Сдайте, ради небес.
Капитан
негромко, чтобы не слышали сипаи, принялся их увещевать:
-
Постыдились бы! Такие разговоры подорвут боевой дух гарнизона. Надо
продержаться еще немного. Скоро прибудет Смит.
И в
самом деле, 7 декабря дозорные Верхнего форта заметили вдалеке тугие столбы
пыли. Донеслись три пушечных выстрела. Гарнизон разразился криками:
-
Гип-гип-ура! Смит идет.
Шестьсот
вьючных волов с провиантом – это было все, что удалось раздобыть Смиту. Но он
явился на выручку.
-
Честно говоря, мистер Кальверт, я уже и не надеялся увидеть британский флаг над
Амбуром, – сказал он капитану. – Как держались ваши люди?
-
Превосходно, сэр.
А
Хайдар Али вскоре встречал Маджиду Бегам. Та прибыла в повозке, которую тянула
упряжка быстроходных волов. Стенки повозки были из зеленого, вышитого золотом
шелка. В лучах солнца ослепительно сверкали каймы из драгоценных камней.
Впереди ехали 400 всадников копейщиков. Позади – 200 девушек в паранджах верхом
на арабских лошадях.
Хайдар
Али выехал навстречу матери. С ним сыновья. При виде повозки все трое спешились.
Старуха, высунув руку из-за полога, благословила их, велела садиться на коней.
Вдоль дороги на целую милю были выстроены сипаи со скрещенными на груди руками.
А когда Маджида Бегам прибыла в лагерь, в ее честь прогремел салами – орудийный
салют.
- Соскучилась
я по тебе, сынок! – сказала Маджида Бегам. -Решила проведать. Как ты тут? Как
жизнь?
Хайдар
Али сам прислуживал матери.
- Моя
жизнь в войнах, аман джан. Но теперь есть у меня надежный помощник.
Хайдар
рассказал о смелом рейде Типу Султана на Мадрас. О том, как Типу искусно
прикрывал отход главной армии от Амбура, когда явился Смит.
Старую
Маджиду Бегам распирала гордость.
- Ах,
сынок! Не иначе, как над нашей семьей пролетела вещая птица Хума. Я, бедная
вдова, которая раньше считала каждую рупию, ныне мать властелина.
Погостив
три дня, Маджида Бегам таким же порядком отправилась домой. На прощанье сказала
Хайдару.
-
Слышала я, что недавно ты был на волосок от смерти. Береги себя, ради Аллаха.
Куда девался наик?
Подходил
к концу 1767 год.
Хайдар
Али учел уроки, которые ему преподал Смит у Чангамы и Тринкомали. Полностью
изменил тактику. Развязал сущую партизанскую войну. Обстреливал мадрасцев
издалека из пушек. Угонял тягловый скот. Перехватывал гонцов. Жить не давал.
Полковник
лично разведал подступы к Каверипатнаму, где окопался Хайдар Али. Над округой
командовали батареи, установленные на трех холмах, на расстоянии орудийного
выстрела друг от друга. Меж холмами Смит обнаружил разветвленную сеть траншей и
редутов. Без больших потерь эту мощную оборонную систему не взломать.
Провиант
у Смита был на исходе. Все свои надежды он возлагал на обоз, идущий из Мадраса.
А скауты, между тем, отметили уход из Каверипатнама на восток двух майсурских
батальонов с легкими пушками. На исходе декабря, через ту часть лагеря, которую
занимал полковник Вуд, с боем прорвался большой отряд вражеской конницы и ушел
в том же направлении.
Смит
был весьма этим озабочен.
-
Хайдар пронюхал об обозе с провиантом. Это ясно, как божий день.
- Обоз
конвоирует майор Фицджеральд, сэр, – напомнил капитан Кук. – А это стреляный
воробей.
- Гм!
Как бы у этого воробья не полетели перья. Нельзя недооценивать Хайдара. Хорошим
полководцем его не назовешь, это верно. А в остальном он на месте. Войск у него
втрое больше. Работу его джасусов мы постоянно ощущаем на своей шкуре. Его
артиллерия лучше нашей. У него вдоволь провианта, а я рыскаю по деревням и
вынюхиваю спрятанное крестьянами зерно. В это время его чертовы всадники
гончими псами рвут на мне штаны…
Полковник
умел быть объективным.
Майор
Фицджеральд, который сопровождал из Карнатика обоз с зерном, имел в своем
распоряжении две роты англичан-гренадеров, батальон сипаев и пару пушек.
Своевременно узнав о намерениях Хайдара Али, он принял необходимые меры.
Приказал загнать волов, навьюченных мешками с зерном, в обнаруженный при дороге
старый глиняный форт. На западной стороне, откуда ожидалось нападение, выстроил
в три шеренги гренадеров. Тыл прикрыл батальоном сипаев. На стыках расставил
заряженные картечью пушки.
Майор
был колоритной личностью. Усидев с приятелями-офицерами дюжину бутылок с
мадерой, начинал хвастать, что, мол, мать ухитрилась родить его на привале, во
время похода. После второй дюжины призывал всех святых в свидетели, что и
младенчество его прошло в люльке, привязанной к дулу пушки. После третьей
дюжины начинал так врать, что хоть уши затыкай. Но вместе с тем, это был
храбрый и осмотрительный воин. От подчиненных он требовал инициативы, упорства
в бою. И никто так не умел разговаривать с солдатами.
Вот и
сейчас. Закрутив пышные усы, майор зычно спрашивал:
- Если
не доставим обоз в целости, что станет со Смитом и армией?
Гренадеры
дружно отвечали:
- С
голоду сдохнет, сэр!
- Гм,
верно. Допустим мы такое?
- Не
допустим!
- Вот
это я и хотел услышать. Ладно, уломаю скрягу каптенармуса, чтобы побаловал вас
по случаю Рождества Христова – выдал по чарке тодди[12].
- Ура!
Солдаты
Компании, набранные по тюрьмам и приморским кабакам Англии, Уэльса и Шотландии,
были отбросами общества. Но, вымуштрованные опытными инструкторами, сведенные в
роты и батальоны, становились грозной силой. Здесь, на чужбине, они воевали под
флагом своей родины, служили своему королю. Превосходство их над сипаями
индийских владык было очевидным.
- Не
подкачайте, ребята…
Противник
не заставил себя ждать. С запада к форту подступили рои кавалерии. Издалека
ударили пушки. Огненными змеями стали налетать ракеты. Взрываясь при ударе о
землю, они взметывали песок и камни. Прямое попадание ракеты – деревянной палки
со стальным лезвием, пороховым зарядом и бамбуковым оперением, сулило смерть
или увечье. Солдаты и сипаи увертывались, как могли.
Несколько
ракет упало в форт. Давя друг друга, забились в тесноте перепуганные волы.
Майор
Фицджеральд, расхаживая за плотными рядами гренадеров, руководил боем. Были
отбиты две яростные конные атаки. Майсурцы откатывались, оставляя десятки
убитых и раненых.
Гренадеры
стояли непоколебимо.
На них
со свистом, ужасными криками вновь понеслась конная лава. Ее вел за собой,
размахивая саблей, всадник в алом тюрбане.
-
Хайдар наик! – закричали гренадеры. – Сам Хайдар.
Фицджеральд
хладнокровно подпустил лаву на ружейный выстрел.
-
Огонь!
Грянул
залп. Сквозь пороховой дым было видно, как раскинув руки, упали на крупы
лошадей убитые совары, как забились на земле раненые кони. Вылетел из седла и Хайдар
Али. Гнедой конь под ним был убит.
-
Лейтенант Тод! Взять его.
- Есть!
С
полусотней солдат Тод кинулся выполнять приказ. Но не успел. Майсурский
властелин кошкой вскочил на заводного коня. Залп вдогонку свалил еще несколько
всадников.
Лейтенант
вручил Фицджеральду подобранный на поле боя большой, приплюснутый сверху алый
тюрбан.
-
Ценный сувенир, сэр!
Тюрбан
был прострелен в двух местах.
- В
отваге Хайдару не откажешь, – признал майор.
Армия
встретила прибытие обоза громким ура. Закричишь, пожалуй. Целых сорок восемь
часов у всех не было ни крошки во рту. Доставленного зерна могло хватить дня на
три – четыре. Смит бесповоротно решил штурмовать Каверипатнам. Но следующим
утром скауты доложили, что в лагере противника нет ни души.
- Как?
– воскликнул Смит. – Куда девался наик?
Малабар
А
Хайдар Али ушел к Бангалуру. Пока он бился с мадрасцами на востоке, грозная
опасность нависла над его западными владениями. Оттуда приходили вести одна
тревожней другой.
Бомбейское
правительство решило оттянуть часть сил Хайдара на себя. К порту Хонавар
прибыла эскадра с четыремя сотнями европейских солдат и тремя батальонами
сипаев. Командир отряда майор Гарвин имел на руках приказ очистить Западное
побережье от войск Хайдара и, если можно, захватить Беднур.
Гарвин
обхитрил Лютф Али Бега. В Хонаваре он высадил лишь небольшой десант. А когда
встревоженный фаудждар поспешил к Хонавару, вломился со всей эскадрой в гавань
Мангалура. Оставленный Лютф Али Бегом заслон был опрокинут.
Пала
островная крепость Басаварайядурга.
Отряд
англичан из Телличерри пытался было штурмовать Каннанур, столицу владений Али
Раджи. Но Али Раджа отбил штурм.
22
января 1768 года Хайдар Али выступил из Бангалура на запад. Он всегда был там,
где наибольшая опасность. Но первым на помощь Лютф Али Бегу прибыл Типу Султан
с тремя тысячами пехоты и тысячей соваров. Опекал его, как всегда, Гази Хан.
Ошибка
Лютф Али Бега стоила не только потери Мангалура. Перестал существовать флот,
сослуживший Хайдару Али бесценную службу при завоевании Малабара. А флот этот
Лютф Али Бег создавал своими руками.
- Разве
не говорил я Хайдару сахибу, что Станнет ненадежен? – жаловался он Типу. –
Разве ангрез станет воевать против своих? Пока я ходил к Хонавару, он увел в
Бомбей два больших военных корабля, два граба и десять галиотов. Станнет с
самого начала был в сговоре с бомбейцами. А пропустил ангрезов в город через
свою факторию этот окаянный португальский фактор.
Лютф
Али Бег рассказал, что когда ангрезы захватили батарею на внешнем валу
Мангалура, киладар Шейх Али приказал португальскому капитану – начальнику
гарнизона, открыть по ним огонь, иначе он будет арестован, а фактория
опечатана. Но фактор велел приготовиться к обороне. Дал знать майору Гарвину,
что ворота фактории будут распахнуты перед ним.
-
Ангрезы отблагодарили фактора. Да еще как! – заключил Лютф Али Бег. – Они
заставили его спустить португальский флаг, отобрали у него всех его сипаев, а
самого выслали в Гоа.
-
Такова цена предательства, Лютф сахиб. Колючку колючкой же и выковыривают.
Даром времени терять мы не будем.
Типу с
боем занял базар Мангалура. Собирался идти на штурм самой крепости. Но Гази Хан
отговорил.
- Зачем
зря рисковать, шахзада? Подождем лучше твоего отца. Его победоносные знамена
уже близко…
Хайдар
Али спустился с Западных Гат во главе нескольких батальонов пехоты. У крепости
Хоссангери его встретили Типу, Гази Хан и Лютф Али Бег.
- Сил
для штурма Мангалура маловато, – сказал Хайдар. – Но и сидеть на берегу сложа
руки тоже не годится. Что посоветуешь, Гази Хан?
Гази
Хан, подумав, отвечал:
- У
ангрезов сил тоже не слишком много. Они закупорены в Мангалуре, как крысы в
корчаге. Носа не смеют высунуть. На испуг их надо взять. Так пугнуть, чтоб сами
удрали в Бомбей.
Хайдар
Али не медля приступил к делу. У подножья Гат в строгой тайне закипела работа. Из окрестных селений пригнали
десять тысяч крепких парней. Плотники вырубили из дерева десять тысяч «ружей».
Маляры выкрасили их в коричневый цвет. Франки-инструктора наспех учили людей,
как ходить в строю, как держать оружие, как кричать «джай!».
Любое
средство годится, которое успех приносит.
Майор
Гарвин ждал подкреплений из Бомбея. Сторожевые посты на стенах Мангалура давно
не замечали никакой опасности. И вдруг в начале мая во всей мощи явился Хайдар
Али. Англичане с изумлением глядели на громадную рать, надвигавшуюся на город.
Частокол штыков, казалось, подпирал Гаты. Реяли знамена. Грохотали барабаны.
Ревели трубы. Волнами перекатывался грозный клич «джай!».
На
улицах Мангалура стали рваться бомбы. Засланные Мансуром джасусы подняли
истошный крик:
- У
Хайдара сто тысяч воинов!
- От
кораблей отрезают.
-
Спасайся, кто может!
Гарвин
не смог подавить возникшую панику. Все его войско бросилось в гавань. В
суматохе сипаи дали залп по роте англичан, приняв их за майсурцев. Солдаты и
сипаи бились на сходнях. Всяк стремился попасть на корабль. Только бы уйти в
море!
Мангалур
был взят без потерь. И Хайдар Али остался весьма доволен таким исходом дела.
-
Молодцы твои джасусы, – сказал он Мансуру. – Молодцы!
Тот
отвечал с поклоном:
-
Стараемся, Хайдар сахиб. Вот только редко ты нас хвалишь.
Одним
из первых вошел в Мангалур Лютф Али Бег. Вскоре он явился с докладом:
-
Дивное дело, Хайдар сахиб! Ангрезы удрали, бросив всю артиллерию. Ни одна пушка
не заклепана. Они так торопились, что оставили на произвол судьбы больных и
раненых. В шифа-ханэ[13]
лежат двести бомбейских сипаев и восемьдесят солдат-ангрезов. На складах много
пороха, ядер, всякого военного имущества. И горы красного сукна.
-
Сукна? – переспросил Хайдар Али. – Это хорошо. – А то мои сипаи совсем обносились.
За
несколько недель Хайдар Али отвоевал все свои приморские владения. Изгнал
бомбейцев из Хонавара и Басаварайядурги. Но брахман Маданна, глава
администрации на Малабаре, предупредил:
- Наиры
ступили на тропу вражды и непослушания, Хайдар сахиб. Страну их удержать едва
ли удастся. Часть твоих блокгаузов захвачена мятежниками. Остальные в осаде. Их
киладары покоя не знают. Что прикажешь делать?
Хайдар
Али понимал, что воевать на два фронта ему не под силу. Приходилось жертвовать
частью завоеваний на Западном побережье.
-
Передай наирам вот что. Возместят они расходы, что я понес при завоевании
Малабара, верну им их земли.
Наиры
были готовы на все, лишь бы грозный завоеватель оставил их в покое. Один только
заморин, а им стал племянник Маана Викрана, выложил двенадцать лакхов рупий.
Пальгхат
и Коимбатур Хайдар Али оставил за собой. Вместе с Каннануром они послужат
опорными пунктами для новых походов на Малабар.
Властелин
Майсура мог поздравить себя с успехом. До сезона дождей он успел сделать все,
что нужно. Западные владения в безопасности. В руки ему попали более сорока
отличных пушек, множество боеприпасов. Провинциальные войска, которых бы
непременно истребили наиры, прибыли с Малабара нагруженные деньгами.
Армия
окрылена успехами. Мешки и сундуки в военной кассе полным-полны. Можно воевать
с мадрасцами и дальше!
Страх и зависть
Низам
все еще стоял на своих южных границах. Ему хотелось знать, что же станет делать
Хайдар Али, оказавшись в одиночестве. Из войны низам вышел еще в конце 1767
года и вскоре начал переговоры о сепаратном мире.
Дежурный
офицер в лагере Смита встретил низамова посланника Рукн-уд-Даулю весьма
неласково:
-
Полковник едва ли примет вас. Он слышать не хочет о низаме.
И
Рукн-уд-Дауле пришлось поскучать денек-другой, пока полковник сахиб не сменит
гнев на милость. При встрече Смит укорял вакиля:
- Его
высочество низам нарушил условия договора с Компанией об общей войне против
Хайдара. О чем же нам говорить? Разве не знает низам, что Хайдар только и
думает, как бы подмять под себя Хайдарабад? Общими силами мы бы укоротили руки
этому разбойнику.
Рукн-уд-Дауля,
искушенный дипломат, смиренно признал:
-
Ошибка получилась, полковник сахиб. Его высочество подтолкнули к ней споры с
Компанией о некоторых пограничных землях. Но сейчас он искренне желает мира.
Дальнейшие
разговоры Смит поручил вести Фицджеральду, который поехал вместе с
Рукн-уд-Даулей в ставку низама. Низам пытался говорить как независимый
правитель, как хозяин своей страны. Но майор с солдатской прямотой заявил, что
в глазах Компании он всего лишь вассал Великих Моголов. И в качестве первого
условия потребовал, чтобы низам порвал всякие отношения с Хайдаром Али.
Пока
низам вел переговоры, в Северных Сиркарах, по соседству с его коронными
владениями, высадился крупный отряд бенгальской пехоты во главе с полковником
Печем. Печ занял Варангал[14],
продвинулся оттуда на пять косов в направлении Хайдарабада. Рукн-уд-Дауле и Шер
Джангу, ведшим от имени низама переговоры, стало известно о том, что агенты
Компании при дворе Шаха Алама в Дели сумели заполучить пустой бланк санада с
подписью падишаха. В санад можно было вписать имя любого претендента на пост
наместника Моголов в Хайдарабаде, угодного Компании.
Диверсия
ангрезов, их интриги в Дели заставили низама поторопиться. У Компании имелись
реальные возможности согнать его с престола. 22 марта 1768 года сторонами был
подписан сепаратный мирный договор. Низам окончательно признал Карнатик
владением наваба Мохаммеда Али. Отдал Компании Северные Сиркары. Девятая статья
договора гласила: «Его высочество низам объявляет Хайдара наика мятежником и
узурпатором. Все санады, титулы и привилегии, дарованные ему как самим низамом,
так и любыми властями на Декане, отныне объявляются недействительными».
Хайдар
Али увещевал и угрожал. Призывал низама продолжить борьбу с Компанией. Но тот
остался глух к его словам. Впрочем, уже подписав сепаратный договор с
Компанией, низам гнал к Хайдару вакилей с заверениями о готовности продолжить
войну. Вот только пускай Хайдар Али направит ему в поддержку десять тысяч
всадников.
Недаром
говорят: осел, как его ни седлай, конем не станет.
Страх и
зависть загнали владыку Хайдарабада в объятия ангрезов. Али остался в
одиночестве, лицом к лицу с грозным противником.
Урок гордецу
За те
шесть месяцев, пока Хайдар Али бился с бомбейцами на Западном побережье,
красные мундиры заняли чуть не половину его восточных владений. В юго-восточных
провинциях Майсура успешно действовал полковник Вуд. Он взял крепости
Дхармапурам, Салем, Атур, Сатьямангалам, Коимбатур. Штурмом овладел Диндигалом.
На
севере полковник Кемпбелл взял Венкатагири. Потом осадил крепость Малбагал.
Загнав гарнизон Малбагала в Верхний форт, полковник ушел к Колару. В Нижнем
форте остался капитан Ричард Метьюз с отрядом сипаев.
Киладар
Малбагала Джафар Хан последнее время усиленно вербовал опытных сипаев, особенно
тех, кто служил в войсках Компании. Слухи об этом дошли до капитана. И однажды
ночью к Джафар Хану явился лазутчик.
- В
Нижнем форте тьма недовольных, киладар сахиб, – заявил он. – Две сотни молодцев
хоть сейчас готовы перейти на твою сторону. Вот послали спросить, не примешь ли
на службу?
Джафар
Хан обрадовался. Были оговорены условия, и 23 июня 1768 года в четыре часа утра
в Верхний форт вступили две роты мадрасских сипаев. С оружием, туземными офицерами.
Их привел условленным путем молчаливый субадар. В темноте Джафар Хан не
разглядел, что лицо у «субадара» густо намазано табачным настоем. Это был
переодетый капитан Метьюз.
Капитан
не спешил. Подождав рассвета, он осмотрелся и шепнул команду. Раздался боевой
клич «Гип-гип-ура!» И этот грозный признак присутствия британских войск
заставил гарнизон Верхнего форта немедленно сложить оружие.
Недаром
говорят: хитрость города берет.
Кемпбелл
тем временем взял Колар. Этот майсурский городок с крепостью, что недалеко от
Бангалура, пришелся очень по душе навабу Мохаммеду Али. Климат здесь был мягче,
прохладный. Наваб решил перенести сюда свою столицу.
Наконец,
сложил оружие гарнизон Кришнагири. У Бахадур Хана вышел весь порох. Не осталось
ни зерна, ни гхи. На вопрос полковника Смита, почему он так упорно отказывался
сдать крепость, Бахадур Хан отвечал:
- Я
съел немало соли Хайдара Али – моего хозяина, лучшего в мире. Как можно было
нарушить его приказ?
Отпустив
киладара, Смит сказал офицерам:
-
Туземный офицер сдался под честное слово. Вполне по европейски. Первый случай
на моей памяти.
-
Крепость он не сдавал потому, что боялся за свою семью, – заявил Фицджеральд. –
Хайдар держит ее в заложниках. Обычная практика на Востоке.
А
Бахадур Хан спешил к Бангалуру. Он сохранил знамя, оружие, сипаев. В арьергарде
его отряда катились две пушки. Приказ, как можно дольше держать крупный отряд
ангрезов у Кришнагири, выполнен. Они топтались у крепости чуть не целый год. И
Хайдару Али легче было справиться с бомбейцами на Западе. Совесть у киладара
была чиста.
Полковник
Смит ждал обещанных провианта и боеприпасов из Мадраса. Но в его ставку вдруг
прибыли гражданские уполномоченные Джон Колл и Джордж Маккей, «чтобы
содействовать скорейшему разгрому Хайдара наика».
Смит,
смелый и решительный на полях сражений, пасовал перед профанами
уполномоченными. Тем более, что один из них имел звание генерального комиссара
и, стало быть, по положению был выше командующего.
- Без
кавалерии невозможно рассчитывать на успех, – жаловался Смит. – Всадники
Мохаммеда Али пассивны и ненадежны. Наваб почти ничего не платит, и они живут
грабежом. Хайдар наик имеет в этом роде войск решительное превосходство. Он
вырезает конвои с провиантом и фуражом, парализует мою разведку и связь. С
помощью кавалерии прикрывает после поражений отход своих главных сил. А ведь
преследование разбитого противника – важнейшая вещь на войне!
Уполномоченные
отвечали:
-
Кавалерия прекрасный, но слишком дорогой род войск, мистер Смит. Содержать ее
Компании просто не по карману. Возражает и наш друг Мохаммед Али. Ведь
кавалерия – традиционный источник существования для туземной знати.
- Что
же я могу сделать с одной пехотой?
- Как
что? С ее помощью отсекайте у Хайдара наика обозы. Нападайте на его тылы.
Полковник
не стал спорить. Такие советы услышишь разве что от кретина.
-
Разрешите хотя бы нанять раджу Мурар Рао из Гути. Его очень рекомендует наваб
Мохаммед Али. Этот кондотьер неплохо зарекомендовал себя в войнах на Декане. И,
кроме того, он заклятый враг Хайдара наика. Мне позарез нужна его кавалерия.
Уполномоченные
милостиво разрешили.
-
Нанимайте. Но прежде хорошенько с ним поторгуйтесь.
Мурар
Рао прибыл на подмогу ангрезам в начале августа 1768 года. Он привел с собой
три тысячи всадников, две тысячи пехоты, батарею пушек. С ним привалили базар,
обоз с женщинами и детьми. За свои услуги раджа выторговал значительно больше,
чем они стоили на самом деле. При встрече Смит сказал:
-
Надеюсь, поможете мне справиться с майсурскими всадниками, раджа сахиб. Житья
нет от этих разбойников. И, между прочим, советую располагаться в пределах
наших пикетов. Так вам будет спокойнее.
Вокруг
лагеря Смита уже заклубились мелкие конные разъезды соваров. Прибыл с Западного
побережья Хайдар Али.
Мурар
Рао отвечал надменно:
- Не
беспокойтесь, полковник сахиб. Я знаю, с кем имею дело.
Раджа
разбил палатки в полумиле от лагеря Смита, возвел кое-какие укрепления. И чуть
не поплатился за неосторожность головой. В первую же ночь, на рассвете, слоны
Хайдара Али растащили укрепления Мурар Рао, проделав в них две широкие бреши.
Через бреши хлынула кавалерия Махдума Сахиба.
Умудренный
опытом раджа, убедившись в том, что его атаковала лишь кавалерия, тотчас нашел
способ, как отличить в темноте своих от чужих.
- На
коней не садиться! Всех, кто верхом, рубить саблями, колоть пиками.
Сквозь
толпы растерянных сипаев, их жен и детей, расталкивая конями быков, Махдум
Сахиб прорвался к шатру Мурар Рао. В жестокой сабельной схватке ранил самого
Мурар Рао. До смерти прибил его верного полководца Юнус Хана.
Плохо
бы кончил гордый раджа, не вмешайся в дело его «государственный слон». Раненый
шальной пулей слон сорвался с привязи. Схватив хоботом длинную цепь, стал
крушить всех направо и налево.
Раздались
вопли:
-
Бешеный слон!
Разъяренный
гигант опрокинул кавалерию Хайдара Али на его пехоту, которая вступала в лагерь
для довершения разгрома. Пехота, не понимая в чем дело, обратилась в бегство.
Хайдару
пришлось ретироваться, пока не явились поднятые по тревоге красные мундиры. И
когда Махдум Сахиб доложил о взбесившемся слоне, Хайдар даже плюнул от досады:
-
Проклятая скотина! Надо же случиться такому.
Так и
не удалось расквитаться с давним врагом.
А Смит,
осмотрев утром разгромленный лагерь Мурар Рао, сказал не без злорадства:
-
Надеюсь, этот урок пойдет впрок гордецу!
Бесплодная погоня
Полковник
Смит позволил сесть себе на голову людям, ничего не смыслящим в военном деле.
- Надо
идти на Бангалур, джентльмены! – убеждал он уполномоченных. – Захват этой
крепости – залог нашей победы.
Уполномоченные
решительно возражали:
- Это
рискованно, мистер Смит. Вы уже пытались взять его однажды.
В самом
деле, не так давно гарнизон Бангалура, круто отбив штурм мадрасцев, нанес им
большие потери. И немудрено. Все последние годы Хайдар Али, не жалея денег,
перестраивал укрепления Бангалура. Превратил его в первоклассную крепость,
свой арсенал. На стенах Бангалура
мощная артиллерия. В казармах три тысячи регулярной пехоты, семь тысяч
вспомогательных войск. На складах запасы провианта на целый год.
- Без
риска не добиться успеха.
-
Преследуйте Хайдара наика, мистер Смит! Надо принудить его к генеральному
сражению. Это приказ губернатора, мадрасского Совета.
Приходилось
подчиняться.
-
Хайдар наик разгуливает с 30-тысячной армией, а я плетусь следом за ним с
полуголодными людьми, – говорил полковник Фицджеральду. – Кто эти
уполномоченные? Джон Колл, насколько мне известно, служил начальником саперов.
Маккей, тот и вовсе бывший торговец. Для их охраны приходится выделять целый
батальон сипаев. Навязали мне на шею идиотов.
Майор
густо смеялся.
-
Круглых, законченных идиотов, сэр.
- Я
просто в отчаянии, мистер Фицджеральд! Действия армии парализованы из-за
вмешательства этих… этих… Пора кончать войну. От нее нет ничего, кроме позора и
убытков.
-
Согласен, сэр. Между прочим, мирные условия, которые предлагал недавно Хайдар,
были вполне приемлемыми…
Действительно,
в конце сентября 1768 года полковнику нанес визит купец Синаджи Пандит, вакиль
Хайдара Али. Хайдар предлагал мир. Однако контрпредложения, выдвинутые
мадрасским Советом, были неприемлемы, более того, унизительны для майсурского
властелина. Хайдар должен был возместить расходы Компании на войну с ним, причем эти расходы были завышены чуть
не втрое. Должен был отдать ряд крепостей на юго-восточной границе, чтобы они
служили для охраны Карнатика. Компания также требовала отдать ей ряд
территорий, дающих доход в шесть лакхов. На эти деньги Компания собиралась
выплачивать жалованье гарнизонам указанных крепостей.
Прочитав
ответ из Мадраса, удивился даже Смит.
- Не
могли придумать ничего лучше. Хайдар Али будет взбешен.
Так оно
и получилось. На прощальной встрече Синаджи Пандит заявил полковнику:
- Мой
хозяин Хайдар Али Бахадур просит напомнить большим сахибам в Мадрасе, что им
еще рано считать себя победителями. Слабого можно согнуть. Но пускай они
попробуют согнуть сильного. Хайдар сам явится к Мадрасу, предложит свои
условия.
«И
мадрасцы были наказаны за жадность и несуразные требования, – отмечает
летописец. – Удача отвернулась от них и обратила свой светлый лик к Хайдару
Али».
Развив
неслыханную активность, Хайдар до конца 1768 года отвоевал почти все крепости,
занятые было войсками Компании. Далось это ему сравнительно легко, так как
гарнизоны по большей части состояли из плохо оплачиваемых, полуголодных сипаев
наваба Мохаммеда Али. Главным «оружием» Хайдара Али стали долгие, изнурительные
для мадрасской армии марши и контрмарши. Он вел издалека обстрелы из пушек.
Громил обозы ангрезов. Совершал ночные налеты. Оттого Смит не знал ни сна, ни
отдыха. В этой маневренной войне Хайдару служил хорошую службу его великолепный
тягловый скот.
Мадрасская
армия, ослабленная недоеданием, дезертирством, всё плелась, да плелась за
Хайдаром Али. Смит потерял всякую надежду навязать ему генеральное сражение. Не
располагая кавалерией, полковник вынужден был до минимума сузить театр боевых
действий. Однажды, словно в насмешку, Хайдар устроил на виду у ангрезов смотр
своим войскам. А когда Смит подошел на пушечный выстрел, стремительно удалился.
- Так
дальше дело не пойдет! – заявил полковник уполномоченным. – Догнать Хайдара я
не в состоянии. Нужен иной план действий.
Однако
из Мадраса пришло очередное распоряжение – преследовать Хайдара. И полковник,
махнув на все рукой, вновь пустился в бесплодную погоню.
Акционеры прогорели
Хайдар
Али перенес войну на вражескую территорию. Его конница появилась у Тричи. И
задал деру из облюбованного им Колара наваб Мохаммед Али. Спешно покинул
пределы Майсура полковник Смит.
Хайдар
Али по-прежнему совершал длительные марши и контрмарши, заставляя Смита
гоняться за собой.
Наваб
Мохаммед Али и мадрасский Совет хотели чужой землей поживиться. А положение
складывалось такое, что как бы свою не потерять. В середине марта 1769 года
полковник Смит получил информацию, что Хайдар Али берет разбег на Мадрас. И в
самом деле, с шестью тысячами соваров и несколькими батальонами
гарди-гвардейцев Хайдар предпринял смелый фланговый марш. За трое с половиной
суток он преодолел огромное расстояние в 130 миль и прорвался к Мадрасу.
Внезапное
появление Хайдара Али у самых стен форта Сен-Джордж вызвало всеобщее смятение.
Купцы и служащие Компании бросились на корабли. Стали готовить к эвакуации
имущество и архивы Компании.
Мадрасские
власти не выдержали. Это было уж слишком! Полковнику Смиту, который далеко
отстал от Хайдара Али, было приказано не двигаться с места. Иначе Хайдар
грозился сжечь загородные бунгало членов Мадрасского совета. А в лагерь
майсурского властелина явился для переговоров мистер Джошия Дюпре, у которого
было предписание принять любые условия Хайдара. Настроение у Дюпре было
похоронное. В самом деле, будто в воду глядел полковник Эйр Кут, сказав
когда-то, что в лице Хайдара Компания обретет сильного противника.
В
начале апреля 1769 года Хайдар Али продиктовал Компании мирные условия. Они
были весьма для него благоприятны. Стороны обменивались пленными. Взаимно
отказывались от территорий, захваченных в ходе войны. Компания должна была
выплатить Хайдару девять лакхов контрибуции в три срока. Второй пункт договора
гласил: «В случае нападения на одну из сторон, обе они должны будут, из своих
соответствующих территорий, взаимно помогать друг другу в отражении агрессии».
Это был
договор о дружбе и взаимной помощи. Хайдар Али знал, что Мадху Рао не оставит
попыток сокрушить Майсур, и стремился заручиться военной поддержкой ангрезов.
Наваб
Мохаммед Али, владыка Карнатика, сделал все, что в его силах, чтобы уничтожить
Майсур. И он остался верен себе: наотрез отказался пойти на мировую с Хайдаром
Али, отказался поставить свою подпись под договором.
Мистер
Дюпре с удивлением глядел на то, как Хайдар Али, взяв калам, старательно
выводит под текстом договора большую арабскую букву «Х», начальную букву своего
имени. Да он же неграмотен, этот солдафон! И Хайдар заметил его удивление.
- Что
на бумагу глядишь, Дюпре сахиб? Поглядел бы лучше на мою судьбу. Удача не
обошла меня.
Отбыл
Дюпре. А в шатре долго не смолкал хохот. Сам Хайдар Али, Типу, амиры и
полководцы с интересом глядели на то, как работал доморощенный художник. Присев
на корточки, он водил каламом по листу бумаги. Занятная получилась картинка!
Посредине сам Хайдар сахиб. Перед ним на коленях лат-сахиб Буршье и члены
Мадрасского совета. Хайдар тянет Дюпре сахиба за нос, похожий на хобот, и
оттуда дождем сыплются ашрафи и пагоды[15].
Рядом понурился Смит. В одной руке у него мирный договор, в другой сломанная
надвое шпага.
-
Похожи! – восхищались полководцы. – Все похожи.
Рисунок
был прибит к воротам Форта Сен-Джордж, и Хайдар Али двинулся в обратный путь.
Смиту велено было без помех пропустить его в Майсур. Сам полковник, майор
Фицджеральд и капитаны – командиры батальонов молча глядели на то, как мимо, с
гомоном и смехом уходят на запад батальоны гарди, скачут джуки.
Прогарцевал
отряд телохранителей. В середине их плотного строя ехал на Имам-Бахше Хайдар
Али. Взгляды Хайдара и Смита встретились. Хайдар усмехнулся.
- Вот
он враг, за которым мы как сумасшедшие бегали туда-сюда целых два года, сэр, –
сказал майор Фицджеральд. – Впрочем, пардон! Отныне Хайдар наш друг. Более того
– союзник.
Близок
локоть, да не укусишь. Обычно сдержанного Смита будто прорвало.
- Ах,
черт побери! В каких условиях пришлось мне воевать. У Хайдара доверху набита
казна, сытая армия. Он сам себе главнокомандующий. А у меня, по милости этих
жуликов из комиссариата, вечно голодные солдаты и сипаи. Я шагу не мог ступить
без ценных советов глупцов-уполномоченных. Губернатор Буршье и джентльмены из
Совета требовали от меня скорой победы, а сами копили состояния на крови
ограбленных ими солдат и сипаев. Мадрасское правительство это шайка грабителей,
незнакомых с честным ведением дел. Акулы!
На этот
раз счел за благо промолчать Фицджеральд. Круто, ох как круто взял полковник!
Мадрасцы
пошли на мир не от хорошей жизни. Хайдар Али загнал их в угол. На заседаниях
Совета, а в Совет неизменно попадали лишь самые толстые из слуг Компании, было
излито немало запоздалых сожалений. Долго не смолкали проклятия в адрес
властелина Майсура.
-
Подумать только, в плен к наику попали одиннадцать наших офицеров, четыреста
белых солдат!
- А
сколько убытков?
- Мы
вступили в единоборство с Хайдаром наиком исходя из высших интересов британской
нации, – разглагольствовал губернатор Чарльз Буршье. – Но, боже правый, как
обернулось дело! Смит – эта бездарь, танцевал под дудку Хайдара по всему
Карнатику. А провианта в Черном городе осталось всего недели на две. Зерна не
будет до следующего урожая. Прискорбно, что нам не хватило денег. Об этот
подводный камень сколько кораблей разбилось Не так ли, мистер Дюпре?
Джошия
Дюпре с кислой миной вертел в руках злополучную карикатуру, снятую с ворот
Форта Сен-Джордж.
-
Индийский враг впервые поставил нас на колени, коллеги. Факт, от которого
никуда не уйдешь. Откажись мы пойти на мировую, так ничто бы не могло помешать
Хайдару сжечь посевы, уничтожить запасы зерна в деревнях. Мы содержим армию и
гарнизоны на собираемые с населения налоги, и иссякни этот источник, мы были бы
обречены на гибель. Скажу честно – не нравится мне этот договор. Как бы не
пришлось Компании влезть в разорительные войны с врагами Хайдара, которых у
него немало.
Буршье
махнул рукой.
- Полно
вам, мистер Дюпре! Главное, удалось сохранить Мадрас. Вырвать его из лап
Хайдара наика было бы непросто. И какой бы это был удар по престижу Компании.
Впрочем,
члены Совета хорошо знали, что при желании любой договор можно объехать.
Почтенная Компания еще не раз погреет руки у костра взаимных обид маратхов,
низама и Хайдара Али. Согласия между ними никогда не было и не будет.
Позднее
из Лондона пришло письмо директоров Ост-Индской компании. Оно было полно
упреков в адрес мадрасских властей. Были и такие слова: «По нашему мнению, вы
ввязались в эту злосчастную войну с Хайдаром Али совершенно напрасно и
завершили ее при самых невыгодных условиях. Она столь серьезно подорвала
влияние и интересы Компании, что потребуются годы для восстановления её авторитета
в глазах правителей и народов Индии».
Директоров
можно было понять. Когда до английских берегов докатилась весть о поражении
Компании, ее акции упали в цене на 70 процентов. Многие акционеры прогорели.
Жить стало легче
Принарядился
Серингапатам. Горожане надели чистые рубахи и тюрбаны. Тысячи их густо облепили
северные крепостные стены. У моста через Кавери, на обочине бангалурской дороги
собрались толпы крестьян из окрестных деревень. Многие прибыли издалека, не
поленились отшагать много косов.
Возвращается
с победой Хайдар сахиб!
На
угловом северо-восточном бастионе слуги из Радж-Махала раскрыли большой желтый
зонт. Показался народу, сел в кресло махараджа. Долго ждать не пришлось.
Издалека донеслись гром барабанов, свирепый рев труб. С севера на город стало
надвигаться многотысячное воинство. Ах, какое это было славное зрелище!
Первой
вступила на мост рисала[16]
ферингов. На ферингах – высокие шапки, сверкающие золотым шитьем мундиры. До
блеска начищено оружие. В неторопливом движении рисали чувствовалась скрытая
сила.
Прибыл
отряд харкар. Пахнуло тяжким духом верблюжьего пота. Харкар триста человек. В
руках у каждого – копье со стальным наконечником. На боку сумка для депеш. Не
зная усталости, развозят харкары приказы Хайдара сахиба.
Появились
слоны-знаменосцы. Хоботы и щеки у слонов расцвечены яркими красками. Попоны и
чепраки расшиты золотом и серебром. На одном из знамен золотом вышито солнце,
символ династии Водеяров. На другом голубое шитье – луна и звезды. На спине
замыкающего слона наккарчи-барабанщики били палочками по сдвоенным наккарам, и
далеко окрест разносился праздничный грохот.
Прибыли
на слонах 24 певца. Распевая сладкозвучные гимны, они подыгрывали себе на сазах[17].
За певцами шел отряд трубачей. В походе и в бою, подняв к небу длинные трубы,
они условными сигналами передают войскам волю Хайдара сахиба.
А по
мосту уже стучат копытами кони гвардейцев-абиссинцев. Эти могучие воины одеты в
красные халаты. В руках у них сверкающие копья наперевес. Над шлемами вьются
черные и красные перья. Абиссинцы смеются, скаля ослепительно белые зубы.
За
абиссинцами прибыл отряд скуластых, дочерна сожженных солнцем сухопарых воинов.
Вся их одежда – кусок белой ткани, да короткие штаны. У пояса каждого – связка
голосистых колокольчиков. За спиной лук и колчан со стрелами. В руке копье.
- Бхили
с Малабара! – говорили друг другу горожане. – Бхили.
Заполыхало
море флажков из красного атласа. Флажки на древках с высокими стальными
наконечниками несли шестьсот сипаев. За ними следовали верхом шахзады, амиры и
полководцы – все в красивых одеждах, тюрбанах с плюмажами из драгоценных
камней. Кони под ними в роскошной сбруе, с яркими султанами.
Пушки
на крепостных стенах грянули торжественным салями. И народ разразился криком:
-
Хайдару сахибу слава!
На мост
вступил большой отряд телохранителей. Среди частокола длинных копий, зорко
поглядывая по сторонам, ехал на Имам-Бахше Хайдар Али. На нем «имама» – высокий
алый тюрбан, халат из белого атласа с золотыми цветами и узорами. На коленях
сабля. Слуги разбрызгивали из серебряных флаконов благовония, и далеко окрест
разносились дивные ароматы.
За
Имам-Бахшем следовали еще пять слонов. На первом сверкала в лучах солнца
миниатюрная мечеть из чистого золота. На втором – три рыбы «махи-муратиб» с
золотой чешуей и глазами из драгоценных камней. На третьем – два золотых котла.
На четвертом – трон из слоновой кости. На пятом – золотые кувшины.
Стали
прибывать пехотные батальоны. На усачах сипаях – тюрбаны разных цветов, по роду
войск. По словам летописца, «сами небеса завидовали окрестностям Серингапатама,
расцвеченным боевыми знаменами Хайдара Али».
Жители
столицы, крестьяне, расходились и разъезжались по домам довольные:
- Вах!
Славный был джалус[18].
Армия
отправилась в бараки на заслуженный отдых. А Хайдар Али выслушал доклад киладара
Исмаила Сахиба о делах в столице. Тот под конец сказал:
-
Напрасно ты посадил на трон Нанджараджию, Хайдар сахиб. Это не тот человек.
Чересчур смел и строптив. Делает все наперекор, по-своему. Посылал гонцов к
Мадху Рао. Видно, с помощью маратхов хочет лишить тебя власти.
Хайдар
Али вскоре явился в Радж-Махал с визитом. Махараджа Нанджараджия принял его на
веранде дворца, восседая на троне Ядавов, в окружении родни, слуг и рабов.
Махараджу овеивали веерами из страусиных перьев, на него кропили благовония.
Хайдар Али распростерся у его ног.
-
Великому воину не подобает так унижать себя, Хайдар сахиб, – сказал махараджа.
– Встань.
Хайдар
Али так и не поднялся с колен.
- Война
с ангрезами завершена, аннадата. Твоя доблестная армия подступила к стенам Мадраса,
заставив ангрезов просить мира. И мир был им дарован. Вот, прими подарки. Они
добыты в сражениях. Твой верный слуга преподносит их тебе от чистого сердца.
Нанджараджия
глядел на то, как дворцовые слуги складывают у подножья трона оружие, роскошные
иноземные одеяния, как они рассыпают перед ним золотые монеты, драгоценные
камни. Он знал, что все эти подарки затем отнесут в тоша-ханэ – казну, куда
Водеярам ход заказан.
- Мы
довольны тобой, Бахадур, – сказал он. – Высоко ценим твои заботы о славе и величии
Майсура. Ступай, отдохни от ратных трудов.
И
Хайдар Али с поклонами попятился к выходу. Поклон – невелик труд. Главное
обычай соблюсти. Чтобы эти поклоны видели жители столицы и слобод, которые во
множестве собрались у Радж-Махала. Пускай все пребывают в уверенности, что он,
Хайдар Али, всего лишь усердный слуга Водеяров.
Нанджараджия,
в самом деле, держался с достоинством, величаво, как истый властелин Майсура.
Снюхался с маратхами. С ним хлопот не оберешься.
Бхат
шел по родной махалле и удивлялся. Всего пару лет не был здесь, а сколько
перемен. Радуют глаз новые хижины. Кругом крыши из свежей соломы. Хозяйки доят
у дверей буйволиц, возятся по хозяйству. Со звонкими криками бегает ребятня.
Сидят под баньяном, по очереди затягиваются дымом из хукки старики.
А в
доме бхатовой сестры угнездилось горе. Сестра постарела и погрузнела. Сабля,
ружье и пика еще стоят в углу, но самого хозяина не видать.
- Уже
год, как передал он Аллаху ношу своей жизни, – вытирала слезы тылом ладони
сестра. – Свели его в могилу старые раны.
- Вижу,
хватила ты лиху.
- Вдова
бедняка – всей махалле невестка. Спасибо ты помогал. Как дальше жить, не знаю.
-
Бедняк и в горе и в беде должен быть тверд, сестра. Хлеб наш замешан на крови и
страданиях. Меня Аллах пока милует. Хватит нам того, что перепадает от щедрот
Хайдара сахиба.
Вечером
явились соседи.
-
Столицу и не узнать, Хирдайя, – говорил бхат. – Кругом новые дворцы, крепкие
дома. Мечети и храмы подновлены, побелены.
Маляр
весело отвечал:
- К
побелке и мы с Пуршоттамом руку приложили. Море чунама извели.
- Стены
крепостные, и те, вроде, повыше стали.
- Так
оно и есть, бхат сахиб. Велено было поднять их на несколько локтей[19].
От Кавери отвели новый арык. Теперь в городе воды сколько хочешь, фонтаны бьют.
На Торговой улице товаров столько, что глаза разбегаются. Хайдар сахиб повелел
построить на острове, к востоку от крепости, загородный дворец
Дарья-Даулят-Баг. Такой славный дворец получился. И нам дело нашлось. Однажды,
красим стену. Вдруг, является Кишан Рао – а это бо-о-льшой начальник – и
спрашивает Пуршоттама: «это ты рисуешь наших богов в махалле?» Пуршоттам
отвечает: «Я, Кишан Рао сахиб». Тот говорит: «Хороши они у тебя получаются.
Вскорости позову. Распишешь стены дворца картинками о славных победах Хайдара
сахиба».
- Рад
за вас, дорогие соседи.
-
Спасибо Хайдару сахибу! Очень мы его уважаем, – заключил Хирдайя. – При нем
появился кое-какой достаток. Жить стало полегче.
Боевые игры
Через
неделю на столичных площадях и улицах, в пригородных поселках вновь загрохотали
барабаны. Сбегались жители. С тревогой спрашивали друг друга.
- Или
опять война?
А
мулади-глашатаи, уняв барабаны, объявляли:
- Эй,
народ Майсура! Хайдар сахиб зовет завтра бои поглядеть.
- Вон
оно что! Придем.
-
Надевай новые тюрбаны и рубахи, народ!
- А у
кого их нету?..
Утром к
Саршам-Махалу повалили густые толпы. Мусульмане в барашковых шапках и
коричневых ачканах. Брахманы с посохами в руках. Свободные от дел горожане,
совары и сипаи. Многие тащили с собой детей. Смех, шутки, веселые разговоры:
- Бои
глядеть, не в долгах сидеть, братья.
-
Говорят, слоны будут биться.
-
Может, увидим и Нилкантха Рао.
По
праздникам и по случаю важных событий Хайдар Али устраивал в столице горячо
любимые майсурцами боевые игры. Перед тысячами зрителей насмерть бились быки и
буйволы, тигры и пантеры. На бой с диким зверьем сами напрашивались отважнейшие
из окружения Хайдара. В железных доспехах, с сандаловыми дубинами в руках, они
выходили один на один против тигров, медведей. Побеждал человек – его ждала
награда, продвижение по службе. А нет, так Хайдар хватал ружье и без промаха
валил зверя.
Бхат и
Хирдайя припоздали. Когда они пришли к Саршам- Махалу, народу там собралось –
пушкой не прошибешь. Площадь, где обычно проходили военные парады, была
превращена в огромную арену. Кули обнесли ее крепчайшей веревочной сетью на
деревянных столбах. Лишь кое-где были оставлены проходы. Из-за бамбуковой
изгороди, горяча сердца, доносились свирепые рыки, трубный рев. На гопурамах
сидели дети. Они звонкими голосами докладывали:
- За
изгородью видны Айравата и Имаумбусис.
-
Клетки с тигром и медведем.
Хирдайя
гаркнул.
- Эй,
кто ближе к арене! Сели бы. За вами разве что увидишь?
Люди,
посмеиваясь, опускались на землю.
- Тебе
и так все видно, маляр. Ты вон какой длинный.
- Встал
бы пораньше…
Наконец
ударила пушка. Из Саршам-Махала вышел Хайдар Али, и народ дружно приветствовал
его:
-
Хайдару сахибу слава!
Хайдар
Али удобно расположился в кресле. За спиной у него стали сыновья Типу и Карим.
Слуги разложили на низком столике длинноствольные ружья.
Взмахом
руки Хайдар дал знак начинать игры. И кули выволокли на арену спеленатого
веревками матерого тигра. На него науськали полдюжины ослов, которых напоили
пальмовым вином. Обычно смирных ослов было не узнать.
-
Иа-иа-иа!
Победно
трубя, ослы лягали и кусали беспомощного владыку джунглей. И зрители помирали
со смеху, наблюдая за тем, как тигр катается по арене.
- Так
тебе и надо, вор полосатый!
- Не
будешь шастать ночью по деревням.
От души
смеялись Хайдар Али, его сыновья, амиры и полководцы.
Но вот
прогнали пьяных ослов. Уволокли за загородку тигра. На арене появился арзбеги:
- Кто
выйдет на медведя?
Тотчас
вызвался молодой рослый сипай Дильниваз Хан.
-
Дозволь, Хайдар сахиб.
-
Дозволяю. Погляжу, что ты за храбрец.
Из
клетки выпустили медведя, которого заранее раздразнили до бешенства. Зверь
поднялся на дыбы. Дильниваз Хан выставил вперед левую руку, по локоть в
железной рукавице. Медведь давил железо зубами, но сипаю оттого вреда не было.
Правой рукой он что было мочи ударил зверя по голове. И медведь с ревом схватил
храбреца в охапку. Словно заправский пахлаван[20]
гнул его, старался переломить хребет.
Хайдар
Али, схватив ружье, прицелился. Лучшего стрелка не сыскать было во всем
Майсуре.
- Не
надо, Хайдар сахиб!… Я сам…
Могуч
медведь, но и человека природа оделила немалой силой. Сипай вывернулся из
смертельных объятий. Схватив медведя за передние лапы, так крутанул, что тот
повалился на бок.
Над
ареной пронесся одобрительный гул.
Медведя
отогнали прочь. Запыхавшийся Дильниваз Хан вновь предстал перед Хайдаром Али.
Панцирь на сипае был разодран. Лицо и грудь в крови.
Дильниваз
Хан с поклоном принял из рук Хайдара подарки. Арену он покинул
наиком-начальником над полусотней сипаев.
Пришел
черед биться слонам. По знаку Хайдара Али на арену были выведены Айравата и Имаумбусис.
Слонов несколько месяцев кряду кормили одним сахарным тростником, и они рвались
в бой. Рычали, хлопали хоботами, в ярости взрывали землю бивнями. Их с трудом
сдерживали за цепи, привязанные к задним ногам.
Высоко
подняв хоботы, растопырив уши, Айравата и Имаумбусис стали сближаться. Слоны
чуяли, что где-то рядом спрятана самка, и это утраивало их бойцовскую ярость.
Огромные животные вначале сплели хоботы, потом сшиблись с такой силой, что
затрещали кости. Упершись лбами, встали на дыбы. Пытались придавить друг друга
хоботами, опрокинуть. Временами слоны почти садились на крупы, немилосердно
дубасили друг друга передними ногами.
Начал
сдавать Имаумбусис. Айравата теснил его, норовил повергнуть наземь. А убежать
нельзя. Повернешься – бивни противника распорют бок.
Продолжение
боя неминуемо закончилось бы гибелью одного из слонов. Слоны армии нужны.
Каждый стоит большой упряжки быков. И Хайдар Али, перебравшийся на балкон
Саршам-Махала, дал условный знак. Из ворот тотчас выскочили полунагие стройные парни.
Они стали метать в Айравату и Имаумбусиса
подобия коротких копий, целясь в задние ноги. Но это были не копья, а
закрытые «ножницы» с длинными ручками, между которыми была вставлена туго
сжатая пружина. При ударе замки «ножниц» раскрывались. Обращенные наружу крючья
на их концах глубоко входили в кожу, мешая животным двигаться.
Слоны
остановились сами собой. С них сняли «ножницы». Присмиревшего Имаумбусиса увели
с арены.
Но
Айравате предстояла новая борьба. Из ворот выскочили сатмаривала[21].
Это были великолепно сложенные юноши. Вся одежда их состояла из тюрбана да
плотно прилегающей к телу набедренной повязки, чтобы слон не мог ухватиться за
нее хоботом. В руках они держали длинные копья, хлысты из буйволиной кожи,
цветные тряпки, факелы.
Сатмаривала
с громкими криками набросились на ошеломленного Айравату. Одни слегка
покалывали его копьями, другие меткими ударами бичей били по хоботу. В ярости
Айравата кинулся на ближайшего из обидчиков, но тот проворно отскочил в
сторону. Перед глазами слона, дразня его, трясли тряпками. Отомстить мучителям
никак не удавалось, и Айравата изменил
тактику. Не обращая более ни на кого внимания, он припустился за одним из
копьеносцев. Сколько тот ни бегал, сколько ни увертывался, слон неотступно
следовал за ним. Вот Айравата взвил хобот, чтобы нанести роковой удар…, но
ощутил новый щелчок. Слона ослепили огонь, дым, и он остановился. Это
сатмаривала просунули между ним и копейщиком факелы, спасая товарища от участи
быть растоптанным.
Смертельно
опасная игра шла до тех пор, пока Хайдар Али не дал знак прекратить ее.
Заревели карнаи. Сатмаривала мигом покинули арену. Но на этом испытания для
Айраваты не кончились.
Из
распахнутых ворот появился одинокий всадник с копьем в руке. Зрители встретили
его восторженным гулом.
- Нилкантх
Рао!
Нилкантх
Рао вихрем промчался через арену к Саршам-Махалу и заставил коня преклонить
колени перед Хайдаром Али. Опустил в знак приветствия копье.
Слоны
ненавидят лошадей. Один вид коня может привести в ярость слона, пребывающего в самом мирном расположении духа.
Задрав кверху хобот, Айравата с ревом устремился на Нилкантха Рао. Но тот с
полнейшим хладнокровием завершал церемонию приветствия. Он будто не замечал,
что на него набегает разъяренный Айравата. Конь, тоже, будто не видел слона.
Еще миг,
и Нилкантха Рао постигнет страшная судьба. Айравата занес хобот, и… зрители
разразились громким криком. Конь с быстротой молнии отскочил в сторону, а
Нилкантх Рао уколол слона копьем. Всадник и конь казались единым существом.
Нилкантх Рао владел копьем легко и свободно, будто рапирой. А благородное
животное, навострив уши, подчинялось его малейшим командам. Но и Айравата
обнаруживал удивительное проворство. Куда бы
ни повернул Нилкантх Рао, перед ним неизменно вырастали грозные бивни.
Лишь благодаря удивительной ловкости всадника и податливости коня неравный бой
сразу же не принял трагического исхода.
Наконец,
Хайдар Али дал знак прекратить бой. Айравату не без труда остановили. Так и не
удалось ему рассчитаться с дерзкими двуногими негодяями. А Нилкантх Рао, нелету
поймав брошенное с балкона ожерелье из дорогих камешков, вновь опустил копье
перед Хайдаром Али, и с гордым видом покинул арену. Его проводили восторженными
криками.
По
дороге домой Хирдайя вспоминал:
-
Славно, славно бился Нилкантх Рао! Недаром уважает его Хайдар сахиб. Да и
Айравата был неплох. Вышел бы ты против него, Пуршоттам?
- Нет,
не вышел бы, – сознался Пуршоттам. – Еще чего доброго растопчет.
- Люблю
я бои, бхат сахиб, – продолжал Хирдайя. – Жизнь-то наша скучная – работа, да
заботы. Думаешь порой: брошу все, убегу далеко-далеко. А поглядишь на зверей,
на бойцов-удальцов, и на душе легче становится.
- Кто
их не любит, Хирдайя?
Вечером
сказочными цветами расцвели бенгальские огни. Стар и млад, задрав головы,
глядели на то, как в чернильно-темном небе с треском рвутся ракеты. Дети
сопровождали огненные сполохи радостными воплями.
Договор ко времени
В
Саршам-Махале состоялся дарбар. Хайдар Али созвал любимых амиров и полководцев,
купцов, знатных горожан. В дарбаре-и-ам – зале аудиенций горели сотни
светильников. Было светло как днем.
Перед
маснадом танцевали девадаси. Юные красавицы затевали пантомиму: как жены
сговариваются, чтобы обмануть ревнивых мужей. Показывали свое искусство
фокусники. Все они глаз не сводили с мешочков с серебряными и золотыми
монетами, которые стоят по бокам Хайдара Али. Глядишь, и достанется щепоть –
другая. Местные поэты читали касыды – хвалебные оды, сравнивая Хайдара Али то с
Рустамом, то с Искандером[22].
Известное дело: сколько патоки положишь, столько и сладостей получишь. У земных
владык на лесть страусиные желудки. Любую лесть переварят.
Поглядывая
вполглаза на танцы, пантомиму и фокусников, Хайдар Али вспоминал с
приближенными события недавней войны с ангрезами: боевые схватки, долгие и
утомительные марши, бросок на Мадрас, решивший исход войны.
- Зря
не взял ты Мадрас, шурин, – сожалел Махдум Сахиб. – Когда мы прибыли туда,
лат-сахиб и его солдаты попрятались по бунгало и садам. Судьба Мадраса была в
твоих руках.
- Ну,
взял бы я Мадрас. А дальше что? Кругом одни враги. Маратхи, низам, Мохаммед Али
готовы живьем меня сожрать. Надежных союзников нет. Мадху Рао опять войска
собирает. Потому и заключен мирный договор с ангрезами.
- Любой
договор с ангрезами – пустая бумажка. Попомни мои слова.
Хайдар
Али нахмурился. И приближенные направили разговор в иное русло. Очень хвалил
своего воспитанника Гази Хан.
- Типу
действовал под Мадрасом как зрелый полководец, Хайдар сахиб. Не отзови ты его
тогда, он бы сорвал полосатое знамя ангрезов с их форта.
- А
помнишь, когда стала восходить в зенит твоя звезда? – сказал Мир Раза. – Когда Аллах даровал тебе Типу. Дивно это…
Их
слова подхватил ученый перс Кирмани.
- От
доброго семени и колосья добрые. Я вот думаю: мало ли было молодцов, которые,
прицепив к поясу саблю, отправились на поиски славы и денег? Сколько их головы
свои посложили. А твоя судьба особая, Хайдар сахиб. Она достойна того, чтобы
записать ее золотыми чернилами.
- Вот и
запиши. Сам я грамоты не знаю.
-
Запишу. А что ты грамоты не знаешь, велика ли в том беда? Грамоты не знал
пророк Мохаммед, защитник наш перед Аллахом в Судный день. Не знал ее падишах
Акбар, но ему покорна была вся Индия.
Кирмани
припомнил к месту и слоновьи бои.
- У
тебя всем на потеху бьются слоны, Хайдар сахиб. А ведь это всегда было привилегией
Великих Моголов. Говорят, такие бои завели было у себя шахи Биджапура[23].
Но Шах Джахан[24], узнав об
этом, запретил.
- Что
мне Великие Моголы!
-
Воистину, Хайдар сахиб! Светильник их в Дели едва-едва мерцает.
Хайдар
Али слушал речи приближенных с видимым равнодушием. Сладкие слова! Но ни один
из присутствующих на дарбаре не удостоился такой чести лишь за умение работать
языком. Все эти люди – не шайка дармоедов и бездельников, как при других дворах
Индии, а усердные исполнители его воли, послушное орудие в его руках.
Кирмани
не умолкал:
- Да,
Хайдар сахиб. Ты родился под счастливой звездой. Тебя боятся враги. Твой
дастархан столь велик и обилен, что при виде его бледнеет от зависти дастархан
падишаха в Дели. Молва о тебе прокатится по всей Индии, достигнет Ферингистана,
Ирана и Турана[25]. Слава
переживет тебя…
Хайдар
Али одержал верх над Компанией. И эту победу приветствовала вся Индия. Сам
падишах Шах Алам Второй, довольный успехом Хайдара, пожаловал ему высокий титул
Чахмахджанг[26].
Но на
севере назревает новая угроза. Мадху Рао разбил походный шатер в окрестностях
Пуны. Скликает сардаров и силхадаров. В сердце у него колючкой сидит ненависть
к Майсуру. Договор с ангрезами заключен как раз ко времени.
Новое нашествие
Пешва
Мадху Рао спросил:
- Так
будет ли твой хозяин платить дань, вакиль? Правду говори.
Аппаджи
Рам никак не мог решиться выложить эту самую правду. Боязно! Повелитель
маратхов почти не скрывает гнева. Гневом охвачен весь его дарбар. Хмуро,
отчужденно глядят набившиеся в шатер сардары.
- Долгов
за два года набежало 24 лакха, – продолжал пешва. – И чем скорей выплатит их
Хайдар, тем лучше…
Аппаджи
Рам укрепился в душе молитвой.
- Мой
хозяин, Хайдар Али Бахадур велел передать тебе вот что, пешва сахиб. Майсур –
не дойная корова. Земли его за два года войны разграблены ангрезами. Казна
пуста. Откуда же взяться деньгам? А сам Хайдар Али лишь солдат удачи. И в руках
у него ничего нет, кроме разящей сабли.
Загалдели,
начали воинственно подкручивать усы сардары. Ах ты, дерзкий наик! Так оскорбить
владыку Махараштры!
- Мы
запомним эти слова, вакиль, – холодно промолвил пешва. – Твой хозяин пожалеет о
сказанном.
Переговоры
были сорваны. Аппаджи Рам покинул Пуну.
Хайдар
Али отказался платить маратхам традиционную дань. Отказался наотрез. Договор с
Компанией о взаимной помощи стал краеугольным камнем его внешней политики. При
поддержке красных мундиров легче будет сладить с Мадху Рао. Кроме того, удалось
помириться с Мир Разой. В прошлую войну с маратхами Мир Раза был разбит под
Сирой, и, боясь гнева Хайдара, перешел было на сторону противника. А это мощный
союзник.
Едва
завершив войну с ангрезами, Хайдар Али рьяно принялся восстанавливать свою
власть в провинции Сира. Даром что ли Басалату деньги плачены? Низам объявил,
что, мол, подписанные Басалатом санады не имеют силы. Но куда больше весит
фирман на владение Сирой, на котором стоит подпись Шаха Алама. За этот фирман
пришлось отвалить делийскому двору немалые деньги.
Знамена
Майсура заполоскались под стенами Чик-Баллапура, Кадаппы, Анантапура. На
протесты маратхских властей Хайдар Али отвечал: «По мирному договору эти
крепости, а также Сира и Хоскота, должны были быть возвращены Майсуру в течение
четырех месяцев. Пешва же не сделал этого и за два года».
Хайдар
Али совершил новый рейд к далекой Гути. И раджа Мурар Рао, хозяин Гути,
вынужден был слезть со своей неприступной дурги, явиться к нему с визитом.
Мурар Рао обязался ежегодно выплачивать дань в 50 тысяч рупий и был отпущен с
миром.
Были
осаждены Читальдруг, Харихар, Харпанхалли. Перейдя Тунгабхадру, Хайдар вступил
в Междуречье. И Абдуль Хаким Хан, владыка Савандурги, тайно уплатил ему 40
тысяч отступных.
Всякому
терпению есть предел. Ноябрьскими днями 1769 года Мадху Рао в третий раз
вторгся в Майсур со стотысячной армией. «Под копытами конницы пешвы, под
колесами его пушек застонала, затряслась земля, – говорит летописец. – Сила его
надвигалась словно хмурая дождевая туча, напоённая влагой». Пешву сопровождали
алчущие мести владыка Читальдруга, раджа Мурар Рао из Гути и наваб Абдуль Хаким
из Савандурги. Никогда еще земли Майсура не топтало сразу столько врагов.
Мадху
Рао был полон решимости окончательно разделаться с Хайдаром Али. Такой сосед
хуже занозы в пятке. Тайком науськивает друг на друга сардаров, отчего в Пуне
не утихают распри. Ссудил деньги Рагунатху Рао, который недавно пытался силой
завладеть троном Махараштры. Не платит дань. И что хуже всего – так и лезет в
провинции, где маратхи давно уже считают себя законными хозяевами. Собирает
налоги с чужих подданных. Хитростью и обманом завладел богатыми землями,
дающими ежегодно чуть не крор рупий.
К
апрелю 1770 года Мадху Рао занял почти все северные владения Хайдара Али.
Всесокрушающий поток остановился лишь в 30 милях от Бангалура. Остановился
из-за успешных действий Типу, который разгонял отряды вражеских фуражиров,
перехватывал конвои с провиантом из Махараштры. Сам Хайдар, засев в лесу
Угадани, посылал оттуда в далекие рейды Мир Разу, Венката Рао Баракки и Махдума
Сахиба.
Не
однажды битый, Хайдар Али стал куда как осторожен. Не высовывался зря в
открытое поле. Всячески досаждал маратхам, чтоб они убрались восвояси. А
положение было нелегкое. К северу от него действовал сардар Гопал Рао с крупным
отрядом кавалерии. Пешва стоял лагерем у Серингапатама. Долго ли погибнуть, как
жук между жерновами? Но и бездействовать нельзя.
Гопал
Рао весьма обеспокоился, когда Хайдар Али слишком уж близко подошел к его
лагерю. От такого соседства добра не жди. По словам летописца, «сардар проводил
ночи неспокойно, будто одна нога у него была на хвосте извивающейся змеи». Но
вдруг стали крепнуть слухи, что майсурцы собираются домой. Джасуды[27]
докладывали, что Хайдар Али ежедневно отправляет на юг десятки военных подвод.
Наконец и сам отправился восвояси.
Слава
богам! Гопал Рао ослабил ночные бдения. Но, как оказалось, напрасно.
На свет
костров пикета, который охранял стойбище Гопала Рао, выбежал из ночной темени
сипай-мусульманин. Он был в куртке майсурского гарди. Его тотчас окружили,
нацелились пиками.
- Ага,
попался! Кто такой?
Гарди,
переведя дух, отвечал:
- Ведите
меня к вашему сардару. Хайдар Али рядом…
Его
подняли на смех.
- Не
хватил ли ты лишку тодди?
- Наш
сардар спит в обнимку с женой, а ты – будить его.
-
Истинную правду говорю.
-
Рассказывай сказки, борода. Ночь скорей пролетит.
Пикетчики
потешались над гарди часа два-три. Потом все-таки привели его к шатру сардара.
Гопал Рао вышел заспанный, недовольный.
- Что
такое?
-
Перебежчик, сардар сахиб. Говорит, будто Хайдар вот-вот атакует нас.
Гарди
заторопился:
-
Верно, верно, сардар сахиб. Кораном клянусь! Раньше я служил пешве Баладжи Рао.
Добрые воспоминания о тех днях и заставили меня поспешить к вам.
-
Хайдар у себя в Серингапатаме, сипай, – возразил Гопал Рао. – Видели, ведь, как
он ехал туда на слоне.
- На
слоне сидел кто-то другой.
Гопал
Рао заскреб в бороде. Может, поднять людей? А с другой стороны, если перебежчик
лжет? Осрамишься на всю Махараштру.
- Если
окажется, что я солгал – казни! – настаивал гарди. – Но будь настороже.
Сардар,
наконец, отдал команду бить тревогу. Но едва зарокотали наккары, как вблизи
раздался пушечный гром. По лагерю огненными клюквами ударили ракеты. Ночь
взорвалась криками, ржанием испуганных лошадей.
Капитан
Пейшоту записал в дневнике: «Хайдар Али скрытно подобрался к лагерю маратхов. С
ним были две тысячи соваров и шестьсот сипаев; семьсот ракетчиков с факелами,
которые можно было зажечь в любую минуту; канониры с шестью полевыми и
шестнадцатью ручными пушками. Атакованный противник, не приняв боя, бежал. Нами
были захвачены знамена, много лошадей и военного имущества. Когда рассвело, мы
увидели маратхских всадников на расстоянии ружейного выстрела. Они явно
собирались отнять у нас хотя бы часть того, что потеряли ночью. Хайдар тогда
приказал всей своей артиллерии палить по маратхам с большим углом возвышения.
Капитан Остин де Менезеш со своим батальоном атаковал противника. Маратхи нас
более не беспокоили».
Сипаи
были донельзя утомлены ночным маршем, и Хайдар Али дал им отдых до 4-х часов
дня. Батальоны расположились в виде большого кольца. Посредине разбили палатку
для Хайдара. Сам он и его отряд подкрепились тем, что было прихвачено с собой
или найдено в лагере Гопала Рао. Хайдар грыз горсть жареного раги, когда к
палатке приволокли перебежчика гарди. Тот был ранен, не мог удрать вместе с
маратхами.
- Вот
он, красавец! – сказал Мансур. – Сбежал из своего батальона, чтобы предупредить
маратхов.
Хайдар
Али знал всех сипаев в лицо.
- Салям
алейкум, Абдулла! Доложил обо всем сардару? Может, и деньги успел получить?
Говори!
Гарди
молчал, повесив голову. Что скажешь? Пощаду просить бесполезно. Хайдар не
прощает измены.
Хайдар
Али тогда обратился к сипаям, которые толпились у палатки:
- Как с
ним поступить?
Раздались
гневные голоса:
-
Пускай предатель заплатит своей шкурой!
- Всех
нас мог погубить.
Майсурцы
вскоре покинули разгромленный лагерь маратхов. Остался висеть на перекладине
неудачливый перебежчик.
С
юго-запада уже набегали хмурые тучки, предвестники муссона, и Мадху Рао ушел в
Пуну. Шумными осадами северных крепостей Майсура он надеялся выманить Хайдара
Али в открытое поле, взять его в клещи, раздавить. Не вышло! Трусливый наик
носа высунуть не посмел. Отсиживался в лесу Угадани, в горах, где не
развернуться кавалерии.
Ушел
домой и Хайдар Али. По дороге он, как ни в чем не бывало, охотился на антилоп и
кабанов. На привале, у дастархана, Ясин Хан смешил амиров и полководцев:
- У
тебя не голова, а казан, Хайдар сахиб! Надо же такое придумать! Подбрил я усы,
чтоб были как у тебя. Надел твой тюрбан, твою куртку. Саблю твою прицепил. Сел
на Имам-Бахша, поехал. Все думали, что это ты и есть. Начальник телохранителей,
и тот не почуял обмана. Говорят, твой почтенный отец, Фатех Мохаммед, в
молодости женщин не чурался. Не было ли у него тогда любовных шашней с моей
мата-джи? Уж больно мы с тобой похожи.
- Все
может быть.
-
Подарил бы мне свой тюрбан. Будет чем похвастать.
- Бери.
Хвастайся.
Хайдару
Али всю кампанию пришлось быть в обороне. Сколько крепостей утеряно! Боевые
операции внутри маратхских линий не удались. Из-за предателя гарди не
увенчалось успехом ночное нападение на Гопала Рао. Сардар не разбит, лишь
общипан. А на общипанной курице живо новые перья отрастают.
Впрочем,
из Пуны были получены хорошие новости. Мадху Рао вдруг заболел. Такие рези в
животе, что криком кричит. Не подсунули ли пешве отраву люди Рагунатха Рао?
Вдруг да приберет Аллах могучего противника, с которым никак не сладишь в
открытом бою.
С огнем играть опасно
В самом
начале августа 1770 года, когда вовсю лили муссонные дожди, Водеяров постигла
великая беда. В возрасте 22 лет умер Нанджараджия. Капитан Пейшоту писал в
дневнике: «Махараджа не был болен, но его нашли мертвым в тот день. В отличие
от предшественников на троне, ему были присущи мужество, независимость духа и
самостоятельность. Он показал себя смелым и мудрым правителем. Но кто-то
подсунул махарадже кувшин с молоком, выпив которое он и умер. Убийца остался
неизвестным».
Хайдар
Али был огорчен этой смертью. Но, увы, против судьбы не пойдешь!
Нанджараджия
не оставил после себя детей. И ровно через две недели, 16 августа, властелином
Майсура стал его младший брат Беттада-Чамарадж Водеяр Седьмой. Хайдар Али сам
руководил церемонией возведения на престол нового махараджи.
Одиннадцатилетний
махараджа чувствовал себя неуютно на древнем троне Ядавов. Массивный золотой
зонт – символ величия и власти Водеяров, будто пригибал к полу. Неудобными были
роскошные одежды. Сползал на нос тюрбан с бриллиантовым плюмажем. Махараджа
таращил на Хайдара Али глаза, и на его круглом, почти черном лице был написан
страх. Вот он узурпатор, которого так боятся все в Радж-Махале! И еще, ему было
жаль старшего брата.
Глупый
мальчуган на мишурном троне.
Более
всех скорбела о смерти Нанджараджии махарани Лакшми Аннамани. Она связывала с
ним столько надежд. Но ее обуял ужас, когда ей стало известно, что брахману
Тирумаларао велено навсегда покинуть Серингапатам и поселиться в Куддапе.
Неужто дознался наик, что по просьбе махараджи брахман ездил в Пуну просить
пешву, чтобы тот помог Водеярам избавиться от узурпатора?
В
Радж-Махале побывал киладар Исмаил Сахиб. Киладар был как всегда навеселе.
-
Прекрати мышиную возню, махарани, – предостерег он. – Иначе всем вам не
сдобровать. Думаешь, у Хайдара сахиба нет своих ушей в Пуне?
К
счастью, на том и кончилось дело. С этих дней казна стала отпускать на
содержание Водеяров не три, а один лакх рупий. Придя в себя от испуга, Лакшми
Аннамани целыми днями молилась в своих покоях. Жгла перед черной статуэткой
Вишну, покровителя семьи Водеяров, ароматные палочки агрбатти.
-
Спасибо тебе, великий Вишну! Отвел беду.
С огнем
играть – и обжечься недолго.
Ночной выстрел
Отшумели
муссонные ливни.
Новый
полевой сезон 1770 – 1771 г.г. Мадху Рао открывал при весьма благоприятных
условиях. В руках его сардаров почти все северные земли Хайдара Али. Тримбак
Рао Мамá, его
близкий родственник, осаждает майсурские крепости на востоке.
Мадху
Рао с армией перешел вброд Кришну и Тунгабхадру. Двинулся было на юг. Но марш
его был прерван вдруг обострившейся болезнью. Пешве стало так худо, что
пришлось возвращаться в Пуну.
Командующим
маратхскими войсками был назначен Тримбак Рао. В ноябре Тримбак взял измором
Гуррамконду, последнюю майсурскую твердыню на востоке. Куда он двинется дальше?
У
Мансура были свои люди во вражеском лагере.
-
Тримбак собирается идти на Беднур, Хайдар сахиб, – доложил он. – Так ему велит
пешва. Сардары хвалятся, что, мол, Хайдар носа высунуть не посмеет из норы,
куда мы его загнали. Прости, это не мои слова.
- Низко
они меня ценят, – проворчал Хайдар Али.
Пускать
маратхов к Беднуру было никак нельзя. Оттуда армия получает провиант и фураж.
Оттуда идут пополнения. До сих пор Хайдар Али всячески избегал открытых
сражений. Быстро переходил от одного опорного пункта к другому, совершал ночные
нападения, и был неуязвим. Но Мадху Рао ушел в Пуну. Можно действовать
посмелее.
Властелин
Майсура покинул лес Угадани. Скрытно подобрался к крепости Хаббар, где было
стойбище Тримбака Рао. Следом пеоны пригнали несколько сотен быков – больных,
хромых, с оторванными хвостами, брошенных хозяевами на произвол судьбы. До
темноты пеоны привязывали к рогам животных пучки соломы, всякое тряпье.
На
исходе ночи щедро политые топленым маслом солома и тряпье были подожжены.
Совары погнали живые факелы на лагерь противника. Маратхи, выскакивая из
палаток, видели, что на них словно накатывается огненный вал. Обезумевшие быки
ворвались в лагерный базар. Вспыхнули воза с соломой. Бегали туда – сюда,
сшибали людей испуганные слоны, верблюды, лошади. А из темноты летели огненные
ракеты.
Но
Тримбак Рао разгадал замысел Хайдара Али. Недаром он не один год неотлучно
находился при пешве. Изготовясь атаковать маратхов с тыла, Хайдар встретил
готовую к бою кавалерию, и ушел в темень. Будто его и не было.
Прибежищем
армии Майсура стала долина близ Мелукоты, священного города в столичной талуке.
Долина была окружена горами. Посередине высился лесистый холм с крепостью и
богатым храмом бога Вишну. К сладкой воде священных прудов вели гхаты –
каменные ступени. Казалось бы, славное место.
«Трудно
было бы выбрать худшую позицию! – восклицает капитан Клод Гюго, который с
полусотней офицеров-франков прибыл на подмогу Хайдару Али. – Выход из долины,
откуда начинается путь на Серингапатам, могли легко перекрыть маратхи. Тем
самым Хайдар Али обрек свою армию на голод».
У
Мелукоты восемь дней кряду шли ожесточенные бои. Дважды Хайдар Али с успехом
оттеснял маратхов и мог свободно уйти к своей столице. Но вопреки советам
полководцев и франков так и не сделал этого. Почему? Возможно, он хотел
помешать Тримбаку Рао идти на Беднур. А, может, слишком уверовал в себя. Разве
не одолел он недавно полковника Смита?
Между
тем, подвоз почти совсем прекратился. Цены на армейском базаре подскочили
втрое. Бедняга сипай, спросив, сколько стоит зерно или гхи, только ахал. Где
взять такие деньги? А на пустое брюхо как воевать?
Маратхи
затащили на окрестные высоты пушки. Обстрел лагеря майсурцев ускорил их уход.
Хайдар
Али, как всегда, решил вначале посоветоваться с брахманами. И с вершины холма,
где таится древний храм, спустились по белокаменной лестнице жрецы-брахманы.
Они пели гимны, исторгали резкие хриплые звуки из морских раковин. На просьбу
Хайдара предсказать исход задуманной операции, брахманы не сулили успеха, но
советовали начать отход завтра же – в новолуние. При новорожденной луне всякое
дело лучше спорится. Увидеть ее тоненький серп – хорошая примета.
Хайдар
так и поступил. Вечером 5 марта 1771 года он приказал разжечь в лагере костры.
Пускай маратхские наблюдатели на окрестных вершинах думают, что его армия как
обычно готовит ужин. И когда стемнело, приступил к выполнению своего плана.
«Хайдар
Али выпустил из рук нить разумения и осторожности, – говорит летописец. – Съев
и выпив то, что было предложено слугами, он поднялся с ковра, и армия,
повинуясь его приказам, выступила на марш». Последние из уходящих ударили в
обычное время в наубат: мол, Хайдар Али и его штаб-квартира на месте.
Войска
двигались одной колонной. Так легче было преодолеть теснину, по которой
пролегал путь от Мелукоты в открытое поле. Будто змеи, ползли пехотные
батальоны. За ними следовали кавалерия, обоз. К двум часам ночи была преодолена
большая часть теснины. Скоро уже и ее конец. Потом, форсированными маршами
на Серингапатам.
Но
судьбе было угодно распорядиться по-иному. Сипаи авангардного батальона вдруг
увидели перед собой силуэты всадников. Услыхали быстрый говор, смех.
Маратхи!
Ничем не
нарушаемую до сих пор ночную тишину разорвал гулкий пушечный выстрел.
Разгром
Все
планы Хайдара Али были разом нарушены. Уйти незамеченным не удалось. И нетрудно
предвидеть, что ждало майсурцев утром. Хайдар негодовал.
- Кто
велел стрелять из пушки?
-
Начальник авангарда Нарайян Рао, Хайдар сахиб.
- Ну и
услужил, негодяй!
Теперь
дорога была каждая минута. Хайдар Али встречал людской поток, который
вперемежку со слонами, верблюдами и повозками выливался из теснины. Сбивал
войска в огромное каре. В три часа ночи каре двинулось на юг к Серингапатаму.
Хайдар Али ехал на коне впереди. Правый и левый фланги каре состояли из
сипайских батальонов, выстроенных в 6 – 7 рядов. В промежутках шли ракетчики,
двигались пушки. Посредине находились обоз и кавалерия во главе с Мир Разой.
Мир Раза получил приказ беспощадно рубить всякого, кто попытается
дезертировать.
- Шире
шаг! – передавалась по рядам команда. – Не отставать!
Ах,
этот неурочный выстрел! Уже через час по обе стороны каре замелькали в темноте
быстрые смутные тени. Затем стал нарастать конский топот. Это были несколько
тысяч всадников, присланных Тримбаком Рао. Подскакав к каре, маратхи
забрасывали майсурцев горшками с горючей смесью. Оттого становилось светло, как
днем.
- Хар,
хар, махадэо!
Занялся
рассвет, залив половину горизонта алой кровью. Левый фланг каре возглавлял
ангрез Стюарт. У него были четыре батальона молодых неопытных сипаев.
- Без
команды не стрелять! – повторял он. – Не стрелять!
Но
напряжение было слишком велико. И то один, то другой сипай, не выдержав, палил
в сторону маратхов. Те, гарцуя на безопасном расстоянии в сто ярдов, не терпели
ни малейшего вреда. А будет ли время перезарядить ружья? Стюарт приказал было
сержантам-европейцам приканчивать нарушителей. Но куда там? Сипаи клялись:
- Тронь
только, ангрез проклятый!
-
Убьем.
Совары
Мир Разы зарубили с десяток крикунов. Порядок был восстановлен.
Отбивая
непрерывные наскоки маратхов, Хайдар Али дошел до деревни Чинкурли. Дорога
здесь оказалась перекрытой. Восемь пушек, установленных на дамбе пруда
Моти-Талаб, изрыгали пламя и смерть. Атаковал батарею сам Хайдар с отрядом
смельчаков. Вражеские канониры разбежались, пушки были заклепаны. Измученной
армии, не евшей трое суток, пришлось дать короткую передышку. Но как дорого она
стоила!
Тримбак
Рао успел подтянуть артиллерию. Тридцать пушек открыли огонь по каре, и
майсурцы сразу же стали нести потери. Взорвались ракеты на тесно шедших друг за
другом верблюдах. От прямого попадания ядер взлетело на воздух несколько
повозок с порохом. В адских взрывах погибли, заживо сгорели сотни майсурских
воинов.
Каре,
все в клубах порохового дыма, отбиваясь от маратхов штыками и пиками, упорно
двигалось на юг. Хайдар Али рвался к высокому холму на полпути к столице. У его
подножья – россыпи громадных камней. Достигнув холма, его армия сразу получила
бы огромное преимущество.
Холм
был совсем рядом. Но Тримбак Рао не упустил шанса. Разделив кавалерию на три
отряда, он бросил их в решительную атаку на фланги и тыл каре.
Левый
фланг Стюарта, и без того сильно вогнутый вовнутрь, не смог выдержать нового
напора огромной массы вражеской кавалерии и
рассыпался. Бросая ружья, сипаи устремились к холму. Только там и
спасение! Маратхи с торжествующими воплями ворвались вовнутрь каре. Засверкали
клинки. Совары Мир Разы, отхлынув вглубь каре, прорвали правый фланг.
Арьергардные
батальоны держались стойко. Здесь было много франков. Но атакованные изнутри и
снаружи, они тоже дрогнули, рассыпались. Арьергард в мгновение ока был смят.
Земля покрылась мертвыми и умирающими.
Все потеряно!
Хайдар Али спрыгнул с коня. Приходилось спасаться бегством. Вместе с другими
бегом поднялся на вершину холма. Там собралось человек двести. Как и шесть лет
назад, в неудачной битве при Анаватти, Хайдар в бессильном гневе озирался по
сторонам. Какая это была ужасная картина! Его армия перестала существовать. По
полю рассеялись 25 тысяч охваченных ужасом людей. Маратхи рубили их саблями,
кололи пиками.
«Удача
отвернулась от недавнего победителя ангрезов, – замечает летописец. – Его армия
была затоптана вражеской конницей. На майсурцев обрушились беды, горше кар
Судного дня. И многим из них пришлось до дна испить чашу смерти».
На
вершину холма взобрался Гази Хан с дюжиной спешенных соваров.
- Холм
окружают, Хайдар сахиб! Бежим!
- Где
Типу?
- Не
знаю. Слезай!
Гази
Хан чуть не силой стащил Хайдара Али с валунов. У подножья холма их ждала сотня
всадников. Конюх держал под уздцы Хамсараджа, хайдарова коня. Отряду удалось
пробиться сквозь скопление маратхской кавалерии. Он бурей умчался на юг.
Капитан
Клод Гюго, единственный из франков, которому удалось избежать плена, говорит:
«Отступление превратилось в разгром. И это можно было предвидеть. Майсурский
вождь возложил на свою армию непосильную задачу. Разве могли 25 тысяч усталых,
изголодавшихся людей пройти семь лье[28]
до Серингапатама, причем четыре из них по равнине, на виду у вражеской армии из
ста тысяч всадников?»
Хайдар
Али потерпел разгром. Небывалый разгром.
Ушла, хитрая лиса
Шальная
пуля надорвала Тримбаку Рао правое ухо. Но полководец не чувствовал боли.
Зажимая кровоточащую рану пальцами, он принимал рапорты сардаров. Победа! Он
совершил то, что не удалось сделать самому пешве!
В плен
попали почти все уцелевшие от гибели старшие майсурские командиры. Путь на
свободу прорубили себе лишь Файзулла Хан и Шринивас Рао Баракки с горстью
ветеранов. К Тримбаку Рао одного за другим приволокли Мир Али Разу, Али Заман
Хана, Абдуль Мохаммеда. Пригнали офицеров-франков. Почти все они были ранены.
Их уже успели ограбить, раздеть почти догола.
-
Хайдара ловите! Самого Хайдара, – твердил Тримбак Рао. – Кто словит, получит
награду.
Ясин
Хан чуть не погиб при прорыве маратхами каре. Удар вражеской сабли пришелся ему
по виску, сильно повредив глаз. Но он видел, как Гази Хан уволок с вершины
холма Хайдара Али. И решил прикрыть их бегство. Удивительно похожий на Хайдара
Али, Ясин Хан еще более увеличивал это сходство, сбривая как и он по вторникам
и четвергам бороду и усы. В великой суматохе, среди дикого грабежа, он кое-как
напялил на голову имаму – алый тюрбан, подарок Хайдара Али. И был тотчас
схвачен.
- Сам
Хайдар наик! – ликовали маратхи. – Попалась, хитрая лиса.
Мнимого
владыку Майсура тотчас доставили к наскоро разбитому шатру Тримбака Рао. Тот
довольно потирал руки.
- Ну
вот! Как говорят, слон прошел, один хвост остался. Побудь пока в моем шатре,
Хайдар сахиб.
Ясин
Хан очутился в шатре, где уже сидели под караулом пленные майсурские командиры.
Узнав Ясин Хана, они отворачивались.
- Салям
алейкум! – приветствовал их Ясин Хан. – Или не рады видеть своего хозяина? Неблагодарные
слуги…
Пленникам
было не до шуток. Каждый тревожился о своей дальнейшей судьбе.
Мохаммед
Али Кумедан с горстью смельчаков долго и упорно оборонял холм, с которого удрал
Хайдар Али. Отбил несколько ожесточенных приступов. Но в конце-концов его
схватили, обезоружили. Когда полководца привели к Тримбаку Рао, тот встретил
его словами:
- А ты
славный воин, Кумедан. Переходи на нашу сторону.
- Я
клялся в верности Хайдару Али, моему хозяину.
- Твой
хозяин в плену. Сидит под стражей. А служить пешве – большая честь. Он уважает
храбрецов.
Мохаммед
Али Кумедан подумал немного для вида.
-
Ладно, сардар. Мое ремесло – война. Жить-то надо! Но, дозволь сначала забрать
семью из Серингапатама.
-
Забирай. Скоро я прибуду туда с войсками.
А на
поле гибели майсурской армии бушевал грабеж. Почти не таясь, обирали тела
падших мародеры.
К концу
дня Тримбак Рао вновь заглянул в шатер.
-
Придется тебе написать в Серингапатам, что угодил в плен, Хайдар сахиб, –
сказал он Ясин Хану. – Прикажи киладару, чтоб он сдал крепость без боя. Так
будет лучше.
Пленник
ничего ему не ответил.
-
Говорить не хочешь, – усмехнулся Тримбак Рао. – Что делать? Победа и поражение
– в руках божьих. Ты все-таки напиши. Зачем лишнее кровопролитие? Карта твоя
бита. Отправлю тебя с сыновьями и зананой в Пуну. Пешва решит твою судьбу.
Тримбак
Рао так и не получил ответа. Выходя из шатра, он столкнулся лицом к лицу с
раджой Мурар Рао, владыкой Гути. Мурар Рао принял самое деятельное участие в
войне с Майсуром. Узнав о пленении Хайдара Али, он решил взглянуть на давнего
врага. Наконец-то, попался, стервятник! Но Мурар Рао ждало разочарование. Едва
взглянув на пленника, он воскликнул:
- Да
это же Ясин Хан, шут и собутыльник Хайдара!
Маска с
Ясин Хана была сорвана. Но Хайдар Али был уже далеко. Ушла, хитрая лиса.
Жив наследник!
Гази
Хан с великими трудностями доставил Хайдара Али в Серингапатам. К концу пути у
него осталось всего 15 всадников – так упорно преследовали его маратхи. И
Хайдар немедля стал налаживать оборону.
«В
Индии сипаев и даже наиков в плен не берут, – пишет в своих мемуарах де ла Тур.
– Поэтому большая часть их вернулась к Хайдару Али, хотя без оружия и лошадей».
Совары
и сипаи прибывали днем и ночью. Усталые, голодные, ограбленные до нитки.
Приходили целые отряды во главе с наиками. Хайдар Али тут же выдавал им деньги.
Этим занимался молодой пухлый мир-мунши[29]
Пурнайя, новый доверенный человек Хайдара.
Брахманы
поили раненых и больных настоями трав, накладывали на раны повязки с порошком
из куркумового корня.
Вернулся
из-под Чинкурли Мохаммед Али Кумедан. Полководец еще не остыл от пережитого.
Его бурое, продубленное солнцем и ветрами лицо кривила нервная улыбка.
-
Тримбак мне говорит, переходи на нашу сторону, – рассказывал он. – Я для вида
согласился. Но, мол, разреши сбегать в Серингапатам за семьей. Тот разрешил. Я
сам и мои сипаи безоружны. Еще раньше с нас содрали тюрбаны и куртки. Последнее
отняли по дороге эти шакалы пиндари. Вчера вечером, глядим – на дороге застава
маратхов. Попросил у сардара: разреши заночевать где-нибудь поблизости. Мои
люди едва живы. А ночью удалось без шума снять часовых, захватить оружие.
Перекололи маратхов штыками и бегом сюда.
-
Молодцы! Не знаешь случаем, что стало с Типу? Не видел его?
- Не
знаю, Хайдар сахиб. Не видел.
Пришел
с остатками непобедимых Рамджи. Куда девался его бравый вид. Он предстал перед
Хайдаром Али без ружья и кумли, без рубахи, босиком. Усы густо посеребрены
сединой.
- А где
Кришна? – спросил Хайдар Али.
Сипай
заплакал.
-
Сильно ранило Кришну.
- А я,
кажется, потерял сына, Рамджи.
Уже
через сутки под рукой у Хайдара Али было четыре тысячи сипаев. А люди
продолжали прибывать. Явился капитан Хюгель. Он получил под Чинкурли девять
сабельных ран и угодил в плен. Но через пару дней сумел удрать, выдав себя за
маратхского пушкаря. За ним прибыл Стюарт. Он был жестоко ранен в ногу, и
Хайдар Али тут же назначил лечение: промывать рану простой теплой водой четыре
раза в день. К ангрезу с тех пор приклеилось прозвище «Хромой Стюарт».
У
Бангалурских ворот с утра до вечера царили толчея и гомон. В проем ворот одна
за другой вползали тяжело груженые арбы. Чего только на них не было! Ружья и
сабли. Седла и палатки. Котлы, пушечные ядра. Все это добро столичные купцы
скупали в маратхском лагере у Чинкурли. Согласно давнему обычаю маратхов,
каждый из них волен распоряжаться своей долей добычи так, как ему вздумается.
Подсылал их туда сам Хайдар Али. Удалось откупить большую часть ружей и другого
оружия, даже пару пушек. Купцам тут же вручались деньги. Довольные, они
подсчитывали выручку. Выгодное дело!
- Сына
моего, Типу, не видели?
- Не
видели, Хайдар сахиб, – отвечали купцы. – Не встречали.
Прибыл
Акоп Симонян с транспортом арб.
- Я
направлялся с компанией купцов на Малабар, Хайдар сахиб, – рассказывал он. –
Вез кое-какие товары. У Чинкурли узнаю, что с тобой беда стряслась. Маратхи
твое добро дуванят. Вот, перекупил для тебя двести ружей.
- Век
не забуду такой услуги, Акоп! Не слыхал ли что-нибудь о Типу?
Купец
развел руками.
- Не
слыхал…
Хайдар
Али не раз и не два на дню спрашивал сипаев, купцов – может, кто знает, что
приключилось с его сыном? Может, кто его видел? И слышал в ответ: не знаем, не
видели.
Готовя
столицу к неминуемой осаде, Хайдар Али денег не жалел. И армия возрождалась на
глазах. Вновь сформированные батальоны занимали места на крепостных стенах. Вот
когда пригодились сокровища, захваченные в Беднуре!
Что с
Типу? Жив ли он? Эти мысли не давали покоя. И когда
кончался наполненный заботами день, Хайдар спешил к
мазару[30]
Кадира Вали.
Мазар
этот таится на берегу Кавери, к северо-востоку от столицы. Кадир Вали пришел в
Майсур четыре века назад при султане Ала-уд-Дине Хильджи. Начал проповедовать
среди здешнего люда ислам, о котором до него тут слыхом не слыхали. С годами
Кадир Вали был признан покровителем жителей столицы.
Хайдар
Али опускался на теплые камни. Отходили в сторонку телохранители. Шелестели над
головой флаги, поставленные у мазара почитателями святого. Спрятав лицо в
ладонях, Хайдар молился:
- О,
святой Кадир Вали! Ты близок к Аллаху. Замолви там за меня словечко. Убереги
Типу от сабли, от пули.
Железо,
и то устает.
А Типу
уцелел. В момент прорыва каре он находился с обозом. Хайдар Али слал ему приказ
выйти вперед. Но в общем смятении ни один из харкар так и не сумел до него
добраться.
Когда
маратхи смяли арьергард, телохранитель Саэд Мохаммед Мехдеви не потерял
присутствия духа. Он сшиб голову вражескому всаднику, который изготовился
обрушить сабельный удар на Типу. Сразил второго, третьего.
- С
коня долой, шахзада!
Они
спрыгнули с коней. Саэд Мохаммед Мехдеви, схватив Типу за руку, увлек его в
гущу арб, куда еще не добрались маратхи. Вокруг, не узнавая друг друга,
метались охваченные паникой сипаи и обозники. Оба сорвали с себя тюрбаны,
куртки. Им удалось уйти с гиблого места.
Рослый
«слепой» и его «поводырь» шли к Серингапатаму целую неделю. Приходилось делать
дальние обходы, побираться у вражеских кострищ. Однажды они слышали такой
разговор:
-
Хайдар удрал.
-
Говорят, словили белого коня Типу Султана. Сам он где-то скрывается.
- Вот
бы словить…
Беглецам
удалось выбраться из водоворота бед, в который их кинула судьба. На восьмые
сутки, к исходу ночи, Типу и его верный телохранитель вышли на берег северного
рукава Кавери.
- Мы у
цели, шахзада, – с облегчением вздохнул Саэд Мохаммед Мехдеви. – Вон, видишь –
стены Серингапатама. Пойдем, воздадим хвалу святому Кадиру Вали.
Они
направились было к мазару. Но Типу вдруг замедлил шаг.
- Там
кто-то есть, Саэд.
У
мазара мерцал в редеющей темени светильник. Склонялся в поклоне, выпрямлял
спину человек. Это был Хайдар Али. Охваченный горем при мысли о гибели сына, он
шептал:
- Ты
дал, Аллах, ты и взял. Но на что мне власть без наследника? Все труды прахом…
Типу и
Саэда вдруг окружили темные фигуры. Нацелили на них добрую дюжину копий.
- Кто
такие?
Начальник
телохранителей узнал Типу.
- Эй,
Хайдар сахиб! Нашелся твой сын.
Хайдар
Али поднялся на ноги. Неужто молитвы его услышаны? Да, это было так. Перед ним
стоял Типу – в рубище, худой. Но целый и невредимый.
- Жив!
– сказал Хайдар Али, обнимая Типу. – Слава тебе, Кадир Вали! Хвала тебе Аллах,
всеслышащее ухо!
И будто
гора свалилась с плеч Хайдара. Вновь это был смелый, уверенный в себе правитель
и воин.
Жив
наследник!
Осада завяла
У
Чинкурли целых полторы недели шумело великое торжище. Сардары, рядовые
всадники, сипаи и пиндари распродавали захваченное у майсурцев добро. Его было
немало: 45 пушек, 25 слонов, 8 тысяч лошадей и верблюдов, большой обоз, часть
казны. Дележ добычи – святое дело!
Это-то
и спасло Хайдара Али.
Только
на десятый день явились маратхи. Вдоль северного рукава Кавери зажелтели стяги
неисчислимой конной орды. Хайдар Али к этому времени ценой неимоверного
напряжения сил успел приготовиться к обороне. В крепости у него были десять
тысяч хорошо вооруженных сипаев. Со стен незваным пришельцам грозили
многочисленные пушки с расчетами из топассов и арабов.
Тримбак
Рао стал лагерем в миле от Серингапатама. Его саперы понарыли вокруг города
траншей. В траншеях засела пехота. Но осада была лишь жалким подобием осады.
Для маратхов, грозных в открытом поле, столица Майсура была крепким орешком.
Постреляв по крепости из пушек, маратхи к вечеру утаскивали их в свой лагерь.
Не оставалась в долгу и крепостная артиллерия.
Опасными
были лишь обстрелы с Каригатского холма, стратегически важной возвышенности
близ столицы. С вершины редута на холме видна была часть острова и восточный
край укреплений. Хайдар Али часто поднимался на северо-восточный бастион
поглядеть на холм. Недавно пущенные оттуда бомбы взорвались в казармах,
поубивав и покалечив десятки сипаев. Вот и сейчас. Над Каригатским холмом
поднялся тугой клуб сивого дыма. За ним второй, третий. Донесся гром пушечных
выстрелов. Ядра подняли столбы воды в реке, ударились о камни у подножья
бастиона. Мохаммед Али Кумедан
усмехнулся.
-
Недолет. По тебе стреляют, Хайдар сахиб.
- Пора
заткнуть глотки этим пушкам. Горожане в страхе и смятении от обстрелов. Кто
пойдет?
- Я! –
тотчас вызвался Кумедан. – Я сделаю…
Когда
стемнело, Кумедан с большим отрядом сипаев, переодетых в маратхские одежды,
тайно покинул крепость. Предупредил, что всякий, кто вольно или невольно
подымет шум, будет прикончен на месте. И все знали, что это не пустая угроза.
Через брод отряду удалось незамеченным перейти Кавери. Сделав обход, чтобы не
нарваться на вражеские разъезды, майсурцы зашли в тыл Каригатскому холму.
Кумедан
не зря слыл удачливым полководцем. На подходе к холму ему удалось перехватить
несколько вражеских воинов. Приставив к горлу пленников кинжалы, майсурцы
вызнали имя начальника караула. Но обещанную им жизнь Кумедан не сохранил.
Когда
Кумедан и его люди поднимались по каменным ступеням на холм, их окликнули:
- Кто
идет?
- Иль
не видишь? Свои! – ворчливо отвечал Кумедан. На подмогу вам присланы. Подняли
среди ночи. Торчи теперь на этом каменном бугре. Век бы его не видал! Что я,
сова?
Кумедан
ругался, поносил всех начальников на свете. Поспать не дали. Где совесть у
людей? Его недовольство и жалобы развеселили стражей холма.
-
Давай, подымайся скорей, ворчун.
- Мы
тоже не совы.
Со
смехом и шутками, даже не спросив пароля, маратхи впустили Кумедана и его отряд
на холм. И были жестоко наказаны за беспечность. Воины Кумедана атаковали
пушкарей и саперов в траншеях. И, по словам летописца, «безжалостными клинками
освободили плечи караульщиков от тяжести их глупых голов». Спастись удалось
немногим.
Удержать
холм в гуще врагов было невозможно. И Кумедан велел разрушить укрепления,
заклепать пушки и сломать у них колеса.
-
Скорей! – торопил он сипаев. – Уходить пора.
Еще до
рассвета отряд, нагруженный трофеями, вернулся в город. Обстрелы с Каригатского
холма были надолго прерваны.
Типу
Султан командовал войсками, которые обороняли южные стены Серингапатама. Вместе
с Кумеданом обучал рекрутов владению оружием. В крепости почти не было лошадей.
Чтобы раздобыть их, Типу каждую ночь отправлял на поиски смельчаков-соваров. И
добрую весть принес Нилкантх Рао, тот самый лихой наездник, что бился на
арене с Айраватой. Ранним утром он
вернулся из ночного поиска с парой гнедых на поводу. Доложил:
- В
лугах за Кавери большой табун, шахзада. Кони трофейные. Вроде, видел я там и
твоего Тауса.
Типу
сразу загорелся.
- Где?
Далеко:
- Не
близко.
Получить
разрешение на рискованный ночной поиск оказалось не так-то просто. Хайдару Али
не хотелось отпускать сына. Его могли убить, взять в плен. Хватит и того, что
пережито, пока Типу пропадал восемь дней после Чинкурли.
- У
маратхов мой конь, хузур, – почтительно настаивал Типу.
Разрешение
было дано. И Типу этой же ночью покинул крепость
С ним были полторы сотни безлошадных соваров.
Каждый захватил узду с поводьями, нагайку. Типу приказал всем накрыться кумли –
сипайскими одеялами, и по равнине будто брела череда смутных духов. Царило
великое ночное молчание. Лишь перекликались невнятными хрустальными голосами
остывающие камни, да стрекотали цикады.
Нилкантх
Рао привел отряд к цели. Типу и его отряд залегли в траву, за камни. Вдалеке,
на пригорке горел костер. В его свете вычерчивались фигуры сторожей, коней под
седлами. С глухим топотом, фырканьем пасся на свободе табун. В смутной
движущейся массе табуна выделялся белый конь.
- Таус!
Типу
негромко свистнул. И Таус, навострив уши, пошел в его сторону. За ним табун.
Типу поднялся из травы.
-
Здравствуй, друг! – оглаживая коня, сказал он. – И прости. Я крепко виноват
перед тобой.
Совары,
разобрав лошадей, накидывали на них узды. Наконец-то своя животина! От
поределого табуна уходили галопом. Позади слышались хлопки запоздалых
выстрелов.
Следующей
ночью Типу угнал 200 лошадей.
В дело
вступил Хайдар Али. Выждав, пока все успокоится, он ночью напал на лагерь
маратхов. Ему удалось отбить 800 лошадей. Типу в общей суматохе угнал пятьсот.
Раздосадованный Тримбак Рао перенес лагерь на три мили от города. Но Типу
совершил еще не одну вылазку, сея панику и разлад во вражеском стане.
Силы
Хайдара Али росли с каждым днем. В его армию вступали жители столицы. Гази Хан
собрал соваров, которые уцелели в побоище при Чинкурли. Прослышав, что Хайдар
щедро платит войскам, на его сторону перебежали лучшие сипаи Тримбака Рао, даже
некоторые сильхадары с их отрядами. В городе вовсю работали пороховые заводы,
мастерские по отливке ружейных пуль.
Действия
защитников Серингапатама становились все более дерзкими, опасными.
Подоспел
большой праздник, когда хинду совершают ритуальные омовения в реках, чтобы
смыть с себя грехи. Река Кавери для жителей Декана столь же священна, что и
великий Ганг для северян. И едва занялся рассвет, к тому месту, где Кавери,
обежав с обеих сторон остров с крепостью, вновь сливает свои воды, прибыла
блестящая процессия: Тримбак Рао и его
сардары на слонах, кавалерия, пехота. На берегу будто сад расцвел, столько было
разбито шатров и палаток, столько реяло флагов, столько слонялось празднично
разодетого люда. Били барабаны, ревели трубы. Жрецы-пурохиты славили богов.
На
берегу реки собралась большая толпа полуголых людей. Тримбак Рао первым вошел в
воду. Зажав пальцами уши и нос, окунулся с головой. Его примеру последовали
сардары, всадники, сипаи.
Вдруг
откуда-то прискакал Гази Хан с отрядом соваров на великолепных лошадях. Дав
залп, отряд пустился наутек. Маратхская кавалерия бросилась вдогонку. И тогда
из засады вышли Хайдар Али, Типу Султан и Кумедан, ударили по телохранителям.
Были убиты слоны, на которых маратхи возят знамена и наккары. Наккары
разломаны. И на помощь не позовешь.
Тримбак
Рао выскочил на берег. В одном дхоти, с которого стекала вода, он прыгнул на
коня и ускакал. Злые языки утверждают, что маратхский полководец в спешке забыл
на берегу саблю, одежды, драгоценности и перевел дух лишь у озера Моти-Талаб,
что в 20 милях к северо-западу от майсурской столицы.
Шатры и
палатки на берегу Кавери достались майсурцам. Лагерь маратхов разграбили
пиндари, так как пронесся слух, что Тримбак Рао убит.
Осада
совсем завяла. Пешва советовал Тримбаку Рао взять Беднур. На это уйдет не более
двух с половиной месяцев. Хайдару тогда неоткуда будет получать провиант и
фураж. Но Тримбак не послушал дельного совета. По соседству вон сколько не
разграбленных провинций! Оставив у Серингапатама крепкий заслон, он двинулся с
35-тысячной армией на юго-восток.
До Лондона далеко
А что
же договор с ангрезами о взаимной помощи? Хайдар Али сделал, кажется, все для
того, чтобы быть с ними в дружеских отношениях. Шел на уступки, порой себе в
убыток. Так, в 1771 году бомбейцам было разрешено вновь открыть факторию в
Хонаваре, вывозить оттуда сандал, перец и кардамон.
Но для
мадрасского правительства договора вроде бы и не существовало. Когда к горлу
приставили нож – смертный приговор себе подпишешь. Пускай Хайдар сам улаживает
свой спор с маратхами.
Когда в
форт Сен-Джордж в очередной раз прибыл майсурский вакиль, его принял сам
губернатор.
- Мой
хозяин, Хайдар Али Хан Бахадур, уже год как в одиночку бьется с маратхами, –
говорил вакиль. – Недавно он потерпел неудачу, так как у маратхов большой
перевес в силах. А помощи со стороны Компании все нет и нет. Коль подписан
договор, надо соблюдать его условия! Не так ли, лат-сахиб? Мой хозяин
спрашивает, дождется ли он помощи? Или, может, договор для Компании пустая
бумажка?
Требование
Хайдара Али было законно. Но участие в чужой войне не сулило Компании ничего,
кроме убытков. Такая война хуже чумы.
- Ну
зачем так, дорогой вакиль? – деланно вознегодовал губернатор. – Компания
соблюдает подписанные ею договоры. Но порой мешают обстоятельства.
- Что
же это за обстоятельства, лат-сахиб?
- У
Компании нет денег. Мы полностью зависим от наваба Мохаммеда Али, от его казны.
Налоги в Карнатике собирают его люди. А наваб не пожелал признать Хайдара Али
стороной договора.
Против
оказания помощи Хайдару Али решительно выступал сэр Линдсей. Этот джентльмен
был прислан британским парламентом с тем, чтобы приостановить разграбление
Карнатика служащими Компании. Ведь, Карнатик, согласно статье II Парижского договора, находится под защитой Короны! Наваб
Мохаммед Али, смертельный враг Хайдара Али, был за союз с маратхами, жаждал
гибели Майсура.
- Увы,
дорогой вакиль! – плакался губернатор. – Мы всего лишь купцы. Вопросы войны и
мира решаем не мы, а Совет директоров в Лондоне. О просьбе Хайдара Али ему было
доложено. Вот ждем ответа. Получим разрешение, предпримем что-нибудь. На днях
нами было отправлено еще одно письмо в Лондон…
Бесстыжему
хоть в глаза плюй, он проморгается!
Многоопытный
вакиль видел: лжет губернатор. Перечеркивает договор, подписанный его же рукой.
Небось, на войну с Майсуром деньги нашлись.
- Пока
вы будете ждать ответа, и война кончится. До Лондона-то вон как далеко.
Бой у брода
После
катастрофы у Чинкурли война тянулась еще пятнадцать долгих месяцев.
«Маратхи
разожгли по всему Майсуру пожар грабежей и насилий, – говорит летописец. – Ими
были совершены бесчисленные злодеяния. Крестьяне с плачем и стонами разбежались
из своих деревень куда глаза глядят. Вздохи и жалобы обиженных достигли самих
небес».
С
сентября 1771 по февраль 1772 года Тримбак Рао грабил Бала-Гхат и Паин-Гхат[31].
Брал измором последние, еще не занятые майсурские крепости.
Положение
Хайдара Али было трудным. В руках у него оставались лишь Серингапатам, Бангалур
да Беднур. Коммуникации перерезаны. Помощи от мадрасцев, видимо, не дождаться.
Батальоны красных мундиров появились в Тричи и Веллуре. Но, не новая ли это
угроза Майсуру? Известно, ведь, что в Мадрасе побывали вакили Тримбака Рао.
Тримбак просил мадрасцев прислать ему большие пушки и инженеров для осады
Серингапатама.
У
Саршам-Махала собралась однажды толпа: старики, купцы, уважаемые люди со всех
махалла. Хайдар Али вышел им навстречу.
- С чем
пришли, почтенные?
Один из
стариков, поклонясь до земли, отвечал:
- Жить
стало невмоготу, Хайдар сахиб. Торговля замерла. На базаре ни зерна, ни гхи.
Поля вытоптаны, арыки разрушены. Окрестные селения в развалинах, и одним богам
известно, что стало с их жителями. Бросил бы ты сострадательный взгляд на свой
народ. Помирился бы с маратхами.
- Знаю,
что вам тяжело, – отвечал Хайдар Али. – Война затянулась сверх меры. Но не я в
том виноват.
В
Мелукоте, где стояли лагерем маратхи, вновь появился Аппаджи Рам. На встрече с
Тримбаком Рао он заявил:
- Не
пора ли свернуть свиток взаимных обид и споров, сардар сахиб? Не пора ли
изгнать ненависть из сердец, смыть пыль вражды чистой водой дружбы и согласия?
За эту войну было столько крови пролито, что собери ее всю вместе, земля
Майсура стала бы алой, как утренний рассвет. Мой хозяин, Хайдар Али Бахадур,
предлагает мировую.
Тримбак
Рао, слушая вакиля, досадовал на самого себя. Ах, какую он сделал оплошность,
не добив Хайдара после сражения у Чинкурли! Надо было сразу же идти на
Серингапатам. Город в то время был почти беззащитен. А теперь вот, изволь,
договаривайся с битым наиком.
- Твой
хозяин сильно провинился перед пешвой, вакиль. Мир будет стоить ему дорого.
-
Сколько?
- Крор
рупий.
Аппаджи
Рам стал торговаться.
-
Хайдар Али все потерял под Чинкурли, Тримбак сахиб. Даже его тюрбаны, халаты и
чувяки – и те поделили между собой твои всадники. Весь Майсур стал пастбищем
для твоих коней. Откуда такие деньги?
- Будто
нам неизвестно, сколько твой хозяин награбил в Беднуре. Так и передай – один
крор. Хочет еще подумать, я подожду. У меня время есть.
По
возвращении в Серингапатам, Аппаджи Рам докладывал:
-
Тримбак стоит на своем. Отдай ему крор рупий. Между прочим, на глаз видно, что
и его положение нелегкое. У Мелукоты прорва конницы, а кормить ее нечем. Лошади
и тягловые быки – кожа да кости. Соломы и той не достать. Маратхи ее по всей
стране с крыш сдирают. Везут ее чуть не от самой Пуны.
Аппаджи
Рам рассказывал далее, что сардары ропщут, домой хотят. Одному Тримбаку война
не надоела. Плохо ли ему? Под рукой 40 тысяч всадников, армейские базары. Что
ни вечер, Тримбак задает в своем шатре пиры, слушает музыку, каввалей-певцов.
-
Слишком много он хочет, – зло сказал Хайдар. – Серингапатама, Бангалура ему
вовек не взять. И я подождать могу.
Тримбак
Рао собирался еще раз грозой пройтись по поверженному Майсуру. Хотел опустошить
его так, чтобы на его земле и трава не росла. А потом на Беднур! Но в его
ставку прибыл верблюжий харкара с тайным посланием пешвы. «Надежды на мое выздоровление
нет никакой, – писал Мадху Рао. – А в Пуне уже заговоры. Подымают голову
сардары и придворные псы. Возвращайся в Пуну, чтобы защитить трон пешв от
завистников. Не медли ни дня».
Тримбак
Рао сразу же снизил размер дани до 30 лакхов. И в июле 1772 года в его лагерь
прибыл из Серингапатама караван. В верблюжьих вьюках было на пятнадцать лакхов
звонкой монеты и на пять лакхов подарков Тримбаку Рао и его сардарам. Вторую
половину дани Хайдар Али обещался уплатить «потом». Маратхам отходили Сира, Хоскота,
Дод-Баллапур, Колар, Гуррамконда и Маддагири.
Напоследок
сардары продали Хайдару Али у него же отбитые пушки. Свернув шатры и палатки,
орда двинулась на северо-запад, к Пуне.
Едва
осела пыль, поднятая конницей и босоногими сипаями Тримбака Рао, как распахнулись
Бангалурские ворота. Из крепости вышел Типу Султан с шеститысячным отрядом.
Типу
вел свой отряд форсированными маршами. В проводниках не было нужды. Гази Хан,
его военный наставник, знал дорогу как свои пять пальцев.
-
Маратхи переходят Тунгабхадру одним и тем же бродом, шахзада, – говорил Гази
Хан. – И там поблизости есть укромная долинка, где можно спрятать людей и
пушки. Есть там и прибрежный холм, с которого видна переправа.
К броду
Типу подоспел как раз вовремя. Из-за большого валуна на холме он глядел на то,
как маратхи переправляются на северный берег Тунгабхадры. Чередой перешли реку
слоны сардаров. С гамом, песнями бурной лавиной одолели брод отряды конницы.
- Домой
спешат.
- Да,
шахзада. И им воевать надоело, – согласился Гази Хан. – Обоз у них сильно
отстал и непременно заночует у брода. Всегда так было. Удобней места не найти,
скот напоить. Лет двадцать назад я тут подстерег одного сардара.
- Что
ж, подождем!
К
вечеру прибыл обоз. Он был велик. Типу насчитал тридцать слонов и множество
верблюдов, груженых деньгами и добром, награбленными в Майсуре. При обозе была
крепкая охрана. Слуги принялись стаскивать с усталых животных вьюки, разбивать
шатры сардаров. Загорались костры.
- Пока
светло, продумай все как следует, шахзада, – давал последние наставления Гази
Хан. – Удар твой должен быть внезапен, как удар клинка.
Ночью
Типу Султан напал на обоз. Напал врасплох. По словам летописца, «караванщики и
сипаи, спавшие сном беспечности и небрежения, так и не успели протереть как
следует глаза. Гром пушек и боевой клич «джай!» взметнули их подобно тому, как
порыв холодного осеннего ветра взбивает опавшие листья. В страхе они бежали,
унося с собой одни лишь жизни». Но куда было бежать? Позади дышал угрозой
густой незнакомый лес. Впереди чернела река.
Типу
отправил добычу в Серингапатам. Сам ушел в Беднур.
Весть о
захвате обоза была для Тримбака Рао подобно удару грома. Сколько денег, сколько
добра ушло из рук! Вернуться бы, покарать наика. Но подстегивал приказ спешить
к Пуне. С полдороги Тримбак отправил Хайдару Али письмо. В нем были такие
слова: «Месяца не прошло, как тебе был дарован мир, возвращены пленные амиры и
полководцы. И такое беззаконие. Берегись, наик! Мы тебе этого не простим.
Ответишь за разбой».
Хайдар
Али, потягивая дым из хукки, хладнокровно выслушал грозное послание. А три
нашествия на Майсур не беззаконие? А то, что маратхи трижды обращали в пустыню
его страну – не разбой? Попавшие в плен амиры и полководцы частью были
выкуплены за немалые деньги, частью отбиты Кумеданом. Совесть не мучила
Хайдара. Но… никогда не лишне заклинание, могущее предотвратить укус змеи. Он
продиктовал ответ: «К тому, что произошло у Тунгабхадры, я непричастен. Типу
восстал против меня. Бежал, не говоря ни слова. Поступку его нет оправдания. А
посему, изловив Типу, повесьте его на первом же попавшемся сухом дереве. Лучше
мертвый сын, чем непутевый».
Хайдар
Али знал, что Типу в безопасности. В Беднуре его голыми руками не возьмешь.
Колесо судьбы
Такой
бесславной войны, как война 1770 – 1772 г.г. еще не было в долгой карьере
Хайдара Али. Маратхи отняли у него обширные территории, ополовинили казну.
Сильно пострадал его престиж. Но он уцелел. Уцелел, благодаря находчивости,
непреклонной воле, искусной дипломатии… и своевременной болезни пешвы.
На
вечерних дастарханах в Саршам-Махале только и было разговоров, что о минувших
событиях. Откуда столько неудач? Однажды высказал свое мнение и Хайдар Али:
- Битва
при Чинкурли была проиграна потому, что армия праздновала труса. Никто не
выполнил до конца своего долга. Все бежали без памяти, куда глаза глядят.
Командиры думали лишь о своей шкуре. Бросили сипаев на произвол судьбы.
Позабыли о верности мне.
Амиры и
полководцы смутились, примолкли. Но не Ясин Хан. Он изрек несколько крепких
слов – столь крепких, что рискованно было бы приводить их здесь.
-
Говоришь, что позабыли о долге, о верности тебе? Глянь сюда! – Ясин Хан ткнул
пальцем в пустую глазницу. – Почему у меня вытек глаз? Знай – я окривел из-за
верности тебе. Ты любовался на сражение у Чинкурли с макушки холма, куда тебя
загнали маратхи. А мы, внизу, не видели ничего, кроме блеска вражеских сабель и
клубов порохового дыма. Не слышали ничего, кроме грохота пушек и трескотни
ружей.
Все
затаили дыхание. Ну и языкаст Ясин Хан! И шутки у него какие. После того, как
маратхи приняли его за Хайдара Али, твердит, что, мол, настоящий-то Хайдар Али
– это он, Ясин Хан. Да вот, спихнул его с маснада этот безбородый как евнух
мошенник и проходимец. Видно, забыл поговорку: Не дерзи хозяину, не задирай
его, не то свалишься с небес в трясину.
- Я не
о тебе говорю, Ясин Хан.
- Не
обо мне!
Вмешался
в разговор Гази Хан.
- У
Тримбака Рао было тройное превосходство в силах, оттого и неудачи, Хайдар
сахиб. Твоя армия, тоже, нанесла по маратхам не один удар. И самые сильные
нанес Типу. Сколько было им разгромлено вражеских обозов. Он вернул в тоша-ханэ
немалую долю того, что маратхи награбили в Майсуре.
Полководцы
и амиры воскликнули:
-
Воистину так!
- Типу
храбр, расчетлив и осторожен на поле сражения, – продолжал Гази Хан. – Он стал
зрелым полководцем. Ему не нужна более ничья опека.
Поведение
ангрезов в кампанию 1770 – 1772 г.г. оставило в душе Хайдара Али горький
осадок.
-
Ангрезы всегда были на стороне моих врагов. Поддерживали мятежного Кханде Рао.
Пять лет назад вместе с низамом и маратхами влезли в мои владения. Разве я
давал для этого повод?
- Ни
малейшего, – подтвердил Махдум Сахиб. – Мы все помним, как ты был разгневан и
озадачен.
-
Водить с ними дружбу – все равно, что играть в грязной канаве. Только
выпачкаешься.
У
Хайдара Али были все основания негодовать на мадрасцев. Договор о взаимной
помощи они посчитали необязательным для себя. Целых два года водили его за нос,
отделывались пустыми обещаниями.
- А
бомбейцы? Выпросили у меня разрешение открыть факторию в Хонаваре. Выручили
большие деньги от перепродажи в Европе сандала, перца и кардамона. Но когда я
потребовал по договору поставить мне пушки, свинец и селитру, ответили отказом.
Махдум
Сахиб заметил:
-
Помнишь, что я говорил, шурин? Для ангрезов любой договор – пустая буква. Так
оно и получилось.
Черные
тучи, сулившие властелину Майсура гибель, медленно рассеивались. Колесо судьбы
совершило еще один оборот.
[1] Суба – провинция.
[2] «Анабасис» - труд Ксенофонта о походе Кира Младшего против Артаксеркса Второго и об отходе десятитысячного отряда наемников-греков после гибели их предводителя (401 в. до н.э.).
[3] Владычица ночи (местн.) – кобра.
[4] Комиссариат – служба снабжения.
[5] Бегам – жена, супруга.
[6] Кульча – сдобный хлебец. По преданию, первого из хайдарабадских низамов, заблудившегося в пути, накормил святой старец, предложив кульчу. С тех пор кульча стала эмблемой владык Хайдарабада.
[7] Лат-сахиб – губернатор.
[8] Венус (фр.) – Венера.
[9] Дюплекс – губернатор французских колониальных владений в Индии в 1730 – 1754 г.г.
[11] Ист-Энд – восточный район Лондона.
[12] Тодди – пальмовое вино.
[13] Шифа-ханэ – больница, госпиталь.
[14] Варангал – небольшой город, некогда столица древней Телинганы.
[15] Ашрафи, пагоды – золотые монеты, ходившие на Декане и в Южной Индии.
[16] Рисала – кавалерийский полк.
[17] Саз – струнный музыкальный инструмент.
[18] Джалус – торжественное шествие.
[19] Локоть – мера длины, около 45 см.
[20] Пахлаван – силач, борец.
[21] Сатмаривала – гладиатор.
[22] Рустам – персонаж древнеиранского героического эпоса; Искандер – Александр Македонский.
[23] Биджапур – мусульманское государство на Декане (XI – XVII в.в.)
[24] Шах Джахан – один из Великих Моголов (правил с 1627 по 1658 г.г.)
[25] Туран – Средняя Азия.
[26] Чахмахджанг – Полумесяц войны.
[27] Джасуд (маратхск) – джасус; разведчик, шпион.
[28] Лье (фр) – мера длины, равная примерно 1,5 км.
[29] Мир-мунши – главный казначей.
[30] Мазар – надгробие могилы почитаемого святого.
[31] Бала-Гхат и Паин-Гхат – обширные долины к западу и востоку от холмов, предшествующих Восточным Гатам.